Ставок больше нет - Казанцев Кирилл

Помимо этого для увольнения были и другие причины, чисто "технического" характера. Недавняя "фемина" за пару недель такой усиленной "эксплуатации" практически полностью теряла всю свою привлекательность, превращаясь в какое-то подобие мокрой и измученной кошки. Правда, у джигитов она по-прежнему пользовалась популярностью, но только теперь уже за счет собственной доступности и безотказности.

Ну а уж после того, как пара бойких девчушек легко вывела из строя больше половины "бойцов" Салмана, заставив их вместо активной борьбы за существование толкаться в очередях у кабинетов венерологов, Асланбек скрепя сердце был вынужден отказаться от осуществления своей мечты. Теперь в его заведении работали жены нескольких близких друзей.

Вот с этими проблем не возникало! И вовсе не потому, что кавказские женщины от природы непривлекательны или холодны, как речной камень. Вовсе нет! Просто для каждого из завсегдатаев землячка – это не просто баба, которую можно пользовать во все предназначенные и не предназначенные для этого природой отверстия. Для них в первую очередь она чья-то дочь, чья-то сестра, чья-то жена. Ну и врожденная "порядочность" собственных женщин изначально не ставится чеченцами под сомнение.

И теперь в "Ведено" из женской половины населения работали в зале и на кухне несколько степенных, хотя и молодых чеченок. Ну и еще Светка-поломойка, которой сексуальные домогательства ни в коей мере не угрожали.

Работала Тушина в кафе давно и постоянными посетителями воспринималась как неказистая, но обязательная часть интерьера. И действительно! Не может гордый чеченец или чеченка убирать не за собой и членами своей семьи, а за посторонними, хоть и земляками.

Так что на корявенькую уборщицу, неслышно перемещавшуюся из зала в кухню, из кухни – в подсобку, никто и внимания-то не обращал. Привыкли... И говорили при ней обо всем, не стесняясь. Обсуждали текущие дела группировки Резаного и всей красногорской диаспоры в целом, планировали очередные акции. А так как даже самые непримиримые русофобы частенько в межличностном Общении использовали язык ненавистных "оккупантов", которым практически все в той или иной степени владели с детства, то Светлана была "в курсе" если не всех, то очень многих событий, имевших место в этой ограниченной количественно и предельно замкнутой среде. Ну а уже благодаря Тушиной "в курсе" был и еще кое-кто...

Работодатель никогда не интересовался личной жизнью своей служащей. А если бы вдруг такое произошло, он был бы очень удивлен, узнав о том, что у Тушиной есть взрослый сын. Правда, сейчас они были в разлуке, которая по независящим от них причинам должна была продлиться еще пару лет. Обычная история – паренье рабочей окраины, из бедной, практически нищей семьи, постоянное противоречие между потребностями и возможностями к их осуществлению. Дерзость, юношеская легкомысленность, стремление любой ценой выбиться "в люди", то есть заиметь "голду" на шею и пальцы, а к ней – черную иномарку... Причем не когда-нибудь, в будущем, а именно сейчас, сразу!

Как правило, к этому стремятся очень многие. Но вот только удается единицам. А основной массе искателей легкой жизни достаются либо кладбищенские могилы, либо тюремные шконки. Исходя из этого, можно считать, что Стасу Тушину еще повезло – он получил всего лишь пять лет "зоны".

А потом ему повезло еще раз – на его пути повстречался оперуполномоченный Леха Числов.

Он тогда еще работал "на земле", в райотделе, на территории которого и безобразили Стае со товарищи. О том, какие отношения связывали опера и подследственного, история умалчивает. Но только что-то такое все же было. Ведь не зря же Леха устраивал арестованному Тушину внеплановые "свиданки" и "дачки", возил домой помыться и переодеться. Да и вообще многое сделал для того, чтобы "первоходу" Стасу было проще прижиться и адаптироваться в совершенно новой для него среде обитания.

Разумеется, все эти благодеяния опера не укрылись от внимательных глаз любящей матери, женщины, кстати, далеко не глупой от природы. Да и сам сын в письмах неоднократно поминал опера только хорошим словом и просил передать ему привет. И нет ничего удивительного в том, что Светлана хотела хоть как-то отблагодарить человека, принявшего участие в судьбе ее единственного сына. Но только что она могла предложить? Деньги? Так, во-первых, Леха бы их просто не взял. А во-вторых, их не было, денег. Асланбек платил копейки – только на еду. А ведь надо еще и за квартиру платить, и чадо любимое на "зоне" "греть"... Жиденькие поступления из "общака" "бригады", в которой "работал" сын, иссякли сразу же после того, как прозвучал судебный приговор, и на процессе Стае никого с собой "не взял".

Сама ли Светлана дошла до мысли о том, что информация тоже имеет определенную ценность, надоумил ли кто – какое это имеет значение? Важно другое – вот уже три года она состояла на связи у оперуполномоченного Числова как агент и носила псевдоним Аминат.

При этом на сотрудничество с милицией Тушина пошла сознательно и добровольно, а не под влиянием каких-либо неблагоприятных житейских обстоятельств. И только это уже увеличивало ее ценность как источника информации вдвое, а то и втрое. Тем более что Аминат оказалась в нужное время в нужном месте.

И Леха ее берег. Даже когда уходил в Чечню на полгода, ее дело вопреки всем приказам и наставлениям никому из товарищей не передал. Больше того! Он его фактически выкрал, и все те шесть месяцев, что он провел вдали от дома, оно тихо и мирно хранилось в его личном оружейном сейфе на квартире.

Из мятежной республики Числов привез досрочную капитанскую звезду на погоны и твердую, непоколебимую убежденность в том, что мирный чеченец – это мертвый чеченец. Поэтому первым агентом, с которым он восстановил связь, стала именно Аминат.

Получаемую от агента информацию Леха тщательнейшим образом фильтровал и дозировал при оформлении. Начальники – они ведь как избалованные капризные дети... Ничего не хотят слушать, а требуют сразу все. Им нужны красивые отчеты. Чтобы те, кто выше, заметили, выделили. А оперу потом – "головняки". Бессонные ночи с болезненными думами о том, как же так получилось, что не уберег своего "человека", да ранний инфаркт, который в медотделе УВД спишут на неумеренность в спиртном.

Но даже той малости, что Числов докладывал по команде, хватило для того, чтобы молодого опера заметили как специалиста по чеченцам и пригласили в отделение по работе с иностранцами УУР УВД области на полковничью должность. А Аминат продолжала свою работу...

Задумавшийся Салман автоматически поднял трубку взорвавшегося звонком телефона.

– Да!

– А тетю Свету позовите!

Резаный даже немного опешил, услышав чистый и звонкий детский голосок. Мельком бросил взгляд на окошечки АОНа – пусто. Стало быть, с сотового звонят.

– Какую тетю Свету? – Несмотря на все свое раздражение, Салман не хотел грубить ребенку. Собирался просто объяснить, что никакой тети Светы здесь нет, что ошиблись номером.

– Тушину тетю Свету! – нетерпеливо перебил ребенок. – Она у вас полы моет.

Голосок приобрел жалобные, просительные интонации:

– Пожа-алуйста!..

– Кто такая Тушина?! – Салман с недоумением оглянулся на стоящего за его спиной Асланбека.

– Поломойка, – ответил тот. И тут же ревниво спросил: – А что?

– Ее просят. – Резаный кивнул на стоящий перед ним аппарат. – Ребенок...

– Ребенок?! – удивился Мурадов. – Откуда у нее ребенок?!

– Ошиблись? – Салман было поднял трубку к голове, собираясь объяснить невидимому ему ребенку его ошибку, но только хозяин кафе остановил его:

– Подожди! – Каких-то враждебных чувств к старательной уборщице Мурадов не испытывал. Тем более убогая...

Торопливо проковыляв к двери, Мурадов громко крикнул в глубину коридора: