Русский транзит - Измайлов Андрей

Пуля прошла насквозь, чудом не задев ни меня, ни Маринку. Дырочка в заднем стекле – не беда. А вот то, что и в лобовом – дыра, усложняло положение. Обзор и так был минимальным: я сполз по возможности ниже (Маринка вообще улеглась на пол, скорчившись в первородной позе) – трассы почти не видел, ориентировался по фонарным столбам. Сеть стеклянных морщин не позволяла разглядеть и такую малость.

Мы мчались по осевой Кировского. Я изловчился, задействовав гибкость суставов, выдавил лобовое стекло – ворвался ветер. На мгновение приподнялся… Эх, пораньше бы!

Слишком поздно. В азарте погони мы уже выскочили на мост. Смели заграждения. Красные огни! Мост разводится!

Только и надежда, что зазор еще не катастрофически велик, и перепрыгнем, будто с трамплина.

Надежда вспыхнула и угасла. «Вольво» не достал до противоположной кромки и по дуге ринулся в воду…

Глава 4

Не везет мне с автотранспортом. Собственная «лохматка», милицейский «мерседес», пожарная «Волга», мезенцевская серебристая роскошь, как средство передвижения… «Вольво».

Серега Швед будет весьма э-э… огорчен. Чуяла его душа – не хотел он мне доверять машину даже на короткое время. И прав оказался. Не везет мне с автотранспортом. Точнее, автотранспорту со мной не везет.

Да! Для ровного счета в ту же компанию угроханных по моей милости автомобилей – грузовичок. Маленький, но тяжелый. Очень тяжелый. Бул-льк!

Нас спасло, вероятно, то, что в воздухе «вольво» задрал нос и приводнился на багажник. Нас спасло, вероятно, то, что и я, и Маринка почти лежали на переднем сидении, вжавшись в упругую кожу кресел. Нас спасло, вероятно, то, что лобовое стекло уже отсутствовало.

А вот грузовичок ничто не спасло – он шел за нами, «дыша в затылок». У пассажиров грузовичка был достаточный обзор, достаточный простор для маневра. Но они, судя по всему, тоже увлеклись, а главное, полагали, что Александр Бояров за рулем «вольво» не рехнулся, и значит: соображает, куда и зачем едет. Следовательно, не отстать бы, догнать бы, а там…

За что терпеть не могу корюшку, так это не за то, что она огурцами пахнет (хотя само по себе – противно), а за то, что она, корюшка, по слухам, питается исключительно мертвяками. Будет ей, корюшке, чем питаться некоторое время. Но – не нами. Ни мной, ни Маринкой.

… Вода была горячая, с пенкой, с ароматом хвои, мяты, меда – сложный и вкусный букет. Мы по плечи торчали в воде лицом к лицу, Маринка пихала меня ногами, валяя дурака, старалась подщипнуть за… самое дорогое. В ванне. Вдвоем. На Гражданке. У Маринки.

А в Неве-то, вода, разумеется, была, мягко говоря, прохладной и вонючей. И Маринка, выяснилось, плавала, как топор. Но не хотела – как топор… Потому цеплялась за меня, как осьминог. И если бы я не успокоил ее специфическим тычком, оба ушли бы на дно корюшку кормить.

До берега добирался мучительно долго. Загребал одной рукой, другой буксировал даму за волосы, стараясь, чтобы не хлебнула. Романтика, мать вашу! Белые ночи, багровый блин на горизонте – то ли все еще заходит, то ли уже всходит. Плеск, журчание, тишина-а. Любимый город может спать спокойно. Он так и делал. Конечно, зеваки всегда найдутся – те же владельцы машин, скопившиеся в ожидании сведения моста. Но они пялились туда, куда бултыхнулись «вольво» и грузовичок, – а нас течением отнесло. И далее, далее – я подгребал, подгребал…

Мимо пляжа Петропавловки протащило – течение здесь дурацкое, РАЗНОЕ. Трубецкой бастион, еще дальше…

А вот тут и причалим. Мертвая зона, подальше от любопытных глаз. Раньше здесь «Кронверк» швартовался.

Маринка очнулась, заскулила. Парадно-выходной гарнитурчик изгажен навсегда. Но живы – и слава богу.

Я извлек размокшую пачку денег (уцелели! умеют корейцы шить тренировочные костюмы!), отлепил сотенную и, помахав ею перед первой же машиной, убедил парня-шофера, что нам с ним по пути.

По сложному маршруту, через Каменный остров, торопясь проскочить мосты (два нырка для одной ночи – многовато) – проскочили. А что мокрые до нитки… мало ли! Под дождик попали, трудовым потом покрылись, поливалка окатила. За сотенную можно не только подвезти, но и помолчать, воздержаться от вопросов.

В квартире на Гражданке ничего не изменилось с моего первого визита. Разве только бутылок импортных прибавилось – но все таких же пустых, выставленных напоказ.

Маринка первым делом кинулась в ванную, включила полный напор, что-то оттуда неразборчиво зачирикала. А я рассортировал купюры на ковре – для просушки. Сколько их осталось? На жизнь пока хватит, а на компенсацию Шведу за утопленный «вольво» – нет. Да и деньгами тут не компенсируешь, деньги – тьфу!

Потом согнутым пальцем постучал в дверь ванной и вошел, не дожидаясь приглашения. Маринка сидела, раздевшись догола, мелко тряслась от холода и перенапряжения, нетерпеливо следила, когда же вода наполнится хотя бы до уровня груди – согреться! Пузырилась пенка.

– Должна же я!.. – начала она, когда я открыл дверь.

– … глаза в порядок привести! – продолжил я. – Между прочим, я замерз не меньше! – содрал с себя всё (на раз-два, как в армии) и залез в воду к Маринке, валетом. – А вот так она быстрей наполнится!

И действительно.

– Не посягай на честную девушку, дядя! – взвизгнула Маринка, но не истерично, а по-домашнему. Чего там! Насмотрелась более чем… И пока бегали по двору больницы, и пока ехали в ныне покойном «вольво» на Комендантский. Не до жиру. Сроднились. Спинку потереть?

Кроме импортных, но пустых емкостей, у хозяйки дома отыскалась отечественная нормальная бутылка с винтом – а внутри не водка, правда, не коньяк, но отечественная ненормальная дрянь: градусов шестьдесят, тягучая и густобежевого цвета. «Обезьяний хвостик»…

– Это еще что за дрянь?!

– Ликер, если хочешь знать! Дрянь, дрянь, тоже мне! Распробовал бы сначала.

Я распробовал. Дрянь. Такая… дамская.

– Если хочешь знать, сплошной натуральный продукт: спирт, сгущенка, порошок какао, яйцо. «Обезьяний хвостик» называется. Не нравится – не пей, мне больше достанется.

Не достанется. За неимением ничего другого и это сгодится. В конце концов до десерта мы не дошли в «Северной Пальмире» – вот и десерт.

– Жив останусь? – не к месту и не ко времени вроде бы пошутил я.

– И это он после того, как я его от смерти спасла!

– Ну, тетя, я сегодня тебя тоже спас. Плаваешь ты, надо сказать, н-неважно. Квиты.

– Да-а, сначала чуть не угробил!

Я намеревался за этаким легоньким трепом на ковре среди кучи купюр растеребить Маринку на предметную тему: о больнице, о потрошителях, о причинах и следствиях разделывания на кусочки (скелеты скелетами, но печень-почки-требуха зачем?! они же почти сразу гибнут, насколько даже я, полный ноль в медицине, помню… доктор Барнард, отторжение), о… о многом. И не из праздного любопытства.

Но почувствовал, что плыву, плыву… На мгновение пришло ощущение безопасности – поплыл. Вероятно, и остаточное действие оказывала доза, впрыснутая в меня на операционном столе. И если там, в прозекторской (или как она у них называется?), я собрался с силами, удержался на поверхности, то здесь – поплыл: вглубь, в глубь. И последняя на сегодня мысль была: «Жив останусь?». Уже без всяких шуток, но и без паники, вполне равнодушно.

Жив остался. Свежая постель, тяжелое одеяло. Маринка под боком. За окнами день в разгаре.

Как же она меня с ковра на постель перекантовала? Есть женщины в русских селеньях!

Костюм высох, деньги высохли.

Я принял контрастный душ. Оделся. Растолкал Маринку. Она никак не желала просыпаться. Потом подскочила:

– Который час?!!

– Понятия не имею. Нет часов.

– Ой, блин!!! Убьют меня!!!

Обычное преувеличение. Подумаешь – не явилась в срок на заранее назначенные процедуры: вибромассаж и так далее. Клиенты привыкли ждать – терпеливо и безропотно. Страна такая! Да и Маринкин образ жизни подразумевал некоторую беспорядочность и распустяйство. Это ведь только у нас с ней и, пожалуй, только на вчерашнюю-позавчерашнюю ночи сложились на редкость целомудренные отношения. Обычно же… что я, не знаю образ жизни и распорядок дня питерских путаночек?!

Однако Маринка заторопилась всерьез и даже на процедуру «должна же я глаза в порядок привести» затратила не больше пяти минут. «Убьют меня!».

Вряд ли. А меня – могут.

Мы еще были вместе, в одной квартире, но уже раздельно: каждый думал о своем.

– Подбросишь до метро, дядя?.. Ах, да…

Что да, то да. Теперь не на чем. Ладно, вместе выйдем, частника поймаем. На бегу, на ходу сговорились, что вечером встречаемся здесь же, у Маринки. Точно? Точно! И Шведа чтобы на этот раз не забыла предупредить. А как же! Точно? Точно! Ну, смотри у меня, тетя!

– Ты сам смотри у меня, дядя! Адрес запомнил? Не потеряешься?