След "черной вдовы" - Фридрих Незнанский

И это его почти рычащее признание она еще вос­приняла осознанно, то есть услышала, правда, уже из­далека, хотя губы их давно слились в бесконечном по­целуе. А вот дальше на нее обрушились уже одни сплош­ные эмоции, которые окончательно оглушили, ослепи­ли, а затем и отключили ее сознание.

Бесплотная Дашина душа воспарила к небу и отту­да с неподдельным изумлением наблюдала, как далеко внизу, на одинокой земле, без конца переплетались в страстных конвульсиях грешные тела мужчины и жен­щины, непрерывно заполняя все огромное пустое про­странство вокруг себя тем, что они называли любовью.

Душа-то наблюдала, хотя и терзалась в сомнени­ях — а хорошо ли, правильно ли подглядывать со сто­роны? Ай, как, наверно, все-таки стыдно, но... до чего ж сладко, господи...

Услышав на рассвете, то есть в начале шестого, не привычно молодой и звонкий, а сильно охрипший и будто сорванный на морозе голос молодого «важняка», Виктор Петрович сонно рассмеялся, ибо прекрасно по­нял истинную причину разительной метаморфозы. Это «амур» виноват, как рассуждали все его петербургские предки.

—  Ты, Володя, сейчас будто тот, что вчера не вер­нулся из боя. Причины мы обсудим потом, а теперь докладывай по существу. Что тебя заставило тревожить начальство в этакую рань, когда, если ты еще помнишь классика, «все чистое ложится, а все нечистое встает»?

—  Виктор Петрович, но комментс! Срочно записы­вайте три адреса! Это сейчас важнее всего.

Уже через минуту Гоголев был серьезнее некуда. Спросил только:

—  Ты абсолютно уверен?

—  Я ж говорю: пока — без комментариев. Но есть еще одно важное дело...

И он рассказал о том, что нужно срочно обеспечить безопасность женщине, которая и оказала неоценимую помощь следствию. Ее жизнь может оказаться в серьез­ной опасности. На это Гоголев мудро и спокойно отре­агировал, сказав, что он именно так и предполагал. И поэтому прямо сейчас пришлет одного хорошего чело­века, который обеспечит ей охрану и которого она дол­жна будет беспрекословно слушаться и подчиняться ему.

—   Это в районе Автово, я правильно вчера тебя понял, да?

—   Вот именно, — даже не покраснев, подтвердил Поремский и уточнил адрес, по которому находился.

—  Ну и агентура у тебя, Володя, искренне завидую! А по правде сказать, сейчас тебе, я думаю, позавидовал бы даже твой непосредственный друг и учитель Алек­сандр Борисович, который, между нами говоря, и сам никогда не терялся, почему и оставлял за флагом всех своих соперников и конкурентов. Вот так!

Дарья, приникнув щекой к обнаженному еще плечу Владимира, слышала довольно громкий их разговор по мобильному телефону — возможность пользоваться городским аппаратом он сразу отмел — с нарастающим изумлением. Основательно утомленная и физически, и психологически — это ж какое напряжение приходилось выдерживать и переживать раз за разом! — она все же не потеряла способности к логическому рассуждению. И теперь происходящее представилось ей каким-то аб­сурдистским спектаклем, в котором едва ли не главная роль отведена именно ей. И не знала еще — смеяться ей или горько плакать...

4

А непосредственный друг и учитель, о коем неожи­данно к месту вспомнилось Гоголеву (да и то, скорее всего, с подачи Меркулова), досматривал очередной сон и не чувствовал ни малейших угрызений совести отто­го, что никакого видимого результата пока так и не достиг.

Он успел уже ознакомиться с большей частью изъя­тых у представительств компании «Норма» докумен­тов, выслушал соображения по поводу некоторых из них Генриха Крафта — главного специалиста в данной теме, и, наконец, сумел-таки встретиться для серьезно­го разговора, который, впрочем, можно было при же­лании назвать и допросом, с мадам Масленниковой, в девичестве — Нестеровой. Ее местонахождение было отлично известно Генриху, а мадам, естественно, укло­ниться от встречи со следователем из России не мог­ла — слишком уже много суровых обвинений «висело» на ее родных и близких. Отказаться не могла, но и со­трудничать со следствием, как видно, тоже не собира­лась.

Старшая сестра Виктора Михайловича — Галина Михайловна внешне напоминала сухую и подслепова­тую воблу. Эта высокая и худая женщина 65 лет про­живала вовсе не в Дюссельдорфе, как предполагал Ту­рецкий и где, собственно, находился головной офис «Нормы», а во Франкфурте-на-Майне, точнее, практи­чески рядом с ним, если отъехать на северо-запад. Не­большой уютный городок Нидерхёхштадт. Что-то он определенно напоминал Александру Борисовичу, оста­валось только вспомнить что. И ведь всплыло!

Ну, конечно, здесь же его и держали в подвале од­ной из вилл российские бандиты после похищения. И тут же этих бандитов они потом, вместе с герром Юнге, и повязали[1]. Ох, время летит!

Галина Михайловна снимала небольшую двухэтаж­ную виллу на тихой улочке, как она сухо объяснила, в ожидании того дня и часа, когда с ее мужа — Геннадия Ивановича — будут наконец сняты все нелепые обви­нения и он сможет приехать сюда, чтобы навестить ее и V отдохнуть душой от проклятых российских дел.

Самое удивительное, что под «проклятыми делами» она, по мнению Турецкого, правильно понимала имен­но преступную деятельность мужа по продаже краде­ных автомобилей в России. Причем крали-то здесь, при­чем с помощью самих же хозяев автомашин, а продава­ли — там и после еще умудрялись снимать с «лохов»- покупателей двойной и тройной навар. Но уже с помо­щью друзей-подельников в правоохранительных орга­нах. Действительно, в таких-то тяжких условиях где еще и отдохнуть душой, как не в городке, который одно время выбрала для себя едва ли не местом отстоя и от­дыха российская мафия... Но почему же тогда считала обвинения против Масленникова-старшего нелепыми? Воровство и обман покупателя, не говоря уже — госу­дарства, преследуется во всех странах. А она, значит, полагает иначе? Чудно, как жизнь складывается...

Турецкий ехал, смотрел по сторонам, но ничего не узнавал. Наверное, потому, понял наконец, что все со­бытия, которые происходили с ним в этом городке, слу­чались исключительно по ночам. Ночью привезли сюда из аэропорта, ночью же увезли, чтобы утопить в Май­не, а после, тоже ночью, сюда примчалась полиция, что­бы арестовать бандитов.

А городок-то, оказывается, совсем и неплохой, чис­тенький, во всяком случае.

Почти неотличимую от соседских, арендованную виллу Нестеровой окружали несколько аккуратно об­резанных и побеленных фруктовых деревьев, похоже яблонь, и ровно подстриженный газон за невысоким сетчатым заборчиком, снова напомнившим Александ­ру Борисовичу российские загоны для кур. У калитки с зеленым почтовым ящиком находились два больших белых вазона с цветущими розами. Все ровно, аккурат­но, типично по-немецки. И темные кроны лесопарка вдали, а также острый золотистый шпиль кирхи. Будто и годы не ушли...,

Итак, Галина Михайловна оказалась в курсе собы­тий, которые произошли в России. Пока были упомя­нуты лишь нелепая гибель младшего ее сына Вадима, а также убийство родного брата и его спутников. И, ра­зумеется, она была твердо убеждена, что старший ее сын к смерти ее же брата непричастен. Она так и заявила:

—  Его там просто не было. А сваливать вину на че­ловека в его отсутствие — это у нашего правосудия са­мое привычное дело.

—   Не сочтете ли вы тогда возможным объяснить мне, зачем Максиму Геннадьевичу потребовалось про­сить меня прекратить расследование в отношении его? Зачем это человеку, который уверен в своей невинов­ности? Или все-таки он крупно виноват и боится, что следствие вот-вот назовет имя преступника? И тогда уже у него в прямом смысле земля загорится под ногами? Потому что его больше не оставят в покое ни здесь, в

Европе, ни на родине. Или вы просто не совсем в курсе дела?

—  Он?! Кого-то просить об одолжении?! — Изумле­нию и возмущению «воблы» не было, казалось, преде­ла. — Зачем вы лжете мне в глаза, господин следователь?

—   Все гораздо проще, — скучным голосом сказал Турецкий. — Я вам устрою в ближайшие день-два оч­ную ставку с вашим юристом и попрошу его подтвер­дить сей огорчительный для вас, видимо, факт. Наде­юсь, Алексей Митрофанович не откажет мне в такой любезности и подтвердит, что действовал от имени сво­его хозяина.

—  Я не знаю такого человека. Лично мне он, во вся­ком случае, неизвестен.

—  Тем более вам будет интересно познакомиться.

—   Не значат ли ваши слова, что вы собираетесь и меня арестовать? Вам что, мало моего страдающего в Крестах мужа?! Вам мало, что мой сын вынужден от вас скрываться?!

—  Ну вот видите, вы сами и подтвердили, что Мак­сим скрывается от правосудия. А это уже само по себе преступление. По немецким законам человек, нарушив­ший отобранную у него подписку о невыезде, подле­жит наказанию. Как, впрочем, и по нашим — тоже. Примите мой совет, позвоните ему либо пошлите на­рочного. Пусть он одумается, явится с повинной и даст показания. Во-первых, это действительно поможет бы­стрее установить истину и, возможно, сократить долю его вины. А во-вторых, по моему глубокому убежде­нию, и вы, как мать, скорее всего, меня поймете, чем раньше с ним будет проведена психиатрическая экспер­тиза, тем яснее станет, в частности и для вас, Галина Михайловна, его дальнейшая судьба.