Детское время - Квинтус Номен

вообще не сомневалась, а когда ушла на пенсию почитала доступные книжки и, мягко говоря, удивилась. Ведь в России по максимуму приходилось около трехсот ватт мощности на человека, а в СССР в лучшие года было чуть меньше трехсот пятидесяти. Почему же мы так упорно пыжимся получить по киловатту?

— Я даже не знаю, как вам ответить — я имею в виду как ответить главному энергетику всей страны на протяжении десятков лет, — улыбнулась Катя. — Михалыч с одной стороны был все же оптимистом, он говорил что нас мало, а киловатт учетверяет наши силы просто потому что мощность человека при длительной работе порядка двухсот ватт. И это в принципе верно, но с другой стороны… В России, если я верно помню, всякие ГЭС обеспечивали процентов двадцать мощности, а у нас сейчас они составляют больше пятидесяти. К тому же в России, и в СССР тем более, коэффициент используемой установленной мощности на ГЭС был в районе сорока процентов, а у нас часто и до пятнадцати не дотягивает. Пока не дотягивает, а на восьмидесяти процентах работает только Мстинский каскад и Верхнеокские станции. Сейчас, когда мы меняем на гидростанциях турбины, которые теперь будут работать до капремонта не два-три года, а лет по пятнадцать-двадцать, положение улучшится, и мы возможно КИУМ поднимем процентов до тридцати — но и то не сразу. Да и тепловые станции у нас из-за неважного качества оборудования в большинстве выдают в среднем процентов сорок, так что Михалыч скорее всего этот момент в своих целевых параметрах учитывал.

— То есть ты хочешь сказать, что мы станции строили плохие…

— Нет, не плохие. Вы, Кати Лемминкэйненовна, делали оборудование даже превышающее технологические возможности нашей, назовем ее так, тогдашней промышленности. Причем лично вы, как папа говорил, вообще чудеса творили. Ведь агрегаты на двух самых нагруженных каскадах, то есть на Верхнеокском и Мстинском, до сих пор работают без проблем. Те, которые лично вы делали. Причем окские все это время вообще работали на сто десять процентов мощности без единой поломки.

— Ну, спасибо на добром слове, — улыбнулась Кати, — а я и не знала, что Вова так меня оценивал. Но он и сам постоянно чудеса творил… А зачем ты Ходану сказала, что нужно Днепрогэс строить на гигаватт мощности?

— Ну… там же вообще было больше полутора. Я еще посмотрю на столько потребления мне наши министры проектов притащат, глядишь — и гигаватта не хватит.

— Конечно не хватит. Только я вот что тебе посоветую: когда соберешься строить весь каскад на Днепре, Новокаховскую станцию не повторяй. Там ниже ДнепроГЭСа километрах в двадцати очень неплохое место для станции-контррегулятора мегаватт на сто-сто пятьдесят. По электричеству практически то же самое выйдет, а земли затопится на порядок меньше.

— Я тоже об этом думала, наверное так и поступим. Вы всегда даете исключительно полезные советы.

— Ну, хоть такую память о себе оставлю.

— Не только такую, — Катя широко улыбнулась. — Мне Аделина говорила… ну, это жена Ларса Северова, так вот она говорила что в Скандинавском округе уже больше тысячи девочек носят имя Кати. Она говорила это когда Ларс сюда приезжал, то есть уже года три назад, так что сколько сейчас девочек в честь вас названо, я даже угадывать не берусь. Но насчет полусотни уверена: их полное имя Кати Лемминкэйненовна потому что уже больше полутысячи парней носят имя Лемминкэйнен.

— Забавно…

— А сам Ларс сейчас заканчивает строительство нового завода в новом городе Северск… это где у шведов был город Тимро. Так он речку, которая на наших картах называлась Индальсельвен, переобозвал и теперь она называется Лемминкэйненовна. А на вывеске завода золотыми буквами написано «Завод электрических машин имени Кати Лемминкэйненовны Клее». Так что наследить вы успели изрядно, и вам есть чем гордиться.

— Уговорила, я погоржусь. А что там Маркус говорил про тысячу двести оборотов?

Насчет того, что «может и гигаватта не хватить», Катя не ошиблась. Но даже она сама удивилась, насколько именно «не ошиблась», так что уже весной началось строительство сразу четырех ГЭС. Это сделать несложно когда известно где их лучше всего строить. И когда известно как именно их строить.

Насчет «как» информации «из будущего» все же не было, однако и собственный опыт наработался, и кое-какие «подсказки» общего плана все же нашлись. Относительно именно строительства — то есть «стекла и бетона», хотя плотина ДнепроГЭС строилась не бетонная, а большей частью каменная, из гранитных блоков. А про оборудование станции информации было «до обидного мало», как пожаловалась в каком-то разговоре Екатерина Владимировна Кати Клее. И наверное именно эта «жалоба» подвигла восьмидесятипятилетнюю старушку «вспомнить молодость». Конечно, в таком возрасте бегать по цехам и ругаться с рабочими несколько трудновато, но вот думать и выдавать интересные мысли возраст достаточно часто совсем не мешает.

«Окончательный проект» ДнепроГЭС подразумевал установку сразу четырнадцати агрегатов по семьдесят два мегаватта, но когда первый был уже почти готов, финская бабушка распорядилась его разобрать и собрать заново. Поменяв обмотки — используя в них вместо чистой электролизной меди сплав с редкоземельным металлом.

— Я тут случайно нашла в записках у Михалыча упоминание о том, что полпроцента церия в меди уменьшают сопротивление на пять процентов, — сообщила она Кате в обоснование своего решения.

— И что? Ведь генератор уже почти готов!

— Ну да, но ставить-то его пока еще некуда. А пять процентов уменьшения сопротивления дадут, между прочим, увеличение мощности генератора больше чем на десять процентов! Вот и сама подумай, стоит ли увеличение мощности ГЭС на сто мегаватт задержки на месяц, нужной для переделки одного генератора?

— С вами на электрические темы вообще спорить смысла нет, — немного подумав, ответила Катя. — А если мы потихоньку перемотаем все наши генераторы…

— То останемся с перемотанными генераторами, но без прибавки мощности электростанций. Потому что все они работают на полную мощность как раз турбин, а вот их переделывать уже просто невыгодно. Работают — и пусть работают.

— Кати Лемминкэйненовна, мне тут Оскар жаловался что вы просто забрали с завода в Выборге…

— Я же сказала Эриховичу, что весь титан отдам ему обратно через два года! Ну ладно, через три примерно, или даже через четыре — но ведь отдам! Видишь ли, девочка, — при этих словах пятидесятишестилетняя «девочка» невольно заулыбалась, — И Лиза, и отец твой всегда говорили, что мы должны всё делать на века, а титановая турбина, судя по опыту Олеха, проработает минимум сто лет без капитального ремонта, к тому же постройка нового титанового комбината в Ходанграде уже началась…

— Где?

— А, это