Избранное - Ба Цзинь

— Об этом тебе лучше ее порасспросить… Вчера ты едва не доконал ее.

Не переставая улыбаться, Дасинь посмотрел на Цзиншу.

— Не верьте брату, господин Ду, вечно он любит подшутить над ближними! — Стоявшая возле кресла Цзиншу вспомнила о том, что было вчера. Лицо ее порозовело, она смущенно наклонила голову, хотя и продолжала улыбаться. Почувствовав же, что Дасинь не спускает с нее глаз, она еще больше покраснела.

— Ну что ж, не хочешь говорить, тогда я сам, — рассмеялся Ли Лэн. — Вчера, часов в восемь утра, ты явился сюда весь в поту, с пугающе-бледным лицом и вытаращенными глазами. Мы как раз завтракали в гостиной. Едва войдя к нам, ты вскрикнул и повалился на пол. Сестра решила, что с тобой произошло что-то страшное, и чуть не разрыдалась… — При этих словах Цзиншу подняла голову. Дасинь скосил на нее глаза, и сошедший было румянец смущения вновь появился на ее щеках. Не заметив всего этого, Ли Лэн продолжал: — Пока мы суетились вокруг тебя, ты очнулся. Мы срочно вызвали доктора, он осмотрел тебя и сказал, что у тебя истощение, депрессия, что ты слишком много работал и к тому же перегрелся на солнце. Тебе дали лекарство, ты вскоре заснул спокойным сном и проспал больше суток; видно, все дело было в переутомлении. Теперь ты можешь отдохнуть у нас несколько дней, позабыть о своих заботах, дать организму окрепнуть. У тебя в городе нет родных — считай наш дом своей семьей, мы ведь тоже приезжие.

— Правду говорят, что одно слово способно породить тысячу чувств. Теперь вы мои спасители и благодетели. Чем только смогу я выразить мою признательность? Мне особенно неловко из-за того, что я вчера заставил мисс Ли переволноваться…

— Только этого не хватало: «ми-и-сс Ли-и»! — фыркнула Ли Цзиншу, пародируя Дасиня.

— Вы же обращаетесь ко мне «господин Ду», почему же мне не называть вас «мисс»? — парировал Дасинь.

Цзиншу усмехнулась и повернулась к брату:

— Вот полюбуйся, только начал выздоравливать и уже спорит. Господин Ду ни за что никому не уступит!

— Вот пожалуйста: «господни Ду-у», — передразнил ее Дасинь.

Ли Лэн смотрел на них и улыбался.

Стенные часы пробили шесть. Ли Цзиншу произнесла, ни к кому не обращаясь:

— Уже шесть, я велела прислуге приготовить рисовый отвар. Пойду принесу, пусть господин Ду немного подкрепится.

— Опять «господин Ду»? — крикнул ей вдогонку Дасинь.

Ли Цзиншу обернулась, словно собираясь что-то ответить, но ничего не произнесла и удалилась.

Спустя два дня Ду Дасинь был вполне здоров, но усталость прошла не совсем. Он предполагал в этот день вернуться к себе в Яншупу, но брат с сестрой уговорили его остаться. Чтобы Дасинь мог чувствовать себя спокойнее, Ли Лэн связался с Чжан Вэйцюнем и еще одним товарищем Дасиня — Чжи Лэу. Они пришли навестить Дасиня и тоже стали убеждать его пожить в семье Ли подольше. Ему пришлось подчиниться, в результате он пробыл в доме Ли целую неделю.

Для Ду Дасиня эти семь дней были сплошным наказанием, однако он все же сумел сдержаться и не выдал своей любви к Ли Цзиншу. Все это время она не покидала Дасиня и ухаживала за ним, как заботливая мать. В этих условиях любовь Дасиня, которую он прежде всеми силами подавлял, вполне созрела. Он сам ощущал, как любовный жар день ото дня все сильнее пылает в крови. Трудно описать, каких усилий стоило ему сохранять внешнее спокойствие, стараться не выдать сердечного волнения. Притворство вообще занятие нелегкое, а искреннему человеку притворяться перед любимой трудно вдвойне. Когда она находилась рядом, он ощущал такое полное удовлетворение, что забывал буквально обо всем остальном. Но когда ее не было возле него, особенно в ночной тиши, к нему приходили угрызения совести. Дело в том, что его чувство, разгораясь с каждым днем, покоряло все его существо и вот-вот грозило подчинить себе самую основу его бытия — его убеждения. Он уже заметил, что в минуты страсти он способен думать лишь об обладании Цзиншу, о завоевывании ее безраздельной любви.

Пока у него еще доставало самообладания и мужества, чтобы бороться со своим чувством. Но оно безостановочно росло, а его силы уменьшались. На седьмые сутки вечером они втроем разговаривали о планах на будущее, и Ли Цзиншу стала говорить о своем желании помогать народу, нести в массы евангелие любви. Охваченная сознанием возвышенного долга, она показалась ему ангелом любви, он почувствовал, что теряет контроль над собой. Он несколько раз порывался броситься к ее ногам, поведать о своих страданиях, излить свою душу и умолить девушку допустить его к сладкому источнику любви. И все же каждый раз другая мысль брала верх: он обречен судьбой на отказ от человеческого счастья, он не может любить Цзиншу. До боли стискивая зубы, он претерпел все мучения, погасил бушевавший в нем вулкан страстей.

Стоило ему покинуть семью Ли и вернуться в свою комнату, как потушенный было огонь страсти разгорелся вновь. Стояла прохладная ночь, но сердце его готово было воспламениться. Он находился в необычном возбуждении, лоб пылал, мысли путались. Не в силах заснуть от духоты, он отворил окно и впустил в комнату свежий ветерок, но сон все равно не шел. Он приподнялся, оперся головой о спинку кровати и задумался. Однако на что ни пытался он обратить свою мысль, в голове тут же без видимой причины возникал ее образ и вытеснял все остальное. Ее лицо, ее голос, ее фигура как бы множились у него на глазах, видения окружали его, приближались к нему, он пытался вырваться из их кольца, но это было выше его сил. Голова шла кругом. В полубессознательном состоянии он выкрикнул имя Ли Цзиншу, и ему показалось, что она уже здесь, в его объятиях, что он гладит девушку и о чем-то потихоньку шепчет ей. На лице его расплылась улыбка.

Вдруг по телу пробежала дрожь, расширенными от испуга глазами он огляделся вокруг: Ли Цзиншу в комнате не было. Охваченный неудержимым порывом, он соскочил с кровати и бросился за дверь, чтобы вернуть девушку. В этот миг он помнил об одном — Ли Цзиншу должна принадлежать одному ему, он более никогда не выпустит ее из своих объятий.

Долго подавляемая любовь становится непреоборимой, стоит ей раз вырваться на свободу. Любовь Ду Дасиня к Ли Цзиншу, столько времени сдерживаемая, постепенно созрела и превратилась в страсть. Движимый ею, ничего не боясь, ни на что не обращая внимания, Ду Дасинь ринулся вперед, к комнате ли Цзиншу, чтобы рассказать ей о своей любви и, более того, утвердить свое право на ее любовь, право быть с ней неразлучно.

Проходя по террасе, он заметил, что во всех окнах уже погашен свет, а небо густо усеяно сверкающими звездами. Прохладный ветерок был для его пылающего лица все равно что ковш ледяной воды, разметанные порывом страсти мысли стали приходить в порядок. Он собрал все свое мужество и добрался до комнаты Ли Цзиншу. Ду попытался увидеть что-нибудь через оконное стекло, но его плотно закрывал белый занавес; он прижал к окну ухо и услышал мерное «тик-так» стенных часов. Было ясно, что девушка крепко спит. Тем не менее он долго стоял под окном, словно прислушиваясь к тиканью часов.

Наконец он что-то услышал. Сначала девушка вздохнула, наверное во сне, потом пробормотала пару фраз. Ему удалось разобрать сказанное: «И почему ты все время худеешь, слабеешь?.. Если ты несчастен, могу ли быть счастлива я?»

От этих слов он испытал настоящую боль. На душе возникло странное ощущение: не поймешь, чего в нем больше — сладости, горечи или остроты. Весь его порыв быстро улетучился, остался он сам — печальный и смятенный. Он припомнил все, что случилось, подумал и о том, что заставило его стоять глубокой ночью здесь, у девичьего окна. Несколько раз повторив про себя только что услышанные слова, он испугался, что опять потеряет власть над собой, и побежал обратно, в свою каморку. Слезы дождем лились из глаз, но он не смог бы ответить, что это — слезы признательности или мольба о снисхождении. Быть может, он оплакивал самого себя.

Погрузившись в глубокое раздумье, он всю ночь не смыкал глаз. Противоречивые мысли роились в его голове; в конце концов он принял решение немедленно вернуться к себе в Яншупу.

На следующий день, едва рассвело, он спустился по лестнице и ушел из дома, оставив на столе письмо для Ли Лэна и его сестры.

Он решил никогда больше не видеться с семьей Ли.

АРЕСТ РЕВОЛЮЦИОНЕРА

На краю черного, словно лакированного, неба мерцали две-три звезды, на землю падали редкие капли дождя. Осенний ветер заставлял людей поеживаться от холода. В этот вечер одна из улиц китайской части Шанхая выглядела по-особенному: в девять часов с тротуаров исчезли пешеходы, закрылись двери лавок, даже людских голосов не было слышно. На всей длинной улице можно быть увидеть лишь двух полицейских с винтовками, расхаживающих взад и вперед, пряча головы в воротники.