Палач - Эдуард Лимонов

— К какому типу ты относишь меня, Стив?

— Ты «аутсайдер». Иностранец. Вне системы.

— Спасибо…

Стиву, казалось, передалось тревожное и хмурое настроение Оскара. Он с брезгливым выражением лица осмотрел входящую в бар компанию, состоящую из трех бизнес-вида мужчин и двух некрасивых женщин среднего возраста.

— Пять часов. Бизнесмены, окончив дневной труд, пришли выпить со своими секретаршами. Мир скучен… Характеров как таковых нет. В сущности, не о ком писать книги… Разве у этих джентльменов могут быть страсти, Оскар? — Стив вздохнул.

Оскар обвел глазами компанию, с осторожным гоготком размещающуюся за двумя столиками… Может быть, адвокаты… коллеги паука Роджера Мендельсона. Серые, несмотря на июнь, лица, слишком тяжелые для лета костюмы…

— Кажется, представители самой популярной в Соединенных Штатах профессии. Школа, приличный университет, место в хорошей адвокатской фирме… Ничего интересного для писателя, Стив… В герои твоих будущих книг джентльмены, разумеется, не годятся. Но им, я уверен, никто не звонит и не стонет в трубку: «Ты — мертв…»

— Может быть, «голос» — муж одной из твоих клиенток?

— Как правило, у моих девочек нет мужей, а если и есть, эти мужчины не способны на такую ненависть, какая выливалась на меня из трубки. Они счастливы, что я занимаюсь их женщинами. Они свободно могут уделять все свое время любимому ими бизнесу или предаваться мелким грешкам.

— Охотиться за собственными детьми, например… Ты знаешь, Оскар, у меня есть приятельница-психоаналитик. Она утверждает, что около двадцати пяти процентов американских женщин начали свою сексуальную жизнь с инцеста… «My heart belongs to daddy…»[3]

— Так много? Каждая четвертая! А ты жалуешься, что не о чем писать, Стив, нет больше характеров…

— Ах… — Лицо Стива было теперь совсем розовым от четвертого блади-мэри. Розовым и хмурым. — Серьезная литература умерла. Умерла вместе с религией и моралью. Давно уже стало невозможным всерьез рассуждать о нации, например… обо всем том, о чем великие писатели вроде графа Толстого или Флобера были способны распространяться на тысячи страниц. Какие Анны Каренины, какие мадам Бовари, что за проблема верности мужу, изменять или не изменять, если каждая четвертая женщина, проходящая мимо нас на улице, девочкой еблась со своим отцом…

Стив выглядел по-настоящему расстроенным, посему Оскар издали показал официанту на их пустые бокалы.

— Может быть, женщины врут психоаналитикам? — робко предположил Оскар. — Сочиняют? Выдают желаемое за действительность? Хотят быть оригинальными? Ведь основная проблема личности — не сделаться копией, суметь противостоять унификации, суметь быть оригиналом…

— В конечном счете это и самый приятный способ жизни. — Стив наконец позволил себе улыбнуться.

— Но и самый опасный.

Оскар подумал об оригинальной личности Палача. И об обложке «Риал Мэн» с портретом Палача, висящей в комнате, окна которой выходят на эстакаду сабвея. О портрете с выколотыми глазами.

5

Парти вылилось в сад. Сад, находящийся на берегу Ист-Ривер, если бы не изогнутая, в профиль выглядящая как знак доллара, металлическая решетка, свалился бы в серую мутную воду Ист-Ривер.

Мужчины и женщины в вечерних туалетах стояли в упругой, хорошо остриженной здоровой траве. Каблуки женских туфель, очевидно, вспарывали здоровую заросль и проникали в почву, от этого женщины передвигались по траве неуверенно и валко, как лодки. Одна Даян, самая молодая в толпе, умела ступать твердо.

Сжимая в руке бокал с шампанским, Оскар прошелся по саду, с удовольствием вдыхая терпковатый запах свежей зелени. По всей вероятности, чудо природы, наполненное цветами, птицами и пчелами, висело над Франклин-Рузвельт хайвеем, то есть представляло из себя современный вариант висячих садов Семирамиды.

Парти мистера Ганца, производящего майонез и кетчуп для половины населения земного шара, было в полном разгаре. Сам мистер Ганц, приятель папочки Гриндера, — животастый, всегда улыбающийся большой человек — позировал смазливой девочке с фотоаппаратом, стоя за качелью, на которой сидела Даян, делая вид, что он раскачивает качель.

Оскар улыбнулся Даяк издали и ушел в дальний угол сада, к реке. Некоторое время он глядел, размышляя, в мутную серую воду Ист-Ривер. «Жизнь течет, как река, мутная река течет, как жизнь…»

— Шампанское?

К одинокому Оскару пробрался слуга с подносом, на котором стояла бутылка шампанского.

— Йес, плиз!

Почему-то шампанское лилось в бокал очень долго, у слуги был почему-то вид заговорщика, который вот сейчас выхватит из рукава клинок и бесшумно заколет мистера Оскара Худзински, и Оскар испугался.

Однако струйка шампанского, льющегося в бокал Оскара, наконец прервалась, слуга, слишком хорошо выглядящий, похожий на молодого Джеймса Бонда, ушел наконец, сверкнув тщательно залакированными волосами, и Оскар облегченно вздохнул. Он, без сомнения, сделался излишне параноидным.

Везде и всюду ему мерещатся убийцы-маньяки… «Голос» успел хорошо поработать над оскаровской психикой, прежде чем исчез так же неожиданно, как и появился. «Голос» не беспокоит Оскара уже две недели, пора бы успокоиться…

— Оскар!

Великолепная Даян, затянутая в узкую черную юбку и белый жакет с черной окантовкой больших карманов и черными пуговицами, в перчатках, похожая на Марлен Дитрих или на Лорэн Бокал — партнершу Хэмфри Богарта по «Касабланке», появилась из-за кустов азалии.

— Оскар! Я было испугалась, решила, что ты совсем ушел. — Даян подошла к Оскару и кинодвижением обняла его за шею одной рукой, другую же, с бокалом шампанского, чуть отставила в сторону. — Ты не очень сошиал сегодня, милый. Тебе не нравится общество?

— Не-нет, все в порядке. Я, по-видимому, лишь чуть более задумчив, чем необходимо.

Они поцеловались, и проходящие мимо к Ист-Ривер две пожилые пары с удовольствием посмотрели на них. Оскар понимает, что он и Даян прекрасная пара, понимает восхищение окружающих. Его темные волосы, темные пряди Даян из-под маленькой шляпки, приколотой к волосам. Рука Даян, покоящаяся на его плече, темная, загорелая рука Оскара, взявшая Даян за талию. Два великолепных экземпляра человеческой породы. Иногда это обстоятельство раздражает Оскара. Сегодня это ему приятно. Чаще всего это ему приятно.

— Ты сегодня как взрыв, бэйби… Или нет, как… резкий и свежий удар кнутом!

И Оскар опять целует Даян.

— Некоторые из них узнали тебя, Оскар, — радостно объявляет Даян. — Мадам Александэр, самая большая сплетница в городе, сказала, что ты «очень бизарр»!

Даян была так очевидно и открыто рада тому, что Оскар «очень бизарр», тому, что ей удалось шокировать мадам Александэр, тому, что у нее, Даян, такой бизарр любовник, тому, что июньский день прекрасен, сад красив, Даян и Оскар прекрасно одеты и так загадочно выглядят.

— А мистер Скотт — я зову его «дядя Джон», потому что он знает меня вот с такого возраста… — Даян показала рукой, с какого возраста, для этого очертив в воздухе линию на уровне своего колена, — сказал, что мы с тобой похожи на международных террористов высокого класса!

— Ты счастлива, конечно, что мы с тобой похожи на международных террористов? — смеется Оскар. Даян и ее счастливое жизнелюбие, ее восторженность начинают умилять его. — Ю ар грейт, бэй-би! — нежно восклицает Оскар и целует существо в пылающую, разгоревшуюся от шампанского щеку.

6

— У моего отца достаточно денег, чтобы обеспечить и меня и тебя, — твердо сказала Даян. — Если мы поженимся, я получу от него несколько миллионов, как получила моя старшая сестра. Точную цифру назвать не могу, поскольку это зависит от цены на сталь на международном рынке. Но нам вполне хватит на такой образ жизни, к которому и ты и я привыкли…

Даян улыбнулась Оскару через стол. Невероятно, но Даян Гриндер, 22, сделала Оскару предложение. Впрочем, подумал Оскар, она сама с ним и познакомилась. Не Оскар подошел к ней в «Плазе», но Даян прислала ему записку. Энергичная девушка.

— …Мой папочка, — продолжала Даян, помолчав, — основной держатель акций по меньшей мере трех сталелитейных и металлургических компаний. Акции принадлежали уже нашему прадеду. Кроме этого…

— Но он будет против, Даян, — перебил ее Оскар ласково, — неужели ты не понимаешь? Палач, да еще так разрекламированный, — самый неподходящий зять для Отто Гриндера, какового только возможно придумать. «Палач» — это даже звучит неприлично…

— Он не будет против, Оскар, — твердо заявила Даян. — Я знаю, как обращаться с моим отцом. Он сделает все, как я захочу. Но ты еще не ответил мне, согласен ли ты жениться на мне…

В зале «Рашен ти рум» с потолка почему-то свисали длинные разноцветные баллоны. Один из них, красный, висел прямо над Даян и Оскаром. Может быть, в ознаменование какого-то русского праздника.