Суженый (СИ) - Варя Медная

— Что такое? Вам не нравится?

— Да нет, вкусно, просто… я снова на диете.

— Опять гороховой?

— Нет, другой. Даже более жесткой.

Наши взгляды скрестились на жестянке, где дожидались своей казни ещё несколько кексов и нежнейших ванильных булочек в сахарной глазури.

— Неужели придётся отправить их обратно? — расстроился Хоррибл.

Я сцепила зубы, почти ощущая на языке крупинки марципана и слыша горестный вопль отвергнутых плюшек.

Видя мои сомнения, слуга огляделся, приложил ладонь сбоку ко рту и наклонился через стол:

— По слухам, пекарня, с которой сотрудничает Мартинчик, изменила рецептуру, дополнив её фейской пыльцой. Поэтому с их продукцией другим сложно тягаться. Недешевое, конечно, удовольствие, но… так и тает во рту.

Я поневоле перешла на такой же шепот:

— Разве этот порошок не вызывает привыкание?

— Только пыльца пещерных фей. Остальные виды усиливают вкус и добавляют выпечке пикантность.

Пар, поднимавшийся от ещё теплой выпечки, коварно завернул шлейф в мою сторону, пощекотав ноздри.

— Хорошо, — сдалась я, снова беря кекс. — Только предупредите, чтобы в обеденные положили поменьше изюма. Так и скажите, что я на диете.

— Насколько меньше?

Я смерила кекс критическим взглядом.

— Пусть урежут на четверть. Нет, стойте, на треть.

Хоррибл сочувственно поцокал языком.

— И правда жесткая…

* * *

— Что это?

— Откроешь у себя в комнате. — Дракон ответил, не поднимая взгляда, а кончик пера продолжал вывязывать на пергаменте строки с уже знакомыми размашистыми буквами.

— Вы правда пишете письмо или просто не хотите на меня смотреть?

Острие замерло, и Кроверус поднял глаза, но перо не отложил.

— Откроешь у себя в комнате, — ровным голосом повторил он и, видя, что я собираюсь потрясти коробку, сделал упреждающий жест. — Лучше не надо. Могут сломаться.

Раньше при виде подарочной упаковки все прочие мысли и желания отступали перед одним — поскорее развязать, разорвать, перегрызть зубами ленточку и с предвкушающим трепетом поднять крышку. Предвкушение всегда лучше самого подарка. Ну, или почти всегда. Как правило, внутри оказывался наряд. Папа баловал меня до неприличия, да и от иностранных послов, прослышавших про любимую дочь Бессердечного Короля, перепадало: украшения, туфельки, редкие книги, певчие птицы с волшебным оперением и завораживающими голосами, перламутровые раковины, воспроизводящие шум прибоя — чтобы класть в ванную во время купания и, прикрыв глаза, представлять виденное лишь на картинках море.

От подарков я не отказывалась, я их всегда любила. Но сейчас мне было совершенно безразлично, что внутри. Платье, как и в прошлый раз? Ритуальные колокольчики на щиколотки для сегодняшнего вечера?

Я положила коробку на край стола и шагнула вперед.

— Послушайте, то, что случилось этой ночью…

— Ничего не было, — отозвался дракон всё тем же ровным искусственным голосом, от которого меня продирала дрожь. Словно беседую с механической куклой. — Мы танцевали и только.

— Мне жаль, что произошло то, что произошло. Я не хотела обижать вас.

— Ты и не обидела.

А в глазах — потрескавшийся черный лед. Дракон указал подбородком на коробку.

— Открой.

— Но я думала, вы желаете, чтобы я открыла её наверху…

— Желал. Теперь хочу видеть выражение твоего лица.

Я неуверенно подтянула коробку, расположив её так, чтобы удобнее было развязывать бант. Завязки никак не давались, и я закусила губу, пытаясь справиться с ними.

— Я помогу.

Дракон поднялся, обошёл стол и встал позади. Затылок погладило дыхание, от которого мысли спутались, а в коленях снова появилась слабость, и на какой-то безумный миг захотелось ощутить на плечах его сильные руки и очутиться в кольце объятий, которые скорее сокрушат, чем отпустят, почувствовать жар, перетекающий из его губ в мои, услышать, как сердце дракона ускоряет бег, опьяненное моей близостью, а хриплый выдох облекается в моё имя…

Ничего этого не произошло.

Кроверус когтем поддел ленту, и она легко поддалась, словно того и ждала.

— С крышкой справишься? — В голосе звучала насмешка, но за ней пряталось вовсе не веселье. Тон — лишь ширма, чтобы скрыть настоящие чувства.

И взгляд острый, выжидающий. Тяжелый.

И снова тишина, разрывающая барабанные перепонки.

Я приподняла крышку, не отрывая взгляда от дракона. Он первым отвел свой, дернул плечом, и я наконец посмотрела на содержимое коробки.

И остолбенела.

— Это…

— Щипцы. Магические.

Пальцы у меня задрожали, и взгляд Кроверуса высох, как последняя капелька росы с наступлением утра. Похоже, он увидел то, что хотел, но правильно ли истолковал?

Тон стал отстраненно-деловитым. Дракон вернулся за стол и вновь взялся за перо, но не чтобы писать. Пальцы бесцельно вертели его, мяли кончик, и тот ранил кожу, окропляя бумагу кровавыми чернилами. Дракон ничего не замечал.

— Откуда вы узнали? — прошептала я, продолжая рассматривать подарок.

Казалось, если подниму глаза, тут же разревусь. От облегчения — ведь щипцы, которые я считала навеки утраченными, нашлись, и мы с Озриэлем сможем быть вместе, когда я разберусь с Горшком, — а ещё от смутного сожаления, что они нашлись.

Как будто прежде я стояла перед двумя мостиками, сомневаясь, и вот один из них внезапно рассыпался.

— Атрос сказал.

Следующая догадка оглушила.

— Так это вы были тем самым покупателем, который приобрел последний экземпляр?

Увёл из-под носа, моего и мадам Лилит.

— Я, — не стал отрицать дракон.

Подняв наконец голову, я обнаружила, что он откинулся на спинку стула и переплел пальцы на груди, пятная красным рубашку.

— Зачем?

— Разве не очевидно? Хотел заручиться козырем, чтобы ты слушалась, принцесса, и выполнила обещание.

И снова просто принцесса…

— Нет. Зачем вы отдаёте мне их сейчас?

В глазах мелькнуло замешательство и тут же исчезло.

— Потому что у меня есть кое-что получше. — Он потянулся к жилету и вытащил за цепочку алый рубин, словно вынул из кармашка сердце. — Решил, что, не узнав секрет, ты всё равно не уедешь. А щипцы заказал ещё до того, как кровеит оказался у меня. Теперь в них отпала нужда, раз есть рубин.

Ложь. Он заказал их позже.

А слова… больно ранят. Как будто и не было последних двух дней, и мы снова откатились к началу знакомства, когда каждый смотрел на другого подозрительно и враждебно, ежесекундно ожидая подвоха.

— Вы правы, — сказала я. — Не уеду. Но не по той причине, которую вы озвучили.