Форсайты - Зулейка Доусон

Хотя Флер воспринимала все окружающее, ее внутреннее «я» было поглощено главным: эти первые признаки грядущих битв снаружи служили только подкреплением твердой решимости внутри.

Когда в сентябре мистер Чемберлен объявил, что страна находится в состоянии войны, Флер тоже кое-что объявила – себе. В последовавшей странной подвешенности она не могла действовать, как и страна. Но подобно стране она хотя бы мобилизовала свои резервы. Дочь века, она как флюгер отзывалась на каждое его движение. Теперь к власти пришел новый премьер-министр, и Флер почувствовала, что приближается время битвы и планов, как в ней победить.

Уже днем, возможно, они узнают что-то о стратегии мистера Черчилля относительно Германии – Майкл достал пропуски на галерею ей и Уинифрид, чтобы они могли послушать его первую речь. А вот собственная стратегия Флер оставалась неясной. Одно было ясно – касалась эта стратегия Джона. После паники прошлым летом, когда она думала, что он эмигрирует, Джон вернулся домой. Первое очко в ее пользу. Далее, Джон овдовел, что тоже играет ей на руку. И, насколько ей удалось узнать из слов, случайно оброненных Уинифрид, о том, что она слышала от Холли (но их было достаточно), жениться он больше не собирался. Инстинкт, ее единственный союзник в этой схватке, подсказывал, что более удобного случая привести ее план кампании в исполнение ей не представится. Потому что она решила начать настоящую войну, пойти на все, чтобы вновь завладеть Джоном, пусть на это уйдут годы.

* * *

Благотворительное мероприятие – касавшееся румынских младенцев – было провернуто очень быстро. С тех пор как страны Оси вступили в дело, их общество практически ничего полезного сделать не могло, и было нечем оправдать дальнейший сбор пожертвований. Люди теперь сосредоточатся на том, что происходит у них дома, сказала Флер.

Эмили Эндовер, тонкая, как спичка, и немыслимо элегантная леди Гор, ответила стеклянной улыбкой, но Флер расслышала и слова:

– Некоторые никогда ни на чем другом и не сосредотачивались.

Последнее внесенное в протокол предложение было принято единогласно – передать имеющиеся суммы и дальнейшие поступления Красному Кресту.

Флер отправилась прямо в парламент, обдумывая по дороге другие благотворительные начинания. Уинифрид была в вестибюле перед бюстом Гладстона, вся в лиловом и круглой шапочке с вуалеткой. Флер подумала, что с каждым днем сходство ее тетки с королевой Мэри увеличивается все больше.

– А, вот и ты, дорогая! Мы называли его Великим Старцем, – сказала она, кивая на бюст. – Я как раз вспоминала, как твой отец пришел сюда, когда он в восемьдесят шестом внес билль о гомруле.

– Разве папа интересовался Ирландией? – Флер что-то не верилось.

– Нет, дорогая. Но твой дед достал ему пропуск, и Сомс знал, что его удар хватит, если пропуск пропадет зря. Говорят, Черчилль из такого же теста. Как Гладстон, а не твой дед, разумеется. Что о нем говорит Майкл?

– Что он убедительный оратор и что явно стремился занять этот пост. После норвежских дебатов Майкл воздержался от голосования – он хотел Галифакса, – но он говорит, что теперь они все сплотятся.

– Надеюсь! Это ведь не кайзеровская война. Лорд Китченер был такой вдохновляющей силой! Хотя Черчилль же его тогда сменил в военном министерстве… А вот и Майкл!

Несколько лет назад Флер подтолкнула мужа отказаться от костюма, считавшегося обязательным для члена парламента, и одеваться не так формально. Но в этот день – как и многие другие в палате общин, всегда замечающие, когда творится история (если она творится под самым их носом), – Майкл облачился в сюртук и стоячий воротничок. А она и забыла, как элегантно он выглядит благодаря белому канту.

Член парламента от Среднего Букингемшира поздоровался сначала с теткой жены, потом с женой. Флер прижала щеку к губам мужа. Когда она была ласкова с Майклом, ей было легче сосредотачиваться на другом.

– Майкл, что о нем сказал Дизраэли? – спросила Уинифрид, опять кивая на бюст. – О том, что он все время был пьян?

Брови Майкла на мгновение сошлись, потом его лицо прояснилось.

– А, да! «Искушенный ритор, пьяный от избытка собственного многословия».

– Вот-вот! Но так и было?

– Перманентно во хмелю, если не ошибаюсь. Идемте, послушаем второго такого.

Провожая их на галерею, Майкл взял Флер под руку и спросил:

– Очень тебе не хватает твоих младенцев, старушка?

– Пожалуй… И я ищу что-нибудь еще – если возможно, сенсационное, но сойдет и что-нибудь трогающее сердца.

Вот именно, подумала она. Ведь ее собственное сердце будет занято на стороне. И надолго, если не навсегда.

– По-моему, все, за что ты ни возьмешься, станет сенсацией. Но постараюсь подыскать что-нибудь хорошенькое.

Флер на мгновение прислонила к нему голову. Какой он милый и верный. Ну, что же…

Галерея была набита битком, но они сидели в удачном ряду. Подвинувшись, чтобы удобнее посадить тетку, Флер только-только что не примостилась на коленях у соседа, по виду мирового судьи или управляющего банком, затем устроилась на самом краешке скамьи, чтобы не внушить ему лишних мыслей. Поглядев вниз, она увидела такую же тесноту. По залу разносилось жужжание голосов, словно во взбудораженном улье. И возникало почти физическое ощущение если не направления, то значимости момента. Судя по всему, к власти пришел человек именно этого момента.

Со своей высоты Флер видела все в искаженной перспективе. Каждый человек внизу, казалось, состоял главным образом из головы, точно кегля, – и многие были такими же лысыми. Пока спикер оглашал повестку дня, Флер разыскала взглядом достопочтенного члена парламента от Вудфорда, только что вознесенного в главы государства. В первый раз она увидела его, когда он вновь присоединился к консерваторам и был канцлером – а Майкл произносил свою самую первую речь! Вон он сидит, полускрытый чемоданчиком для секретных бумаг. Руки у него были скрещены на жилете, и он показался ей удивительно похожим на «Тоби», персонаж, украшающий пивные кружки, – те же сердитые глазки под насупленными бровями и воинственный подбородок между концами слишком высокого воротничка. Ну и лицо!.. Он обернулся и заговорил с военным министром, и это движение напомнило Флер об еще одном карикатурном персонаже – Твидлди из «Алисы в Зазеркалье». Перед зеркалом, подумала она с улыбкой, он мог бы заодно быть и Твидлдумом. Про себя она тотчас непочтительно процитировала:

«Раз Твидлдум и Твидлди затеяли сражаться…»

Ну, к власти как будто пришел нужный человек.

Тем временем началось заседание. Мистер Иден отражал вопросы о вражеских парашютистах – какие меры следует принимать против них. Флер наблюдала, как головы внизу подскакивают и опускаются, точно органные регистры.

…как он смотрит на незамедлительное создание добровольческих отрядов из относительно пожилых ответственных людей, вооруженных винтовками и автоматами и обученных принимать немедленные меры в случае налета на места их проживания?

Спрашивающий сел. Мистер Иден подскочил.

– Вопрос серьезно рассматривается в свете недавних событий…

Мистер Иден сел. Подскочил другой желающий задать вопрос.

Обратится ли он к прецеденту последней войны, когда были организованы добровольческие отряды?

Мистер Иден подскочил. Спрашивающий сел.

– Этот прецедент мне известен…

Флер всмотрелась в задние скамьи и разглядела Майкла, примостившегося с краю. Он послал ей быструю улыбку, она ответила, и тут Уинифрид зашептала ей на ухо.

* * *

Переглянувшись с женой, Майкл сосредоточился на происходящем. Да, местной обороной надо заняться. Ведь так или иначе, но она организуется, и любой владелец духового ружьеца ринется за славой. С противоположной стороны кто-то выкрикнул подобное же требование:

– Давайте вооружим всех! Давайте вооружимся все!

Идену приходилось нелегко, но он ловко выкручивался. Левые просто обязаны были не доверять такому сочетанию красивой внешности и приятного голоса в одном министре, и Майкл был склонен согласиться.

Еще вопрос:

– Отдает ли себе отчет достопочтенный джентльмен, что его сторонники в палате общин, видимо, считают, что у него недостает способностей для выполнения таких обязанностей?

«Это носится в воздухе, – подумал Майкл. – И мы хотим знать, кому эти обязанности по плечу. Чемберлен утратил доверие к себе только после того, как потерял наше. Эймери не зря процитировал Кромвеля на прошлой неделе:

«Вы слишком засиделись, и от вас нет никакого толка. Удалитесь, говорю я, избавьте нас от себя. Во имя Божье – уходите!»

Иными словами: пусть кто может – делает, а кто не может, будьте добры, закройте за собой дверь потише! Когда после дебатов закурился белый дымок и встал Черчилль, Майкла грызли сомнения. Ну, что же… увидим.

Эге, на скамье подсудимых – премьер-министр. Ну-ка, ну-ка…