Несущая свет. Том 1 - Донна Гиллеспи

Он потянулся к ней и взял ее за руку.

— Не истолковывай моих слов превратно, Ауриана. Хочешь, я прямо сейчас начну твое обучение? И первое, что я сделаю, я преподам тебе короткий урок военной науки и истории. Слушай внимательно, милашка. Главная сила не в оружии, исход боя мало зависит от него одного. И ты не сможешь прогнать римлян со своей земли только собственными руками, даже если я и превращу их в жалкую копию рук настоящего римского легионера, и даже если тебе удастся убедить своих взять тебя на поле боя, — хотя я предпочел бы видеть тебя связанной по рукам и ногам. Одним словом, дело не в этом. Дело — в нашем народе. В самих римлянах. Мы сражаемся как один человек. Мы беспрекословно подчиняемся своим командирам даже в мирное время, а твой народ называет такой порядок вещей рабством. Мы не связаны всякими нелепыми «священными» законами — мы прямо идем к избранной цели, добиваемся тех результатов, к которым стремимся. Таким образом, все дело — в дисциплине, а не в оружии. Весь мир принадлежит нам и находится под нашим влиянием уже более столетия. Поэтому бороться с нами — это все равно, что выйти вооруженной до зубов на морской берег и вступить в бой с волнами. Оставь эти мысли. Некоторые народы определены самими богами, чтобы повелевать и править, а другие предназначены служить первым, и ничего с этим не поделаешь. Мы — всего лишь жалкие твари, стоящие посреди сурового мира и лишенные даже малейшего выбора, нам остается только выстоять, исполнить волю богов, приложив к этому все свои старания, — он остановился на секунду и вздохнул. — К сожалению, я вижу, что с тем же успехом мог бы говорить обо всем этом с каменной стеной, но я не мог не попытаться сделать все от меня зависящее. Вот и весь мой урок военной науки и истории.

— Я хочу, чтобы ты сегодня же приступил к моему обучению, — промолвила Ауриана все с тем же пылающим упрямством взором. — Следующей весной, Деций, я перейду в ранг взрослого члена рода, и тогда ты вправе потребовать от меня исполнения любого своего желания — любого, не наносящего оскорбления моей чести.

«Следующей весной? — подумал Деций. — Проклятие. Если я соглашусь, то не смогу бежать из лагеря Бальдемара».

Тут Деций заметил, как стремительно меркнет день, вокруг деревьев уже залегли глубокие тени, а его веселый костерок начал казаться средоточием тепла и уюта в этом полном опасностей мире. На секунду он почувствовал что-то вроде зависти к Ауриане, которой этот мир был родным и близким. Для нее чаща ночного леса была родным домом. Для него — мрачным обиталищем злых духов.

— Ну хорошо, я сделаю так, как ты хочешь. Похоже, я совсем спятил, но ничего не поделаешь — я не могу поступить иначе. И потом, я считаю, что не принесу вреда, если помогу одному-единственному воробью стать ястребом. Я попытаюсь превратить тебя в точную копию настоящего римского легионера, насколько, конечно, смогу это сделать, учитывая твои физические данные. Но взамен ты должна обещать мне то, о чем, наверное, уже догадываешься, потому что знаешь мое самое заветное желание — я хочу как можно скорее выбраться из этого гибельного болота.

— Деций, ты принадлежишь всему нашему племени. Поэтому, если я помогу тебе бежать, то это будет означать, что я обокрала всех соплеменников. Такого рода поступки недопустимы у нас.

— Вот дерьмо! Уж не ослышался ли я? Да ты только и делаешь, что совершаешь поступки, «недопустимые у вас»! Почему же ты не хочешь распространить это право и на меня, капризная девчонка? Ты ведь только недавно хвалилась передо мной тем, что ты совсем взрослая женщина. Вот и докажи это на деле, соверши самостоятельный, независимый поступок. Или ты думаешь, что я меньше тоскую по своей семье, чем какой-нибудь хатт, который убивает себя, когда попадает в плен, чтобы таким образом иметь возможность вернуться к своим предкам? Раб не рождается рабом! Верни меня к моей семье, и я больше не буду рабом!

— Деций, пожалуйста, не говори так со мной. Мне до боли жалко тебя, но я не могу сделать то, о чем ты просишь. У нас бы сказали, что раз судьба сделала тебя рабом, значит, ты был им рожден…

— Вот ты и верни меня на родину, тем самым ты исправишь мою судьбу. Признайся, я заслужил это! — он видел по ее глазам, что девушку охватили сомнения, и решил настоять на своем. — Знаешь, вообще-то это странно, но я вдруг все на свете забыл: особенно то, что касается искусства владения мечом. Все, связанное с войной, просто вылетело у меня из головы! Да и зачем эти знания какому-то рабу? Только вот, кто возьмется теперь за обучение одной несговорчивой местной Амазонки?

Она бросила на него вызывающий взгляд и отвернулась, уставясь в темнеющее небо. Деций напряженно ждал. Часть ее души оставалась непоколебимой, она жила и дышала законами своего народа; но другая часть ее была свободна, как ветер — и витала где-то в стороне от избитых наезженных дорог, в бескрайних просторах, где нет ни законов, ни рек, закованных в берега. «Это очень странный, необычный человек, — в который уже раз удивлялся про себя Деций, — не похожий на дочерей и сынов своего племени. Ее со страшной силой тянет к себе свобода — и даже больше, какая-то роковая надмирная пустота. Мне остается только молиться, чтобы эта тяга победила в ней сейчас».

— Думаю все же, что ты прав, — заявила она, наконец, — и вовсе не из-за твоих бесчестных угроз, которые только позорят тебя. Просто, кроме маленького племени, существует еще большое, на которое тоже должны распространяться все законы. Ты потерял свою семью, и я должна помочь тебе, Деций, вновь обрести ее. Поэтому я достану тебе коня и провожатого до границы. Но это случится не раньше будущей весны.

— Да будет благословенна богиня Фортуна! Ну и потрепала же ты мне нервы, несносная птичка! А теперь давай вместе подумаем, как нам уберечь тебя от рук моих соотечественников, иначе я навечно останусь в этой тюрьме.

— Моя жизнь и моя свобода в руках моей семьи и богов. Ты же готовься в дорогу, мы выступаем с первыми петухами послезавтра. Наш путь лежит на юг.

— Проклятье. Ты даешь мне слишком мало времени, чтобы уладить все свои дела и упаковать многочисленные пожитки.

Она быстро встала, но Деций все же поймал ее улыбку — она улыбалась его шутке, но не хотела, чтобы он это видел. Деций не отрывал от нее взгляда, каким покровитель глядит на вверенное его опеке слабое существо. Он следил за ней, пока она удалялась широким шагом к пролому в каменной стене, а затем исчезла в нем, слившись с сумерками, как серый призрак, который неожиданно тает в черном лесу.

Деций отдавал себе отчет в том, что принял ее беды и невзгоды так же близко к сердцу, как свои собственные. И это не могло не удивлять его. «Как могла эта девочка за такое короткое время заставить меня до такой степени проникнуться ее судьбой?»