ЭКОНОМИКА В ОДНОМ УРОКЕ - Генри Хэзлит

Точно так же, как не существует технических усовершенствований, которые не затронули бы чьи-то интересы, так и нет никаких перемен во вкусах, или морали, общественности, даже к лучшему, которые не затронули бы чьи-то интересы. Рост трезвого образа жизни оставит тысячи барменов без работы. Снижение интереса к азартным играм заставит крупье и «жучков»026 искать более производительные виды деятельности. Рост воздержанности среди мужчин приведет к крушению старейшей профессии в мире.

Но от неожиданного улучшения общественной нравственности пострадают не только те, кто специально способствует порокам людей. Среди тех, кто, вне сомнений, больше всего пострадает, окажутся именно те, чья работа связана с улучшением этой нравственности. У проповедников будет меньше поводов для выражения своего недовольства; реформаторы потеряют свои мотивы; спрос на их услуги и пожертвования в их поддержку снизятся.

Если не будет преступников, потребуется меньше адвокатов, судей и пожарников, совсем не нужны станут тюремщики, мастера по замкам и (за исключением таких услуг, как рассасывание автомобильных пробок) даже полицейские.

При системе разделения труда, одним словом, сложно думать о все большем удовлетворении любых человеческих потребностей, что не нанесло бы вреда, по крайней мере временно, тем людям, которые сделали инвестиции или с трудом освоили какую-то профессию для того, чтобы именно удовлетворять эту потребность. Если бы прогресс шел равномерно по всему циклу, то тогда этот антагонизм между интересами всего сообщества и отдельной группы не представлял бы серьезной проблемы, если бы вообще бы на него обращали внимание. Если бы в тот год, когда вырос мировой урожай пшеницы, мой собственный урожай вырос бы в такой же пропорции, если бы урожай апельсинов и всей другой сельскохозяйственной продукции тоже вырос бы соответствующим образом и, наконец, если бы выпуск всей промышленной продукции также бы рос, а себестоимость выпуска единицы продукции не менялась бы, то тогда я, как производитель пшеницы, не пострадал бы, поскольку объем выращенной пшеницы возрос. Цена, которую я получил за бушель пшеницы, может быть ниже. Общая сумма, которую я получил от реализации моего большего по объему урожая, может быть меньше. Но если мне удалось из-за возросшего предложения всех остальных товаров купить их дешевле, то тогда у меня не должно быть никаких причин для недовольства. Если цены на все остальное также упали в таком же соотношении, как и снижение цен на мою пшеницу, то в этом случае я буду богаче, пропорционально тому, на сколько вырос мой урожай; и все другие, аналогичным образом, получат выгоду пропорционально возросшему предложению всех товаров и услуг.

Но экономический прогресс никогда не происходил и, наверное, никогда не будет происходить таким единообразным путем. Сейчас ускорение идет сначала в одной отрасли производства, затем — в другой. И если имеется резкий рост предложения товара, в производстве которого и я принимаю участие, или если новое изобретение или открытие делает то, что я произвожу, более не нужным, то в этом случае выгода для всего мира является трагедией для меня и для производственной группы, к которой я принадлежу.

В наши дни наиболее сильно бьет даже по незаинтересованному наблюдателю не распыленная выгода от роста предложения или нового открытия, а концентрированные убытки. Тот факт, что на каждого теперь производится больше кофе, да к тому же еще и дешевле, вовсе выпадает из виду, но часто обращается внимание на то, что производители кофе не могут свести концы с концами из-за низких цен на свою продукцию. Забывается о том, что благодаря применению нового оборудования себестоимость выпуска обуви снизилась, объем же производства возрос; обращается же внимание на группу мужчин и женщин, потерявших работу. Все это вместе взятое — правильно, то есть, фактически, необходимо для полного понимания проблемы; положение этих групп должно быть принято во внимание, проблему необходимо решать исходя из солидарности, и мы пытаемся определить, нельзя ли некоторые из плодов этого прогресса в данном случае использовать, чтобы помочь этим жертвам найти производительную роль еще где-то.

Но решение проблемы никогда не заключается в произвольном ограничении предложения, в предотвращении дальнейших изобретений или открытий, в поддержке людей в продолжении оказания услуг, потерявших свою ценность. Однако именно это мир постоянно пытался делать, вводя протекционистские тарифы, разрушая оборудование, сжигая кофе и претворяя тысячи других ограничительных схем. Это и есть безумная доктрина богатства, достигаемого через дефицит.

Эта доктрина, к сожалению, всегда может быть отчасти верной, правда в отношении отдельных групп производителей, рассматриваемых изолированно — если они могут сделать дефицитной вещь, которую продают, при этом сохраняя изобилие всех вещей, которые им приходится покупать. Но эта доктрина — всегда открыто ложна. Ее невозможно использовать применительно ко всему циклу, ибо это будет означать экономическое самоубийство.

И это наш урок в своей самой обобщенной форме. Ибо многие вещи, кажущиеся нам истинными, когда мы концентрируемся на одной экономической группе, очевидно становятся ошибочными, когда интересы каждого, как потребителя, в не меньшей степени, чем производителя, принимаются во внимание.

Рассматривать проблему в целом, а не отдельные ее аспекты — это и есть цель экономической науки.

ЧАСТЬ 3.

УРОК ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

ГЛАВА XXVI. Урок через тридцать лет

Первое издание этой книги появилось в 1946 году. Сейчас, когда я пишу эти строки, с тех пор минуло тридцать два года. А многое ли из изложенного на предыдущих страницах урока было усвоено за этот период?

Если брать политиков, всех тех, кто ответствен за определение и проведение в жизнь правительственной политики, то практически ничего из этого урока не было усвоено.

Наоборот, политика, анализировавшаяся в предыдущих главах, стала еще более устоявшейся и распространенной, причем не только в Соединенных Штатах, но и во всех странах мира.

Как наиболее очевидный пример мы можем рассмотреть ситуацию с инфляцией. Она не является политикой, внедряемой ради нее самой же, она является неизбежным результатом большинства политик, основанных на вмешательстве. Она представляет собой в наши дни универсальный символ интервенций правительства повсюду.

Издание книги 1946 года объясняло последствия инфляции, но инфляция тогда была сравнительно низкой. Доподлинно известно, что, хотя расходы федерального правительства в 1926 году были менее 3 млрд долларов и баланс был положительный, уже к 1946 финансовому году расходы выросли до 55 млрд долларов и дефицит составлял 16 млрд. долларов. Уже к финансовому 1947 году, с окончанием войны, расходы упали до 35 млрд. долларов и было реальное положительное сальдо около 4 млрд. долларов. К финансовому 1978 году, однако, расходы выросли до 451 млрд. долларов и дефицит составил 49 млрд долларов.