Мэрилин Монро - Дональд Спото

«Как-то я обняла ее, — вспоминает Наташа, — и произнесла: "Хочу любить тебя". Помню, она пристально посмотрела на меня и ответила: "Наташа, тебе не нужно любить меня до тех пор, пока ты работаешь со мной"». Обе женщины были искренними друг с другом, но только одной из них приходилось испытывать муки и терзания страсти, не находящей взаимности. Наташина боль могла бы исходить прямо со страниц русского романа, поскольку ее любовь носила трагический характер; эта женщина не могла найти в своем чувстве удовлетворения, не в состоянии она была и покончить с ним. «Она была влюблена в меня и жаждала, чтобы я тоже ее любила», — это все, что Мэрилин сказала позднее на данную тему.

Незадолго перед смертью Наташа высказалась более открыто:

Мне хотелось бы иметь одну десятую интеллекта Мэрилин. Правда такова, что мои чувства и вся моя жизнь в значительной мере находились в ее руках. Я была заметно старше, являлась для нее преподавательницей, но она знала глубину моей привязанности и использовала мои чувства так, как это умеет делать красивая и более молодая особа. Мэрилин говорила, что в нашей паре именно она нуждается во мне. Однако на самом деле все обстояло наоборот. Моя жизнь с ней означала постоянный отказ от самой себя.

Наташа была права. Хотя казалось, что это Мэрилин зависит от нее, девушке удалось, однако, сохранить независимость и силу, а также врожденное честолюбие, благодаря которым она преодолела и в конечном итоге победила бесчисленные разочарования, одиночество и неудачи. Наташа Лайтесс намного сильнее зависела от Мэрилин, испытывая в ней потребность. В этом как раз и может состоять причина того эмоционального кризиса, который она переживала на протяжении шести лет. Даже будучи приговоренной к разочарованию в любви, Наташа продолжала любить настолько горячо, что была не в состоянии заставить себя совершить поступок, который принес бы ей освобождение, — распрощаться с Мэрилин.

Сложилось так, что первая неделя занятий Мэрилин по актерской игре и владению голосом совпала по времени с кончиной Аны Лоуэр, умершей от сердечной недостаточности 14 марта в возрасте шестидесяти восьми лет (до этого она свыше двух лет серьезно хворала). Четыре дня спустя ее тело кремировали, а урну с прахом захоронили в Вествудском мемориальном парке, неподалеку от дома, где вместе жили Норма Джин и ныне покойная Ана. По словам Джеймса Доухерти, Мэрилин не провожала тетку в последний путь — она настолько боялась пропустить урок у Наташи, что ничего не сказала той о смерти Аны Только гораздо позднее девушка призналась своему педагогу, что Ана была «единственным человеком, позволившим ей узнать, что такое любовь». Слыша такие слова, Наташа должна была переживать настоящее страдание.

Ежедневные занятия по правильному дыханию и дикции оказали немедленное, хотя и не во всем благоприятное, влияние на разговорную речь Мэрилин и на то, как она позднее произносила текст перед камерой. Поскольку у Наташи была настоящая мания правильности, она заставляла Мэрилин повторять предложение до тех пор, пока каждый слог не начинал звучать выразительно, а потом еще требовала соответствующим образом складывать губы, перед тем как начинать произносить фразу. Особенно рьяно она взялась за отчетливое проговаривание концевых зубных согласных, так что Мэрилин приходилось раз за разом декламировать фразы вроде «Говорят, тот, кто брод перейдет наоборот, будет рад: говорят, тот за год отыщет клад» и делать это до тех пор, пока не достигалось искусственное подчеркивание всех этих «д» и «т», а каждое слово не оказывалось четко отделенным от предыдущего и последующего.

К сожалению, навык от указанного упражнения быстро закрепился, найдя отражение в неестественном и аффектированном способе произнесения реплик на экране, и потребовались годы (а в конце концов — и новый педагог), чтобы преодолеть эту привычку. Чрезмерно старательная дикция, преувеличенное складывание губ, перед тем как начать говорить, излишнее акцентирование каждого слога — все эти способы артикуляции и словесные чудачества, в которых критики позднее часто обвиняли Мэрилин Монро, являлись следствием слишком активного попечения и надзора со стороны Наташи Лайтесс. И, хотя вскоре стало ясно, что метод Наташи давал отдачу в комедийных ролях, следующей преподавательнице Мэрилин пришлось трудиться вдвое дольше, чтобы подготовить актрису к произнесению более серьезных и более зрелых высказываний. Однако в частной жизни не было и следа той бездушной, чуть-чуть излишне отработанной выразительности и аффектации, которые были характерны для манеры речи экранной Мэрилин.

Как и многие другие люди, влюбленные без взаимности и без надежды, Наташа с готовностью и даже рвением пользовалась любым предоставляющимся случаем побыть чем можно ближе к объекту своей страсти и старалась формировать, учить Мэрилин и воздействовать на нее в гораздо большей степени, чем того требовали педагогические обязанности. «Я начала развивать ее разум», — сказала она через много лет, добавив, что познакомила Мэрилин с произведениями знаменитых поэтов и композиторов. По мнению Наташи, Мэрилин вовсе не принадлежала к разряду интеллектуалок и скорее «напоминала бродягу, кормящегося тем, что выбросит море, причем она использовала аналитические умы других людей, сгребая для себя их знания, мнения и воззрения». Наташа пробуждала в Мэрилин такие культурные потребности, которые прежде были ей неведомы. Однако в эмоциональном плане каждая из этих женщин никогда взаимно не понимала свою визави, и они просто оказались запертыми в круге частично совпадающих потребностей.

В конце весны 1948 года Мэрилин регулярно получала деньги от киностудии; невзирая на это, Кэрроллы по-прежнему пересылали ей изрядные суммы на карманные расходы, благодаря чему девушка могла в частном порядке брать у Наташи дополнительные платные уроки. И, как вспоминает Люсиль, их подопечная в это время перестала заниматься проституцией. 9 июня Мэрилин, благодаря стараниям Люсиль, поселилась в гостинице «Студио клаб» на Норт-Лоди-стрит, 1215, — прямо в Голливуде, причем в двух минутах ходьбы от сиротского приюта Лос-Анджелеса. Клубный комплекс зданий в испано-мавританском стиле, с обширным двором и многочисленными пальмами всех видов предназначили под отель, где жили молодые женщины, мечтающие сделать карьеру в разных сферах искусства, причем дело там было поставлено не хуже, чем в интернате при хорошем колледже или в отделении Христианского союза девушек. Строго соблюдалась ночная тишина, а лица противоположного пола могли наносить визиты только в просторном общедоступном салоне, построенном в стиле древнеримского атрия[133]. Люсиль внесла вперед триста долларов в качестве платы за проживание на протяжении полугода, и Мэрилин вселилась в комнату с номером 334[134].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});