Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Все! Все закончено, все довершено" – думал Марий, идя домой и опираясь на трость, чтобы скрыть легкую хромоту. Какими странными и страшными были эти месяцы в Кумее, когда он прятался от всех, стараясь как можно реже видеться с людьми, чтобы не выслушивать выражения испуга, сочувствия или злорадного удовлетворения, маскирующегося под жалость. Самое тяжелое испытание при этом было – отношение к нему людей, которые любили его и искренне жалели. Таких, как Публий Рутилий. С ним не говорили ни о политике, ни о делах – Юлия оказалась в этом вопросе настоящим тираном. Поэтому он не знал ни о кризисе с зерном, ни о том, что Сатурнин разжигает толпу. Его жена строго следила за соблюдением диеты и режима дня, который состоял из упражнений на воздухе, чтения классиков и сна. Вместо куска мяса с поджаренным хлебом он питался теперь арбузами – Юлия где-то услышала, что те благотворно действует на почки, оба пузыря и на кровяное давление. Вместо заседаний в Курии, он поднимался на вершины Байе и Мизенума; вместо чтения отчетов сенаторов и провинциальных правителей – корпел над сочинениями Изократа, Геродота и Фукидида, придя к выводу, что ни один их них не достоин доверия, поскольку они излагали не как люди, привыкшие действовать, а как люди, привыкшие только расписывать действия.
Однако это помогало. Медленно, постепенно, но ему становилось лучше. Хотя никогда уже левая часть рта не примет нормального положения, никогда не сможет он сбросить с себя усталость. Телесные изменения лишь раскрыли его внутреннюю исковерканность. К развязке подошел бунт Мария и его неравная борьба со старым Римом. Юлия, так тщательно оберегавшая его все это время, наконец разрешила ему уехать. Он тут же послал за Публием Рутилием и вернулся в Рим, дабы поправить что еще возможно.
Конечно, он прекрасно понимал, что Сатурнин не откажется от задуманного несмотря на предупреждение; что же касается Главции, то ему избираться нельзя – и точка. По крайней мере, теперь выборы состоятся: трибунов плебса в день перед нонами, а голосование за квесторов – в сами ноны. Выборы могут вызвать волнения, так как проводиться они должны на Форуме в Комиции, где ежедневно бродят целые толпы, выкрикивая оскорбления, забрасывая людей в тогах комьями грязи, дергая их за полы и прославляя на все лады Сатурнина.
Но они не тронули Гая Мария, когда он шел сквозь толпу с памятного собрания. Никто из бедняков не бросил в его сторону злобного взгляда; как и братья Гракхи, он оставался их героем. Те, кто знал его в лицо, не могли удержать слез; те, кто никогда раньше не видели его и поэтому думали, что оно всегда было таким, восхищались им еще больше; никто даже не пытался коснуться его – все расступались, давая ему проход, и он гордо шествовал мимо них, навсегда оставляя след в их сердцах и умах. Сатурнин, глядя с ростры, лишь удивлялся этому.
– Толпа – странное явление, – заметил Сулла во время ужина, в компании Публия Рутилия Руфа и Юлии.
– Толпа – символ нашего времени, – ответил Рутилий.
– И знак того, что мы теряем связь с римлянами, – нахмурился Марий. – Риму нужна передышка. Начиная с Гракхов, нас преследует какой-то злой рок: Югурта, германцы, скордиски, волнения италийцев, бунты рабов, пираты, нехватка зерна… бесконечна череда бедствий! Нам нужно передохнуть и отвлечься от собственных амбиций. Надеюсь, это удастся – тогда мы наладим доставку зерна…
– У меня есть сообщение от Аврелии, – вдруг сказал Сулла.
– Ты виделся с нею, Луций Корнелий? – в Рутилии Руфе взыграли чувства дядюшки, заботящегося о репутации матроны.
– Прекрати кудахтать, Публий Рутилий. Ты видишь в этом дурное? Да, мы видимся время от времени. Меня влекут туда какие-то смутные симпатии, воспоминания. Она живет в Субуре, а это – и мой мир, – спокойно ответил Сулла. – У меня еще остались там друзья, а дом Аврелии как раз по пути, да и дом этот в моем вкусе, если вы понимаете, о чем я говорю.
– О, дорогой, я давно хотела пригласить ее на обед! – Юлия была смущена тем, что забыла о родственнице. – Вечно я что-то забываю…
– Она поймет и не обидится, – успокоил ее Сулла. – Не думайте об этом плохо – она любит своего мужа, но ей хочется знать и о том, что происходит на Форуме… Вот я и взял на себя труд рассказывать ей об этом. Ты, Публий Рутилий, хотел бы избавить ее от всех внешних волнений и тревог, поскольку ты – ее дядюшка. Я же рассказываю ей обо всем. Она удивительно умна и проницательна.
– Ну и что она нам передала? – Марий отпил немного воды.
– Слова ее друга Луция Декумия – странного типа, который возглавляет братство перекрестка, собирающееся в ее инсуле. Звучит это примерно так: если вы считаете толпами то, что собирается на Форуме, то вы ничего не понимаете. В день выборов это море превратится в океан.
Луций Декумий оказался прав. На восходе солнца Гай Марий и Луций Корнелий Сулла поднялись на Аркс Капитолия и остановились у низкой оградки вокруг вершины Лаутумиея – перед ними лежал Форум, заполненный людьми. От этой картины захватывало дух.
– Почему? – вырвался у Мария вопрос.
– Как сказал Декумий – чтобы всем напомнить, что они есть и что они сильны своей многочисленностью. Они слышали, что Сатурнин выставляет свою кандидатуру, и они считают, что он – их единственная надежда не умереть с голоду. Голод уже начинается, Гай Марий. Они не хотят голодать…
– Но они не смогут оказать влияние на ход выборов!
– Это так. Но они и собрались не для того, чтобы голосовать. Они здесь, чтобы дать нам понять: они – есть.
– Это идея Сатурнина?
– Нет. Его союзники – те, кого ты видел в календы. Настоящее дерьмо, отбросы, как я их называю. Завсегдатаи перекрестков, бывшие гладиаторы, воры, вольноотпущенники, постоянно заискивающие перед бывшими хозяевами – и многие другие, думающие перехватить денарий-другой, если Луций Аппулей станет плебейским трибуном.
– Но здесь гораздо больше, чем те, кого ты перечислил, – задумчиво проговорил Марий. – Они пошли бы за первым встречным, который отнесся бы к ним серьезно… Но эти люди, которые здесь собрались, не принадлежат Луцию Аппулею. Они не принадлежат никому. О, боги, – кимвров было меньше на поле боя при Верцелле, чем людей на Форуме! А у меня нет с собой армии. Все, что осталось – это моя тога. Грустный финал.
– Ты опять прав, – ответил Сулла.
– Хотя… Может, эта тога и есть моя армия. Сейчас я смотрю на Рим другими глазами, Луций Корнелий. Они пришли, чтобы показать себя нам. Но ведь они постоянно живут здесь, в Риме, занимаются своими делами. Им часа достаточно, чтобы собраться в эту армаду… А мы верим, что правим ими!?
– Мы правим, Гай Марий. Они не могут управлять собой сами. Они подчинили себя нам. Но братья Гракхи давали им дешевый хлеб, а эдилы – прекрасные игрища. Теперь пришел Сатурнин и в канун голода пообещал им дешевый хлеб. Он не сможет сдержать свое обещание, и они уже начали подозревать его в обмане. Поэтому и явились сюда – чтобы в день выборов напомнить ему о себе.
Марию пришла в голову аналогия:
– Они – как огромный, добродушный буйвол. Когда он приходит к тебе, это значит, что у тебя есть корзина с кормом. Все, что его интересует – это еда, которая, как он знает, у тебя есть. Но, если он обнаруживает корзину пустой, то не поднимет тебя на рога. Он решит, что ты спрятал пищу где-нибудь в твоем теле, и затопчет тебя до смерти в поисках корма, даже не думая о том, во что ты превратился под его копытами. И о том, что после ты уже никогда не сможешь его покормить…
– Сатурнин принес пустую корзину.
– Что ж, – сказал Марий, поворачиваясь от оградки, – оставим быка при его рогах.
– И будем надеется, – ухмыльнулся Сулла, – что после всего на них не останется клочков сена.
Толпа не мешала сенаторам и голосующим продвигаться по площади. Когда Марий поднялся на ростру, Сулла отошел к другим сенаторам, стоявшим на сенатской лестнице. Выборщики в этот день ощущали себя островком в океане безмолвных наблюдателей – затонувший остров, на котором, как скала, возвышалась ростра. Тысячная толпа черни не оказалась сюрпризом для сенаторов и выборщиков, которые прятали под тогами ножи и дубинки, особенно компания молодых повес во главе со Сципионом-младшим. Однако против толпы, где собрались все римские низы, ножи и дубинки были бесполезны…
Один за другим претенденты объявляли о своих намерениях. Первым выступал Луций Аппулей Сатурнин. Вся гигантская толпа начала оглушительно хлопать и выкрикивать одобрительные возгласы; Марий удивился такому приему. Со своего места он мог видеть лицо Сатурнина. Имея за спиной такую опору, как триста тысяч римлян, чего только не мог бы он добиться… Кто посмеет не проголосовать за него?!
Те, кто выходил за Сатурнином, были встречены безразличным молчанием; Публий Фурий, Квинт Помпей Руф из пиценумских Помпей, Секст Тит – сомнительный по происхождению и рыжеволосый, Марк Порций – сероглазый, с тонкими чертами лица и осанкой аристократа, Катон Салониан – внук тускуланского крестьянина Катона Цензора и правнук кельтского раба.
- Посиделки на Дмитровке. Выпуск восьмой - Тамара Александрова - Историческая проза
- Вольное царство. Государь всея Руси - Валерий Язвицкий - Историческая проза
- Чудак - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Андрей Старицкий. Поздний бунт - Геннадий Ананьев - Историческая проза
- Воскресение в Третьем Риме - Владимир Микушевич - Историческая проза
- Петербургский сыск. 1873 год, декабрь - Игорь Москвин - Историческая проза
- Мария-Антуанетта. С трона на эшафот - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Марк Аврелий - Михаил Ишков - Историческая проза
- Заветное слово Рамессу Великого - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Под немецким ярмом - Василий Петрович Авенариус - Историческая проза