(Не) измена (СИ) - Алика Фортис

и дал связаться с другим. Она же моя. Вся моя. Мы же вместе столько лет. Как всё перечеркнуть? Как вытравить из себя жгучую боль!

Что делать теперь? Как смириться? Какие варианты есть? Уйти и не возвращаться? А смогу ли? Блядь, одни вопросы. Хоть на один бы ответ найти. Хоть за что-то зацепиться.

Уйти, всегда проще. Но ведь обратно тянет. Не получается у нас раздельно. У меня не получается точно. Попытаться пережить всю эту херню? Иначе никак.

Я не виню Варю. Я виню себя. Себя, и только. Всё это как снежный ком, обросло ошибками, болью, переживаниями, ошибками. И отправная точка всему — мой косяк. От этого ещё сложнее переварить услышанное от Вари.

Метался по коридору, как ошпаренный. Трясло всего. В мыслях полный сумбур и несуразица. На душе раздрай. Растёр руками лицо и после, уставился на влажные ладони. Пиздец меня ломает.

Люблю её, что без неё проще сдохнуть. Да ну на хрен! Запихаю все мысли и лишние мешающие чувства поглубже. Справлюсь как-нибудь. Приму. Приму же? Мне или с ней, или никуда.

Если это моё наказание, я приму его. Вывезу. Варя же вывозит. Меня к себе подпустила после всего. Смогла как-то перебороть. Смогла хотя бы попытаться. И я, блядь, должен!

Сорвался с места. Ни хрена не сдамся. Тресну, но не сломаюсь. Перетерплю, запечатаю. К чёрту всё. Без неё всё бессмысленно. Без неё дно.

Ввалился обратно в её номер, чуть не снеся дверь с петель. Варя сидела на полу, обхватив себя руками. Сотрясалась мелкой дрожью, никак не реагируя на то, что больше не одна.

Подлетел к ней, подхватил под руки и потянул вверх. Приподнял её голову, обхватив подбородок, заставляя смотреть в лицо. И она смотрела. Глаза краснющие. Губы искусаны, дрожат. По щекам пролегли дорожки из слёз.

— Моя, слышишь? Только моя. — свой голос не узнавал. Хрипел и словно эхом сам себя слышал.

— Никит… — еле слышно. А меня как стрелой от её голоса. Насквозь. Наживую.

— Ничего не говори. Забудь всё нахрен. И я забуду. Всё сделаю, и ты не вспомнишь. Нужна мне. Пиздец, как ты нужна мне. — и хер поймёшь, кого трясёт сильнее. У самого тремор по всему телу. Сука! Перед глазами плывёт, картинка размывается.

— Поцелуй меня. Пожалуйста, Никит. — приглушённо и всхлипывая. С надрывом. Что жилы тянет. Цепляется за меня, комкая ткань рубашки.

Она ещё и просит. Маленькая моя. Да я бы душу дьяволу продал, чтоб разрешила. Тряхнув головой, накинулся на Варю. Как голодный. Будто и не брал её совсем недавно. Целую её. Губы солёные, припухшие. А у самого сердце в груди хреначит на разрыв. Моя она. Вся моя. Другого нам не надо.

Вцепилась в меня маленькими пальчиками, прижимает к себе, плачет и целует. А я дурею. Просто с ума схожу. Моя. Моя и ничья больше. И пусть хоть небо рухнет.

Оторвав её от пола, донёс до кровати и рухнул вместе с ней. Чудом успел выставить локти и упереться коленом в матрас, чтоб не придавить собой. Невозможно её не любить. Такую маленькую, нежную. Такую родную. Свою. Ту, от взгляда которой, всё нутро наружу. Грудину вспарывает.

После скорых, но глубоких поцелуев, стал срывать с неё одежду. Что некогда было расстёгиваться, рвал. Она также, резкими движениями стаскивала вещи с меня. Кажется, даже несколько пуговиц на рубашке вырвала. А меня крыло от желания. Заклеймить, сделать так, чтоб ни о ком больше не думала. Только мы. Только она и я. А всё, что из прошлого, в этом прошлом и останется. Похоронено и закрыто. Бесповоротно. И чтоб не вспоминать.

Когда мы были полностью обнажены, подтянул её за бёдра ближе. Накрыл собой, припал к губам. Проталкивал в рот язык, наслаждаясь её ответной реакцией. Она тянулась, отдавалась, тоже горела. Как и я, вспыхивала.

Направил себя рукой и вошёл. До конца, до самого основания. До характерного влажного звука и до искр перед глазами.

— Моя. Только моя. — выговаривал с каждым толчком. Брал её, кажется, как никогда прежде. Настолько жадно, неистово. На гране эмоций и чувств.

— А ты, мой? — произнесла на выдохе, захлёбываясь стоном.

— Весь твой, с потрохами. Только твой.

Таранил её глубоко, резко, быстро. Размашистыми движениями. Спинка кровати билась о стену в унисон с нами. Заводился с каждым движением сильнее и сильнее. Хотя, казалось бы, сильнее просто некуда.

Оторвался от её губ, которые не то целовал, не то кусал, дышал с ней одним на двоих воздухом. Снова подхватил Варю за бёдра и натянул на себя, подкинув чуть вверх. Опершись локтем в матрас, ласкал грудь. Соски заострённые покусывал, зализывал, царапал зубами. Варя извивалась, выгибалась навстречу. Стонала громко, отрывисто. Расцарапывала мне спину, плечи, а мне хотелось ещё. Чтоб сильнее и глубже впивалась ногтями. Чтоб всю спину исполосовала до крови. Чтоб чувствовал это. А если чувствую, значит, живой. И она настоящая.

Какое-то одно на двоих безумие. Дикость чистой воды. Но, пиздец, затягивало. Только мы. Голодные и на пике чувств. На острие. На грани.

Чувствовал, как туго сжимает член внутри, как пульсирует. На рефлексах потянулся к её рту и ускорился, выбивая её оргазм на поверхность. Варя вцепилась зубами в мою губу, прикусывая до крови. С силой скрестила ноги у меня за спиной и наполнила комнату стоном на разрыв.

Последние толчки были самыми острыми, выбивающими душу. Отголоски её удовольствия срывали башню. Оторвавшись от неё, с трудом вынул член. Обхватил кулаком, отпуская себя. Но когда на мою, крепко стиснутую на члене ладонь, опустилась ладошка Вари, отдался ей. Она быстрыми движениями водила кулачком по пульсирующему члену. По позвоночнику прошёлся разряд тока, выстреливая в крестец, а после, меня словно оглушило.

Запрокинул голову, с силой зажмурился и не сдержал хриплого рыка. Полностью отдался во власть её рук. Кончал с такой оттяжкой и силой, что мушки плясали несмотря на сомкнутые веки.

С трудом разомкнув глаза, стоя на коленях, смотрел на Варю. На её молочную и нежную кожу, залитую спермой. Выстрелил на аккуратную грудь. Такими темпами, от её разгорячённого вида, член не упадёт. Так и будет колом стоять.

Поднявшись с постели, пошёл в душ. Намочил полотенце и вернулся к ней. Стёр следы своего удовольствия и, откинув полотенце куда-то на пол, лёг. Прижал её к себе, к груди. Стиснул в объятиях, не желая выпускать ни на секунду. Снова всё тело дрожью охватило.

— Всё у нас хорошо будет. — проговорил негромко, несколько раз целуя в макушку. — Всё будет.