Дьявол просит правду - Жанна Голубицкая

Осталось увидеть третьего персонажа чумиканской трагедии — сестру Татьяну. Она не замедливает явиться — крупная, дородная тетя с химией на голове. В бордовом бархатном халате и тапочках в тон. Приносит с собой большую миску, в ней сельдь под шубой. С порога заявляет, что полдня мыкалась, готовила специально к приезду дорогих гостей — то есть, меня. А то от этой Нинки, мол, и маковой росинки не дождешься! Только в газеты жаловаться умеет! Лишь одна Татьяна позаботилась обо мне: не поленилась шубу настрогать. Я моментально чувствую себя обязанной этой большой и безапелляционной женщине. Так уж я устроена. И так уж устроена Татьяна: с ходу показать, кому тут все должны, надо еще уметь.

Из всех действующих лиц я бы выделила именно ее — и не из-за селедки. В ней есть некая экспрессия — слегка первобытная, довольно грубая, но экспрессия. Про таких говорят «хабалка», имея в виду не столько изрядную неотесанность, сколько очень прагматичный, почти циничный подход к жизни.

Увы, хабалки часто преуспевают. Как раз за счет таких, как забитая, безответная и безотказная Ниночка. Наверное, откровенное письмо в журнал и останется главным поступком ее жизни. Все-таки на это еще надо было решиться! Представляю, что сказали бы чумиканские кумушки! Рассказать о себе такое, да посторонним людям, да в прессу!

— Ну вот хоть вы скажите этой дуре Нинке, — визгливо начинает Татьяна, — зачем она в газету написала? Только людей от делов важных оторвала! Смотрите, братик мой Лешик какой ухондоканный! Она ж не делает ему ничего! Только я одна и даю…

О, дамочка, оговорочка-то по Фрейду!

Угостившись шубой, я прошу разрешения закурить и приступаю к разбору чумиканских полетов. Тут неожиданно на помощь приходит мой бесценный опыт общения с золовкой и свекровью. Ибо ситуация в этом богом забытом месте до тошноты смахивает на мою собственную, с Рыбами. Остается только надеяться, что Верочке не придет в голову поддерживать братика Стасика таким извращенным способом.

Чувствую себя главным казы аула — это такой мусульманский аксакал, который на правах старшинства раздает бесплатные советы всем односельчанам.

Для начала я заявляю всем троим, что без Татьяны они бы пропали и должны быть благодарны ей по гроб жизни.

Такого поворота не ожидают ни Ниночка, ни ее Лешик. На их сероватых лицах — неподдельное изумление. Татьяна приосанивается, на ее устах самодовольная ухмылка: «Я же говорила!»

Но мой план куда хитрее.

Под предлогом желания осмотреть ее квартиру этажом выше, я уединяюсь с «мадам хабалкой», как я уже окрестила ее про себя. Мой «совет постороннего» Татьяне заключается в предложении сурово наказать неблагодарную сноху и перестать ей помогать.

Лицо Татьяны отражает напряженную мыслительную деятельность. В конце концов, она решает, что это умно. Столичная гостья ерунды не посоветует.

Затем я организовываю себе тет-а-тет с Ниной, во время которого шепотом признаюсь ей, что такой стервы, как ее золовка Таня, отродясь не видела.

Нина ликует.

Я советую Нине начать напрягать золовку как можно больше. А лучше всего — писать ей длинные списки домашних дел, которые она должна выполнить, пока Нина «просиживает штаны» на работе. Да, и спрашивать с нее построже! Ничего, раз она такая хозяйственная, какой себя малюет, то должна справляться! Не зря же народная мудрость гласит: назвался груздем, полезай в кузов! Пусть деятельная золовушка почувствует себя не хозяйкой Медной горы, а приходящей прислугой! Глядишь, сама станет от семьи братца прятаться.

От радости Нина даже хлопает в ладоши.

Все же я — прирожденный дипломат!

Последний — Лешик. С ним я иду курить на лестницу. Едва оставшись наедине, напираю на тощего чумиканского мужичонку своим столичным бюстом и практически впечатываю его в грязную нештукатуренную подъездную стену. Разговор у меня короткий, и в данном контексте я даже не считаю нужным заменять крепкие выражения на айрапетовы эвфемизмы:

— Слушай сюда, друг! Еще раз трахнешь сестру, я твой портрет на всю страну пропечатаю! Прямо на обложке! И подпишу внизу: вот этот х… который е…т мозги родной жене и родной сестре! И не поленюсь в ваш город вагончик-другой экземпляров снарядить. И сама еще приеду: поглядеть, как тебя чумиканская братва разукрасит! Ты с Балдой-то давно по душам не толковал?

Никакого Балду я, разумеется, знать не знаю. Это чистой воды блеф. Просто я предполагаю, что раз в городе Чумикан есть мелкооптовая торговля, то найдется и братва. А среди любой братвы обязательно найдется свой Балда.

По видимому, ход верный. Чумиканский горе-казанова мелко трясется и клятвенно заверяет меня: более ни-ни!

На прощание, мило улыбаясь, я фотографирую все тройственное чумиканское семейство — вместе и поочереди. Дамы изо всех сил улыбаются, их кавалер мрачноват. Бедолага Лешик догадывается, зачем мне его портрет.

Затем я вручаю хозяевам презент — столичный продуктовый набор, состоящий из красной икры, копченой колбасы, шоколадных конфет «Рузанна» и бутылки смирновской водки.

На сей раз счастливы все. Татьяна тут же хватает две банки икры и заявляет, что это ей — по старшинству.

Я покидаю дом колхозника в слегка подавленном настроении. Я в думах: каким образом из этой гадкой истории сварганить что-либо оптимистическое? Декорации у чумиканской житейской драмы оказываются не только мало выразительными, но и весьма удручающими. Впрочем, как и все, что мне довелось увидеть в далеком граде Чумикане.

Но польза от моей поездки все же налицо. Полюбовавшись на чумиканскую трагедию, я понимаю: все-таки у нас со Стасом все еще не так запущенно.

Далее по плану у меня Борзя. Вопреки обещанным Айрапетом оленям, я попадаю туда на поезде.

По дороге в Борзю мое настроение слегка улучшается.

Я любуюсь в окно на не особо приветливые дальневосточные пейзажи, и в голове у меня вертится английская строчка: «On the way to Borzia my heart goes high…» («Навстречу Борзе восстает мое сердце…». Откуда она взялась, понятия не имею. Возможно, сама собой придумалась в моей голове. А может быть, просто всплыла в памяти, а на самом деле принадлежит самому Шекспиру или Бернсу. Хотя едва ли они бывали в Борзе.

Перекуривая в тамбуре, знакомлюсь с местной молодежью. Это две сладкие парочки лет по 20, студенты Читинского политеха. В Борзю едут к родне на свадьбу.

Новые знакомые хвастаются, что у них с собой отменный копченый угорь, вяленая щука и целый мешок кедровых орехов — это подарок молодым, но разносолов так много, что вполне хватит на закуску для дружеской вечеринки. Намек понят: я приглашаю мальчиков и девочек в свое купе и финансирую приобретение бутылки водки.

Почуяв намечающееся застолье, «в долю падает» и мой сосед по купе — пожилой ветеринар из Борзи. В итоге одна бутылка превращается в целых три.

Общение с коренными борзинцами «под беленькую» оказывается очень познавательным.

Спешу сообщить: в населенном пункте Борзя половина населения фанаты певицы МакSim и группы «Челси», остальные — Аллы Борисовны и Надежды Кадышевой. Кое-где «на местах» мужское население еще помнит блондинку всия Руси Наталью Ветлицкую.

Борзинский ветеринар после каждой новой рюмки вздыхает все глубже и все неравнодушнее интересуется судьбой Ветлицкой:

— Нет, ну ты мне скажи! — пьяно настаивает он. — Как там наша Наташка? Куда она делась-то? В телевизоре нет, в наши края не приезжает… А ведь раньше — каж год, то в Читу, то в Ангарск, то в Иркутск… Может, теперь ее к нам этот не пускает, мужик ейный — как его, Магомет или Сулейман?

Откровенно говоря, я не в курсе, о чем честно сообщаю попутчику.

— Ну, ты ей передай, если встретишь, — не сдается ветеринар, — вы ж все-таки с одного городу! Мы ее любим и помним! Пусть бросает на фиг этого своего богатея басурманского и к нам — в Борзю! Мы уж тут примем ее в лучшем виде! Эх, «Изучай меня по веснам, изучай меня по группам…» — монолог борзинского ветеринара заканчивается сольным исполнением им репертуара Ветлицкой.

Молодые люди расспрашивают, видела ли я живую МакSim, правда ли, что «Татушка» Юля Волкова обматерила саму Аллу Борисовну и как мы там у себя в Москве терпим Ксению Собчак, если всем понятно, что сама она ничего не умеет, а выбилась только благодаря фамилии?

Я терпеливо объясняю, что какая бы ни была фамилия, если ты сам — полный ноль, в Москве никуда не выбьешься. Дураков в столице нет, и на ключевых постах находятся все же профессионалы.

Но юные борзинцы все равно не понимают. Женская часть негодует: как, например, та же Ксения Собчак совместно с Оксаной Робски могли написать книжку совестов, как выйти замуж, если они обе — не замужем???

Действительно, в простую борзинскую голову это не очень-то укладывается. Как можно давать советы по вопросу, в котором ты сам не преуспел?