Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников

старческая рука, измельчал и сузился. Андрей вел мотобот под самым берегом, на кромке которого ворочался и тарахтел воскресший из мертвых трактор и четверо меднолицых монтажников разбирали буровую вышку. Андрей махнул им из рубки отмашкой, те отмахнули руками и проорали что-то хохлацкое и веселое, чего Андрей не разобрал, но рассмеялся. Жизнь была прекрасна, и хотелось петь.

Неводники приткнули к берегу за поворотом, и, пока шла выгрузка, Клавдиян, назначенный старшим, отправился с визитом к буровикам. Вернулся он на тракторе с балком на прицепе. Поставили вагончик напротив места выгрузки. Чтобы было где переночевать, пока не поставят балаганы. Нагулявшиеся за лето кони недовольно фыркали и топтались за жердями, а пригнавшие их мальчишки облепили черемуху и, не боясь оскомины, набивали рты еще зелеными ягодами.

– Эй, орлы! – прокричал им Андрей. – Кто со мной в поселок?

Но атаковавшие черемуху «орлы» в ответ решительно закачали головами: «Ни за что». Пришлось с опустевшим паромом возвращаться одному – косари остались на Варгасе.

Вечером Марья Ивановна решительным тоном заявила Андрею, что валять дурака пора перестать, а лучше подумать о своих коровушках, которым, судя по всему, Пашкой Нулевым уготовлена голодная погибель или сдача на мясо для досрочного выполнения семилетнего плана. И что знает бабка Марья места за талинами, где с конной косилкой или граблями не развернуться, зато с литовкой ходить в самый раз, трава там отменная, и если взяться, то можно им с Тольчишкой Беловым сена себе и наставить. А надеяться, что колхоз старой колхознице сена выделит, нынче нечего: пока за Варгас туда-сюда ездят, белые мухи полетят и трава за Негой под снег уйдет. Этот Пашка как собака на сене – ни себе, ни людям.

Ежевечернее блеснение щук Андрею пришлось отложить и под руководством Толяна осваивать искусство косьбы. Жесткая как проволока, осока нещадно сопротивлялась, коса тупилась и цеплялась носком за черные вонючие кочки. Под ногами хлюпало, сверху пекло, а временами мочило, но душа у Андрея пела, и копешки свежего сена потихоньку росли. Дело двигалось.

Видимо, не стояло оно и у Клавдияновой бригады, потому что однажды с указанием от имени правления забежал к Марье Пашка Нулевой и приказал Андрею отвезти на Варгас дополнительную бригаду покосников – копнить и метать в стога поспевшее сено.

Веселое это дело – работать на покосе бригадой, особенно если большая ее половина состоит из девок и молоденьких бабенок, с которыми можно и подурачиться между делом, повалять их по свежему сену, шутя и не шутя обнимаясь и тискаясь. А потом вечер у костра, общий ужин, гармошка и ночь в сенном балагане вдалеке от строгих глаз...

В неводнике и на катере собралась почти вся поселковая молодежь: пришли и Витька Седых с аккордеоном в футляре, и Сашка Новосельцев, и Зоя Михайлова, и две молоденькие учительницы, имен которых я не помню, и даже почтальонка Геля, которую на покос вообще никто не гнал, оставила свои штемпеля, подвязалась платочком и вооружилась крепкими березовыми граблями. Но еще крепче вооружился Карым Аппасович, оставивший магазин на попечение старухи. Помимо трехрогих вил, он прихватил с собой и свою знаменитую на всю округу фузею и здоровенный ямщицкий тулуп.

– Не иначе как на медведя собрался, с ружьем и рогатиной, – поддел его Сашка Новосельцев.

– А чо? – добродушно осклабился Карым Аппасович. – Мишка как раз там и ходит. Лишь бы попался, лиходей, а я с ним за Степку Батурина посчитаюсь. Вот однажды мы с Иваном Кремневым...

Но Сашка старика дослушивать не стал, а перепрыгнул с катера в неводник, где весело хохотали девки и Витька Седых наяривал частушки:

Сидели два медведя На ветке золотой. Один глядел на небо, Другой качал ногой...

Когда прибыли на место, Витька предложил Андрею:

– Оставайся на ночь – попоем с девчатами. Смотри, какая погода стоит.

Погода и впрямь выдалась чудная. Летнее тепло не торопилось покидать Север, от прогретой воды шел пар, в небе сияли синие звезды, а от сухих как порох таловых дров взлетали к ним в вышину золотые. Костров сегодня у покосников два: большой – возле вагончика, в котором поселились бабы и девки, и поменьше – за протокой, возле сенного балагана, в котором обосновались мужики и парни. У большого костра играют и поют, а у малого – болтают и пьют. Пьют доставленный Карымом плиточный чай с добавкой свежей смородины и перечной мяты. Андрей посидел сначала у большого костра, а потом, когда девки одна за другой скрылись в вагончике и затворили дверь на засов, переправился на лодке к малому, где чай еще кипел, костер пылал и беседа не угасала. Однако зевота овладевала Андреем, и он поднялся, направляясь к катеру, чтобы выспаться в тепле машинного отделения.

– Спать собрался? – остановил его Лева Быков, бородатый, как леший, здоровяк. – В катере?

– А что? – остановился Андрей.

– Да ничего – можешь идти. На воде намертво укачивает. – И, отвернувшись от Андрея к мужикам, Лева продолжил: – Такой был случай. Плывет почтовый катер в Сургут из Вартовска. Видят: на песке «Костромич» стоит, а людей не заметно. Через три дня идут обратно – он все стоит. Почуяли, что дело неладно, причалили посмотреть: в кубрике четыре трупа в спокойных позах на рундуках, уже от жары прокисли