Дело Ливенворта (сборник) - Анна Грин

Одно предложение, оброненное мистером Грайсом перед отъездом из Р**, подготовило меня к его следующему шагу: «Ключ к разгадке этой тайны дает бумага, на которой написано признание. Найдите, с чьего стола или из чьей папки был взят этот лист, и узнаете, кто двойной убийца».

Поэтому я не был удивлен, когда на следующий день рано утром зайдя к мистеру Грайсу домой, увидел его сидящим за столом, на котором лежали дамский несессер для письменных принадлежностей и стопка бумаги. Но когда мне было сказано, что это несессер мисс Элеоноры, я удивился.

– Как, – спросил я, – вы еще не уверены в ее невиновности?

– Уверен, но нужно все тщательно проверить. Любой вывод не имеет значения, если ему не предшествовало полное и кропотливое исследование. Да что там! – воскликнул он, устремив довольный взгляд на каминные щипцы. – Я даже осмотрел вещи мистера Клеверинга, хотя само признание доказывает, что его написал не он. Недостаточно искать улики там, где полагаешь их найти. Иногда стоит заглянуть в самые неожиданные места. Итак, – сказал он, придвигая несессер к себе, – я не думаю, что найду здесь что-нибудь уличающего характера, но такая возможность существует, а для сыщика этого достаточно.

– Вы сегодня виделись с мисс Ливенворт? – спросил я, когда он начал воплощать свои намерения, высыпав содержимое несессера на стол.

– Да. Без этого я не мог получить того, что мне было нужно. И она меня не разочаровала, сама отдала несессер и даже слова не сказала. Можно не сомневаться, она не догадывалась, что именно я искал, хотя, возможно, я просто хотел убедиться, что там нет письма, о котором уже столько было сказано. Впрочем, даже знай она правду, это мало бы что изменило. В этом несессере нет ничего нужного нам.

– Она была здорова? О смерти Ханны уже знала? – спросил я в неудержимом волнении.

– Да, и страдает из-за этого, как и можно было ожидать. Но давайте посмотрим, что у нас здесь, – сказал он, отодвигая несессер и придвигая стопку бумаги, о которой я уже упоминал. – Я нашел это в таком виде в ящике стола в библиотеке дома мисс Мэри Ливенворт на Пятой авеню. Если не ошибаюсь, этот лист дает нам зацепку, которую мы ищем.

– Но…

– Эта бумага квадратная, а признание написано на бумаге обычного размера и формы? Я знаю. Но, если помните, тот лист был обрезан. Давайте сравним качество.

Достав признание из кармана и один лист из стопки, мистер Грайс тщательно сравнил их и протянул мне для осмотра. С первого взгляда стало видно, что у них одинаковый цвет.

– Поднесите их к свету, – посоветовал он.

Я так и сделал. Внешний вид оба листа имели совершенно одинаковый.

– Теперь проверим контур. – И, положив их на стол, он соединил края двух листов. Контур одного идеально подошел под контур другого, и на этом вопрос был решен.

Радость мистера Грайса была очевидной.

– Я был уверен в этом, – заявил он. – С той секунды, когда выдвинул ящик стола и увидел эту стопку бумаги, я знал, конец близок.

– Но, – возразил я, подталкиваемый всегдашним духом противоречия, – разве не осталось никаких сомнений? Это бумага самого обычного вида. У любой семьи в этом квартале наверняка найдется такая.

– Не совсем так, – ответил он. – Это «письмо», а такой формат уже не выпускается. Мистер Ливенворт использовал его для рукописи, иначе сомневаюсь, что такую бумагу нашли бы в его библиотеке. Но, если вы все еще не верите, давайте посмотрим, что можно сделать.

Мистер Грайс вскочил, понес признание к окну, осмотрел его так и сяк, наконец увидел то, что искал, вернулся и, положив бумагу передо мною, указал на одну из линий, заметно толще остальных, и на другую, почти неразличимую.

– Подобные изъяны часто повторяются на соседних листах, – заявил он. – Если мы найдем полудесть, из которой был взят этот лист, я приведу вам доказательства, которые развеют ваши сомнения. – И взяв верхнюю пачку, он быстро пересчитал листы. Их оказалось всего восемь. – Может, взяли из этой, – промолвил он и внимательно осмотрел линии. – Хм, не годится, – сорвалось с его уст.

Остальная бумага, около дюжины полудестей, выглядела нетронутой. Мистер Грайс побарабанил пальцами по столу, чело его омрачилось.

– А ведь могло очень неплохо получиться, – мечтательно промолвил он и взял следующую полудесть. – Пересчитайте листы, – сказал он, положив ее передо мною, а сам взял еще одну.

Я выполнил его просьбу.

– Двенадцать.

Он пересчитал свои листы и отложил.

– Считайте остальные.

Я пересчитал очередную упаковку – двенадцать. Он пересчитал следующую и замер.

– Одиннадцать!

– Пересчитайте еще раз, – предложил я.

Он пересчитал снова и спокойно отложил со словами:

– Я ошибся.

Но это его не остановило. Взяв следующую полудесть, он проделал ту же операцию – тщетно. Нетерпеливо засопев, сыщик бросил ее на стол и посмотрел в мою сторону.

– Эй, что у вас там? – воскликнул он.

– В этой упаковке всего одиннадцать листов, – сказал я, вкладывая ее мистеру Грайсу в руки.

Мгновенно охватившее его возбуждение передалось и мне. Хоть я и был удручен, не поддаться его пылу было невозможно.

– Превосходно! – воскликнул он. – Смотрите, светлая линия внутри, темная снаружи, и расположение обеих в точности соответствуют тем, что на листе Ханны. Что теперь скажете, а? Нужны еще доказательства?

– Тут и самый суровый скептик не нашел бы, что возразить, – ответил я.

С неким подобием сочувствия ко мне он отвернулся.

– Несмотря на всю серьезность этого открытия, я должен поздравить себя. Это такая удача. Такая удача. Теперь все встало на свои места. Признаюсь, я сам ошарашен тем, как все завершилось. Но какая женщина! – вдруг воскликнул он восхищенным тоном. – Какой интеллект! Какая проницательность! Какие способности! Мне даже немного жаль завлекать в ловушку женщину, которая так ловко все устроила: взяла лист бумаги с самого низа, обрезала его и, вспомнив, что Ханна не сильна в письме, кое-как нацарапала, что хотела сообщить, грубыми, кривыми буквами. Изумительно! Или было бы изумительно, если бы не я, а кто-то другой занимался этим делом.

И, сияя от воодушевления, он принялся рассматривать люстру так, словно она была воплощением его мудрости.

В отчаянии я промолчал.

– Могла ли она справиться лучше? – через какое-то время продолжил мистер Грайс. – Находясь под наблюдением, ограниченная в передвижении, могла ли она справиться лучше? Не думаю. То, что Ханна успела научиться писать после того, как покинула хозяек, оказалось фатальным для нее стечением обстоятельств. Нет, она не могла этого предвидеть.

– Мистер Грайс, – заговорил я, больше не в силах этого выносить, – вы сегодня утром разговаривали с Мэри Ливенворт?

– Нет, – ответил он. – У меня не было такой цели. Я сомневаюсь, что она узнала о том, что я побывал в ее доме. Недовольная служанка – весьма ценный помощник для сыщика. С Молли на моей стороне мне не пришлось встречаться с хозяйкой.

– Мистер Грайс, – спросил я после очередной минуты его самолюбования и моих отчаянных попыток сдержать чувства, – что вы теперь намерены делать? Этот клубок вы раскрутили до конца и узнали все, что хотели. Теперь пора действовать.

– Хм, посмотрим, – ответил он, после чего сходил к своему письменному столу и вернулся с жестяной коробкой, которую мы не смогли осмотреть в Р**. – Сперва давайте изучим эти документы и узнаем, нет ли здесь чего-нибудь полезного для нас.

И, взяв из коробки десяток листов (это были вырванные из дневника Элеоноры страницы), начал их просматривать.

Пока он занимался этим, я заглянул в коробку. Там оказалось именно то, о чем говорила миссис Белден: свидетельство о браке Мэри и мистера Клеверинга и с полдесятка писем. Когда я просматривал последние, короткое восклицание мистера Грайса заставило меня поднять взгляд.

– Что там? – спросил я.

Он сунул мне в руки страницы дневника Элеоноры.

– Читайте. Бóльшая часть – это повторение того, что вы уже слышали от миссис Белден, хоть и описано с другой точки зрения. Но один абзац, если не ошибаюсь, открывает путь к совершенно новому истолкованию этого убийства. Начинайте сначала, скучным это вам не покажется.

Скучным! Чувства и мысли Элеоноры – и скучными!

Совладав с возбуждением, я разложил перед собой листы по порядку и приступил к чтению.

Р**, 6 июля

– Это на третий день после того, как они туда приехали, – пояснил мистер Грайс.

Сегодня на piazza нас познакомили с джентльменом, которого я не могу не упомянуть, во-первых, потому, что такого идеального образчика мужской красоты я еще не встречала, и во-вторых, потому, что Мэри, обычно такая многоречивая, когда дело касается джентльменов, промолчала, когда в нашей комнате, вдали от всех, я спросила, какое впечатление произвели на нее его внешность и речь. Возможно, это как-то объясняется тем, что он англичанин. Дядина нелюбовь ко всем представителям этого народа ей известна так же хорошо, как мне. Но почему-то мне кажется, что дело не в этом. Ее знакомство с Чарли Сомервиллем заставило меня насторожиться. Что, если история прошлого лета повторится здесь, с англичанином? Но я не позволю себе просто сидеть и наблюдать за этим. Дядя вернется через несколько дней, и тогда любое общение с представителем народности, с которой нам невозможно соединиться, должно будет прекратиться. Сомневаюсь, что я стала бы думать обо всем этом, если бы мистер Клеверинг, когда его знакомили с Мэри, не проявил такого очевидного и объяснимого восхищения.