Голос крови - Олег Юрьевич Рой

считается, что суп так уж полезен, что без него никуда?), а все дети упрямо воротят от него нос. Но мальчик, подумав – маленький носик смешно сморщился – спросил:

– С фрикадейками?

Девушка ахнула:

– Да ты ж героический герой! Фр-р-рикадельки? Только теперь «л» куда-то убежала. Ладно, мы ее после поймаем. Ну-ка еще разок?

– С фрикадейками? – повторил мальчик возвращая лицу снисходительное выражение.

– А логопед-то, логопед! – веселилась девушка. – Запущенный, видите ли, случай. Значит, надо брать корову для супа с фрикадельками.

– Каову, – кивнул тот.

– Ты специально, да? Ладно, дома поэкспериментируем. А сюда мы по делу пришли. Но корова – это уже сверх программы. А молоко ты из чего будешь пить? Может, все-таки вот эту, – она опять покрутила «яблоко».

Арине сочетание «яблоко плюс молоко» показалось немного странным. Мальчику, видимо, тоже. Обозрев развешанное на здоровенном, метра два в высоту и метра четыре в ширину стеллаже пестрое кружечное богатство, он ткнул в емкость, имитирующую… эмалированное ведерко. Зеленое снаружи, белое внутри, с довольно точно вылепленной ручкой сверху, емкостью примерно на стакан.

Мама удивленно вскинула бровь, но хмыкнула заинтересованно:

– А что? Логично. Раз есть корова, значит, для молока должно быть ведерко. Но, Бунька, тогда и суп логичнее не с фрикадельками, а молочную лапшу, ты не находишь?

– Вапшу, – согласился тот, но добавил. – С фрикадейками.

– Ох. Быть тебе каким-нибудь шеф-поваром, – она сняла с крючка и «корову», и «ведерко», сложила их в корзинку, где уже покоились блестящая дырчатая толкушка, упаковка кухонных мочалок и средних размеров стальное ситечко, и зашагала в сторону касс.

Мальчишка еще раз оглядел выставку кружек, кивнул, догнал мать и, взяв ее за свободную руку, зашагал рядом с уверенным, почти гордым видом.

Арина полюбовалась немного на покинутый дружной семейкой стеллаж и двинулась дальше. Кружка ей была не нужна. Собственно, ей в «Посуде на любой вкус» вообще ничего не было нужно, и зашла она сюда лишь потому что магазин попался по дороге. Она никогда не боялась моргов, ни тусклый блеск цинковых раковин, ни острое сверкание жутковатых инструментов ее не пугали. Но сегодня сердце то вздрагивало, то пускалось вскачь, то вовсе замирало. И магазин посуды – да, лучше не придумаешь, чтоб выбить из себя ненужные эмоции, от которых никакого толку, зато мыслительному процессу – сплошной вред.

Странное дело, но здесь тот же металлический блеск казался не холодным, а совсем наоборот – мягким, успокаивающим, почти завораживающим, как блики, бегущие изнутри век, когда сон уже обнимает, обхватывает тебя мягкими своими лапами. И вереницы разнообразных лезвий здесь были не про «там» – хотя ей ли не знать, сколько «безобидных» кухонных ножей, вилок и даже тарелок становятся орудиями убийства – а про «здесь». Не про смерть, а про жизнь. Потому что посуда – значит, еда, ведь так?

Стеллажи тянулись бесконечными улицами и коротенькими переулками. Арина походила, порассматривала кастрюльки, миски, мясорубки, яйцерезки и какие-то вовсе неведомые приспособления. Подержала в руках двух маленьких неандертальцев с поднятыми дубинами: по мысли дизайнера сего диковинного изделия, из толстых их верхушек должны были сыпаться соль и перец. На соседнем стеллаже гордо выгибали крутые бока графины и кувшины, еще дальше – бокалы всех мыслимых и немыслимых форм и цветов. Какая-то женщина, сняв с полки коробку с комплектом. крутила ее в руках, стараясь заглянуть внутрь. Крышка оказалась незаклеенной, и Арина, как в замедленной съемке, увидела: один из бокалов выскальзывает… и превращается в блестящую кучку на таком же блестящем «мраморном» полу.

Женщина воровато обернулась, быстро-быстро сдвинула ногой кучку, как бы «заметая» ее под стеллаж, сунула поврежденную коробку на полку, шагнула было прочь, но тут же вернулась. Сняла с соседней полки бокал – из тех, что продавались поодиночке – покрутила в руках, взяла другой… и запихала его в коробку, а ту задвинула чуть поглубже. И ушла.

Арина была уверена, что это глупо, что через секунду прибежит охрана – сейчас ведь везде камеры понатыканы, правда? Но секунды складывались в минуты, а ни охранников, ни хотя бы девушек с бейджиками «консультант» не появлялось. Она подошла поближе, подождала еще немного и сняла с полки пострадавшую коробку. Можно было поклясться: не считая слегка помятой крышки, с коробкой все было в порядке, шесть абсолютно одинаковых бокалов гордо поблескивали из своих картонных гнездышек.

Забавно. Сличение этикеток показало, что у коробочного комплекта и одиночных бокалов даже производители разные! Но выглядели они совершенно, совершенно одинаково! Правда, цена, в пересчете на единицу, разнилась примерно вдесятеро. Так что действия неуклюжей покупательницы были не столь уж глупы. Если бы даже ее остановили, она вполне могла твердить, что нечаянно разбила бокал из «одиноких», дешевых. И мало ли что там на камерах наблюдения! Изображение там вечно мутное, перекошенное, и разобрать, что, собственно, случилось, почти невозможно.

Подумав, Арина все-таки купила неандертальцев: кто сказал, что соль и перец – обязательное содержимое? Можно ведь туда, к примеру, кусочки губки с эфирными маслами положить. Или даже, открутив крышечки, использовать дубинки как подсвечники – пусть это будут первые люди, добывшие огонь, разве плохо?

* * *

Стеклянный звон как будто продолжал звучать в голове. Как будто там рушилась какая-то стена. Стена, не дававшая увидеть правильный путь. Арина посидела немного на лавочке возле торгового центра, отстраненно глядя на обложенный угловатыми камнями прямоугольный бассейн, из которого взметывались и опадали водяные струи. Форсунки стояли линией, и череда вертикальных струю тоже образовывала стену. Дробящуюся брызгами, сверкающую под отползающим от зенита солнцем. За водяной стеной тянулись такие же лавочки, несколько молодых мам пасли своих отпрысков.

Потом «стеклянная» стена снова взметывалась вверх, и пасторальная картинка исчезала – только цветные пятна чуть просвечивали.

Если бы рухнувшая в мозгу стена открыла хоть что-то похожее на путь! Но там даже цветных пятен не было. Пустота. Ни единой зацепки. Не считать же зацепкой рассказ бывшего официанта.

И все же, вопреки всем доводам здравого смысла она поднялась и двинулась на Кирзавод, некстати вспомнив, что именно там полгода назад погибла дама, которую Арина всерьез подозревала в убийстве. Погибла под колесами электрички, возле платформы, на которой ей совершенно нечего было делать. Свидетели, опрошенные тамошними операми, путались: кто говорил, что сама упала, кто уверял, что даму под колеса столкнули.

Вот Дениса совершенно точно столкнули… Не с той же платформы, на другом конце города, но совпадение странное. Почему она только сейчас совместила два этих случая?

Впрочем, сейчас она поехала на Кирзавод совсем не потому, что усомнилась в том, уже давнем, не