Русский транзит - Измайлов Андрей

Не сейчас. Потом. Как-нибудь потом. Сейчас важно вида не подать, что я педрилу признал. А то неровен час – и он меня признает. Меня, не спортсмена в кругу друзей-коллег, а меня, подозрительную личность, бывшего швейцара, опасного типа («Садист-убийца! Ведь и убить мог тогда!.. Еще помнится, папка с документами пропала тогда же!») – взять его!

Взять не возьмут, но «засвечусь» я ослепительней белого солнца пустыни. Мир тесен, черт побери!!! Оно и объяснимо, иначе быть не должно: люди одного круга раньше или позже встречаются – круг фигура замкнутая. Но! Абсолютно беспредельная страна – в смысле беспредела. Один большой круг – и по нему друг за другом бегают, догоняя, отставая, вровень, задом наперед все: от последнего мелкого карманника до первого крупного совпартработника. А я-то, голова садовая, не так давно воображал: каждому своё. С тем же Мезенцевым, к примеру… Его пример другим наука.

Наука пошла впрок. Вида я не подал. Комсомольчик-педрила тоже не подал вида. А вероятней всего – на самом деле не узнал. Кто я для него был? Швейцар-вышибала, замечать глупо. Да и пьяненький он тогда уходил. Изрядно пьяненький. Я – тоже. Тогда. И не запомнил бы его, если бы не заключалась моя тогдашняя работа в том, чтобы запоминать в лицо.

Но вот тезка-Сандра… Она не успела меня забыть. В лицо, по крайней мере. И тут же захлопала ресницами на манер говорящей куклы. Не надо. Этого – не надо. Кукла – ради бога! Говорящая – упаси бог!

Меня выручило то, что в стайку фотомоделек мы вклинились стройными рядами, всей компанией, ледовопобоищной «свиньей» – и моментально рассыпались-рассеялись, перемешались. Залихватский, бесшабашный грай. Вечеринка есть вечеринка. Не скандально, а свойски.

И действительно! Если уж все свои, то уж ВСЕ свои.

Модельки – да свои. У них первенство, и у нас первенство. Самые красивые? А мы самые непобедимые! Объединимся лучшие с лучшими!

Мордовороты – да, свои. У них работа такая – бить наповал, если что. На-адо же, совпадение! И у нас работа такая! Вот до финала дошли, завтра окончательно выясним на татами! А вы, парни, в какой технике работаете? Джан-кайтен? Ах, у вас самбо? Тоже не очень хреново!

Получилось довольно-таки непосредственно. Общими усилиями. Только Костик Сурнов неустанно повторял: «Ребятки, учтите, надо выспаться! Ребятки, учтите, нужна ясная голова!». И педрила, скот мажорный, шнырял то здесь, то там: «Девочки! Через полчасика баиньки! Девочки, с утра англосоветский спонсор обещался!». Бесполезняк…

– Я – Саша. А вы? – сыграл я учтивость перед тезкой.

– И я… – прошелестела она.

Двойная память. Да нет, никакая она не двойная. Так оно и было совсем недавно – в Питере, в «Пальмире». И было совсем не так и очень давно. Я тогда представился, чтобы познакомиться. А теперь – чтобы дать понять: мы незнакомы. Наиучтивейшим тоном, каким дипломаты обмениваются: рады приветствовать наших верных друзей (чтоб вы сдохли!).

– А я – Камиль! – встрял Камиль, обволакивая Сандру взглядом. Готов, кавказец. Он уже не отходил ни на шаг, улучая мгновения для жестов (мне, за спиной у журавлика- Сандры): мол, подобрал бы ты, Бояров, другую кандидатуру… как друга прошу! вон их здесь сколько!

Чего только не сделаешь для друга! На! Знал бы ты, Камиль, что это за подарочек. А мне – не очень-то и хотелось. Никого. И другой кандидатуры тоже. Хотя не я подобрал, а другая кандидатура подобрала меня. Такая… умничающая идиотка. Имя у нее было соответственное – Муза. Из тех, которые строят из себя интеллектуалок.

Мы, правда, перекинулись парой слов с бывшей… как бы половчей Сандру назвать?., короче говоря, с бывшей.

– Ключ! – потребовал я. – От квартиры.

– Ой, да, конечно! А как там Сережа?

– Твоими молитвами.

Вот и отлично! Тезка-Сандра сочла мою отчужденность реакцией на ее свинское поведение. Вот и отлично! И я теперь могу по прибытии в Питер наконец-то беспрепятственно попасть в свою собственную квартиру.

А компания наша уже шла вразнос. Уже пробились в кабак, уже сдвинули столы, уже стреляли пробками шампанского, уже разбились на теплые парочки, хотя и за общим застольем. Увещевания Костика и нытье мажорного скота просто утонули в шуме, звяканье бокалов, хохоте.

Идиотка-Муза ворковала о каких-то последних премьерах, о свежем номере «Нового мира», о Солженицыне. Де-воч-ка! Дала тебе природа ноги от ушей и сиськи на пружинках – ну и не суйся ты в другую область! Каждый на своем месте… То есть, безусловно, бывает сочетание: и смазливая, и не дура. Но здесь не тот случай. Ум хорош тогда, когда не демонстрируется специально. А здесь… Уши вянут.

Пришла пора пунша. Я протянул Музе бокал с пляшущим почти бесцветным огоньком: пей и молчи – может, хоть от алкоголя у тебя, идиотка, язык начнет заплетаться!

Она пить пила, но не молчала:

– Прометей! – брякнула глубокомысленно. – Принес огонь людям! Прометей!

– И орел выклевал у него печень! – блеснул эрудицией я. Мы тоже не ботфортом консоме хлебаем, тоже образование кое-какое получили.

Да уж, Прометей из меня, как, скажем, из Маринки дева Мария. Хотя орлов, желающих поклевать мою печень, в последнее время объявилось более чем достаточно. Печень по- русски. Или даже печень по-кампучийски… Вырежи печень врага и съешь – станешь сильным, как он. Однако не для праздничного ужина, не в виде фирменного блюда понадобилась бояровская требуха доктору Чантурия и компании. Где- то тут был Костя Сурнов? И врач, и патологоанатом.

Он по счастью не обзавелся моделькой, у него иные хлопоты: дай ему волю – он бы всех и каждого из наших парней от моделек оттащил и спать уложил, всех и каждого в одиночестве. И не борясь за чистоту нравов, а – режим есть режим!

В общем… Мы с ним вдвоем и просидели у него в номере почти до утра. Побеседовали. Надо сказать, у идиотки-Музы был на редкость идиотический вид. Когда я по-высоцки хрипанул: «Меня сегодня Муза посетила! Посетила, посидела и ушла!». А когда я жестами объяснился через стол с Костиком: пошли, переговорим… – и мы с ним вдвоем пошли на выход, идиотка специфически протянула: «А-а-а…». Вот, мол, в чем петрушка! А она все в толк не возьмет, отчего ее чары не действуют!

Говорю же, идиотка…

Если коллеги Вальки Головы, бойцы невидимого фронта прослушивали сурновский номер в эту ночь, то массу интересного для себя почерпнули. Интересного и бессмысленного – для них бессмысленного. Впрочем, как сказать… Да нет, вряд ли нас СЛУШАЛИ. «Космос» – гостиница специально оборудованная. Но дорогое удовольствие – подключаться к каждому номеру на всякий случай, методом тыка. Думается мне, у слухачей свой интерес и строго определенные граждане-гражданки, возбуждающие профессиональное любопытство. И спортивный врач питерских каратистов никак не попадает в круг определенных граждан-гражданок. Так что…

Отец пересадки органов – наш, Демихов. Все западные специалисты, начиная от профессора Барнарда, говорят: «Мы все ученики Демихова». Хотя он сам – доктор даже не медицинских, а биологических наук. Начинал с пересаживания голов собачкам. Тогда же пресса подняла хорошо инспирированный вой: изуверство! садизм! лжеметоды лженауки лжеспециалиста! Друзей-доброжелателей всегда хватает среди бездарей, вечная история в родном отечестве. Как с доктором Илизаровым: он в буквальном смысле слова тысячи и тысячи пациентов на ноги поставил, а его шугают верховные светила медицины, элементарную клинику выделить не желают. Так то Илизаров – результат налицо: лечит. А Демихов? Вивисектор!

После газетного разноса его профессор Вишневский к себе забрал, под защиту. Укрыл. Потому что не Минздраву подчинялся, а оборонщикам. Вояки же самую сумасшедшую идею готовы на всякий случай поддержать: мало ли что, вдруг пригодится? Они сами сумасшедшие со своими доктринами («Мы никогда первыми не нападем! Но… наш удар может быть упреждающим!») – вот и… А Демихов работал где-то в подвале, между труб: эксперименты умопомрачительные, идеи, казалось бы, дикие, но вполне осуществимые. Вот, к примеру, почки. Почка в холодильнике сутки хранится, потом – всё. Ее, почку, можно на аппарат поставить, и она будет функционировать практически бесконечно долго, даже мочу выделять потихоньку-помаленьку. Но аппарат искусственного кровообращения громоздок, транспортировать непросто. Демихов в порядке эксперимента предложил свинью использовать.

Кого, кого?! Свинью. Живую? То есть натуральную? Или это название прибора кодовое? Да ну! Нормальную хрюшку…

Вес и габариты у свиньи и человека почти совпадают. Почка подшивается – даже не обязательно внутрь, можно снаружи. Только кровь свиная откачивается, и вливается человечья. Свинья с человечьей кровью живет достаточно долго, достаточно для того, чтобы переправить ее на какое угодно расстояние. И дышать будет, и сокращаться – вместо аппарата «сердце-легкие»…