Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 7 - Вальтер Скотт

В ответ на это признание маркиз заявил, что он неприхотлив и готов сносить любые неудобства, а потому остается тверд в своем решении и непременно поедет взглянуть на «Волчью скалу». Один из его предков, сказал он, пировал там вместе с Рэвенсвудом накануне Флодденской битвы, в которой оба они сложили свои головы. Волей-неволей Рэвенсвуду пришлось согласиться. Он попросил разрешения отправиться вперед, чтобы хоть как-то, насколько это было возможно в столь короткий срок и при таких неблагоприятных обстоятельствах, приготовиться к приему гостя, но маркиз не пожелал лишиться приятного общества и только позволил послать верхового с известием бедняге Болдерстону о неожиданном нашествии.

Вскоре после этого путешественники покинули гостиницу. Рэвенсвуд по просьбе маркиза пересел к нему в экипаж; в пути они короче узнали друг друга, и маркиз стал развивать смелые планы возвышения своего молодого собеседника в случае успеха предпринятой им, маркизом, политической интриги. Он предполагал послать Рэвенсвуда на континент с очень важным тайным поручением, которое можно было доверить только человеку знатному, талантливому и вполне надежному; это дело требовало от исполнителя многих достоинств, а потому оно должно было принести ему не только славу, но и богатство. Нет нужды входить в содержание и цели этого поручения, достаточно сказать, что оно сулило Рэвенсвуду многие выгоды, и он с радостью ухватился за возможность избавиться от тягостного состояния бездействия и нищеты, в котором находился, и обрести независимость и почетные обязанности.

Пока Рэвенсвуд жадно ловил каждое слово маркиза, почтившего его своим доверием, нарочный, отправленный в замок «Волчья скала», успел повидать Калеба и возвратиться с ответом. Старый слуга просил нижайше кланяться и заверить милорда, что, насколько позволит короткий срок, «все будет приведено в надлежащий порядок и готово к приему их милостей».

Рэвенсвуду слишком хорошо был известен образ действий и склад речи старого мажордома, чтобы положиться на эти заверения. Он знал, что Калеб любил поступать по примеру испанских генералов, которые, считая несовместимым со своим достоинством и честью Испании признаться в недостатке людей и боеприпасов, постоянно докладывали главнокомандующему принцу Оранскому, что их полки полностью укомплектованы и снабжены всем необходимым; результаты обмана сказались в день битвы. Ввиду этого Рэвенсвуд счел необходимым предупредить маркиза, что многообещающие заверения Калеба ни в коей мере не могут служить порукой за приличный прием.

— Вы несправедливы к себе, Рэвенсвуд, — сказал маркиз. — Или, быть может, вы хотите сделать мне приятный сюрприз? Из окна кареты я вижу яркий свет в том направлении, где, если мне не изменяет память, стоит ваш замок, и по великолепному освещению старой башни догадываюсь, какой великолепный прием нас ожидает. Помню, лет двадцать назад, когда ваш отец пригласил меня сюда на соколиную охоту, он тоже решил подшутить надо мной, что, однако, не помешало нам чудесно провести время в «Волчьей скале», не хуже, чем в любом из моих поместий.

— Боюсь, милорд, вам придется убедиться на собственном опыте, как ограничены средства нынешнего владельца некогда гостеприимного замка, — хотя излишне говорить, что он, так же как его предки, желал бы достойно принять вас. Однако я сам не знаю, чем объяснить зарево над «Волчьей скалой». В башне очень мало окон, к тому же они узкие, и часть их, расположенная в нижнем этаже, скрыта крепостной стеной. Даже праздничное освещение не может дать такого яркого света.

Однако разгадка не заставила себя долго ждать. Не прошло и минуты, как кортеж остановился, и у двери кареты раздался голос Калеба Болдерстона, дрожащий от страха н отчаяния:

— Остановитесь, джентльмены! Остановитесь! Ни шагу дальше! Сворачивайте скорее направо! В замке пожар! Все в огне: кабинеты и залы, богатая отделка фасада и внутренних покоев, вся наша утварь, картины, шпалеры, ручные вышивки, гардины и другие украшения. Все пылает, словно бочка смолы, словно сухая солома. Сворачивайте направо, джентльмены! Умоляю вас — у Эппи Смолтраш найдется для вас приют и пища. О, горе мне! О, горе мне! Зачем я дожил до этой ночи!

Услышав об этом новом неожиданном бедствии, Рэвенсвуд остолбенел, но уже в следующее мгновение выскочил из экипажа и, наскоро простившись с маркизом, бросился вперед, к охваченному пламенем замку: огромный столб поднимался над башней, и его отражение далеко мерцало в волнах океана.

— Возьмите коня! — крикнул ему вдогонку маркиз, неприятно пораженный этим новым несчастьем, свалившимся на голову его протеже. — Где мой иноходец? Что вы стали? Вперед, в замок, — прибавил он, обращаясь к слугам. — Спасайте, что можно! Выносите мебель! Тушите пожар! Вперед! Вы трусы!! Вперед!

Слуги засуетились и, приказав Калебу указать дорогу, пришпорили коней. Но верный мажордом не торопился исполнить приказание; перекрывая шум, он закричал громким голосом:

— Остановитесь! Ни с места, джентльмены! Осадите коней, ради всего святого. Пусть пропадает наше богатство! Пощадите человеческие жизни! В погребах старой башни хранятся тридцать бочек пороха, доставленные сюда из Дюнкерка при покойном лорде. Огонь еще не проник туда, но он уже близко. Ради бога, поезжайте направо! Только направо! По эту сторону горы мы будем укрыты от погибели, потому что, если на нас посыплются камни «Волчьей скалы», ни один лекарь не сумеет спасти пострадавших.

Нетрудно понять, что после такого разъяснения маркиз и его слуги поспешили свернуть на указанную Калебом дорогу, увлекая за собой и Рэвенсвуда, хотя тот сопротивлялся, ничего не понимая из рассказанной дворецким истории.

— Порох! — воскликнул он, схватив за полу старого слугу, тщетно пытавшегося ускользнуть от него, — какой порох! Не понимаю, откуда в замке порох и почему мне об этом ничего не известно.

— Зато я понимаю, — шепнул ему маркиз. — Я все понимаю. Ради бога, не спрашивайте больше ни о чем.

— Ну да, ну да, — подхватил Калеб, который, освободившись из рук своего господина, приводил в порядок платье. — Ваша милость не откажется поверить свидетельству их светлости. Их светлость не забыли, что в год, когда умер так называемый король Уилли…

— Тс! Молчите, уважаемый, — перебил его маркиз. — Я сам дам необходимые объяснения вашему господину.

— Но почему жители Волчьей Надежды не помогли затушить пожар в самом начале? — спросил Рэвенсвуд.

— О, они, бездельники, прибежали чуть ли не всей деревней! Но я не осмелился впустить их в замок, где столько серебра и других драгоценностей.

— К черту! Бессовестный лгун, — заорал Рэвенсвуд, не помня себя от гнева, — там нет и унции…

— К тому же, — продолжал Калеб, дерзко возвышая голос, чтобы заглушить слова своего хозяина, — огонь распространился очень быстро: загорелись гобелены и резная дубовая панель в парадном зале.

А как только эти трусы услыхали о порохе, они бросились прочь, точно крысы с тонущего корабля.

— Прошу вас, Рэвенсвуд, — снова вмешался маркиз, — не расспрашивайте его ни о чем.

— Одно только слово, милорд. Что с Мизи? .

— Мизи? — переспросил Калеб. — Мне некогда было думать о какой-то Мизи. Она осталась в замке и, надо думать, ждет своей горькой участи.

— Клянусь богом, я ничего не понимаю, — воскликнул Рэвенсвуд. — Как! В замке гибнет старая преданная служанка! Не удерживайте меня, милорд!

Я должен поехать в замок и убедиться воочию, так ли велика опасность, как утверждает этот болван.

— Что вы! Что вы! — закричал Калеб. — Клянусь вам, Мизи жива и невредима. Я сам вывел ее из замка. Неужели я мог забыть старую женщину, с которой мы столько лет служили одним господам.

— Но минуту назад вы говорили совсем другое!

— Разве? — удивился Калеб. — Я, наверно, бредил: в такую ужасную ночь не мудрено потерять рассудок. Уверяю вас, Мизи — невредима. В замке не осталось ни одной живой души. И слава богу, иначе все взлетели бы на воздух.

Лишь после многократных клятвенных заверений Калеба, Рэвенсвуд, преодолев в себе страстное желание присутствовать при страшном взрыве, которому суждено было развеять в прах последнюю цитадель его древнего рода, перестал рваться к замку и позволил увлечь себя в селение Волчья Надежда, где не только в харчевне тетушки Смолтраш, но и в доме нашего доброго знакомого, бочара, высоких гостей ожидало богатое угощение — обстоятельство, требующее от нас некоторых дополнительных объяснений.

В свое время мы забыли упомянуть о том, что Локхард, разузнав, каким образом Калеб добыл припасы для обеда, которым потчевал лорда-хранителя, доложил об этом своему господину. Сэр Уильям от души посмеялся проделкам старого дворецкого и, желая доставить удовольствие Рэвенсвуду, рекомендовал Гирдера из Волчьей Надежды на должность королевского бочара, что должно было окончательно примирить его с утратой жаркого из дикой утки. Назначение Гирдера явилось приятным сюрпризом для Калеба. Спустя несколько дней после отъезда Рэвенсвуда старику понадобилось спуститься в рыбачье селение по неотложному делу. И вот как раз когда он неслышно, словно привидение, крался мимо дома бочара, опасаясь, как бы его не окликнули и не спросили о результатах обещанного ходатайства или, чего хуже, не стали бы поносить за то, что водил хозяев за нос, прельщая несбыточными надеждами, Калеб вдруг, трепеща от страха, услышал свое имя, произнесенное одновременно дискантом, альтом и басом.