Скала прощания - Тэд Уильямс

— Я рассказывал тебе о Скипхавене, Саймон? — спросил Слудиг, глядя на костер и раскачивающихся троллей. — Ты не знаешь, что такое красота, пока не увидишь девушек, вешающих омелу на мачты «Сотфенгсела», похороненного корабля Элврита. — Он отхлебнул напиток и передал бурдюк Саймону. — Ах, Боже праведный, я надеюсь, что у Скали из Кальдскрика достаточно риммерской совести, чтобы ухаживать за местами, где захоронены ладьи в Скипхавене. Да сгниет он в аду!

Саймон сделал еще два глотка из кожаной фляги, пытаясь не показывать своих гримас Слудигу. На вкус канканг был ужасен, но зато согревал.

— Скали — это тот, что отнял земли герцога Изгримнура? — спросил он.

Слудиг обвел все вокруг несколько замутившимся взглядом: он прикладывался к бурдюку неоднократно.

— Этот самый. Сын волчицы и черного ворона, предатель с черным сердцем. Да сгниет он в аду. Здесь уже пахнет кровной местью, — риммер задумчиво потянул себя за бороду и поднял взгляд к звездам. — Да, во всем мире сейчас царит кровная месть.

Саймон тоже взглянул наверх и увидел приближающуюся с северо-запада гряду темных облаков, которые закрыли звезды на горизонте. На мгновение ему показалось, что он увидел, как рука Короля Бурь протянулась, чтобы перекрыть тепло и свет. Он вздрогнул и поплотнее закутался в плащ, но холод не ушел. Он снова потянулся к бурдюку. Слудиг продолжал смотреть На небо.

— Мы очень маленькие, — сказал Саймон между глотками. У него было ощущение, что в его жилах течет не кровь, а канканг.

— И звезды тоже, кюнде-манне, — пробормотал Слудиг. — Но каждая из них горит изо всех сил. Выпей еще.

Позже, — говоря по чести, Саймон не мог вспомнить, насколько позже и что стало со Слудигом, — он оказался сидящим перед костром на бревне, а по бокам сидели Ситки и пастух Сненек. Они все держались за руки. Саймон напомнил себе, что следует деликатно обращаться с маленькими загрубевшими ладонями, вложенными в его руки. Тролли вокруг покачивались из стороны в сторону, и он с ними. Они пели, и он, не понимая слов их песни, подпевал им, вслушиваясь в отчаянный шум, который они производили под покровом ночи, и ощущая биение своего сердца, которое стучало в груди, как барабан.

— Нам обязательно выступать сегодня? — спросил Саймон, пытаясь удержать седло, пока Слудиг подтягивал подпругу. Единственный факел давал недостаточно света, чтобы осветить темную пещеру, служившую конюшней. За стеной из елей разливался рассвет.

— Мне эта мысль кажется разумной, — отозвался Бинабик приглушенным голосом, так как голова его была закрыта кожаным щитком, пока он проверял седельные сумки. — Камни Чукку! Как будто нельзя подождать, пока мы не выйдем на свет! Напоминает охоту на белых горностаев в глубоком снегу.

— Я бы еще денек отдохнул, — сказал Саймон. Вообще-то говоря, если учесть, сколько он употребил канукского напитка в предыдущую ночь, самочувствие его было не так уж и плохо: просто немного стучало в висках и ощущалась некоторая слабость в суставах, а в остальном он был в порядке.

— Я бы тоже. И Слудиг бы не отказался… — ответил тролль. — Ах! Киккасут! Здесь что-то острое!

— Держи же эту чертову штуку! — рявкнул Слудиг, когда седло выскользнуло из рук Саймона. Лошадь раздраженно заржала и отступила на шаг-другой, прежде чем Саймону снова удалось ухватить седло.

— Но, видишь ли, — продолжал Бинабик, — мы не имеем знания, сколько времени нам потребуется, чтобы Пересекать Белую пустыню. Если надвигается зима, чем быстрее мы это сделаем, тем лучше для нас. Имеются еще и те, которые несут весть о нас ушам, не имеющим очень дружеский характер. Мы не знаем, кому достался Урмсхейм после воинов Утук'ку. Они же видели Торн, я полагаю. — Он похлопал по мечу, который был завернут в кожу и приторочен к седлу Саймона.

Упоминание об Ингене Джеггере вызвало судорогу в животе Саймона вдобавок к неприятным ощущениям после съеденной утром сушеной рыбы. Ему не хотелось вспоминать о ловчем королевы норнов, который гнался за ними как привидение-мститель, о его шлеме с оскаленной собачьей мордой.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он умер там, на Драконьей горе, думал Саймон. У нас достаточно врагов и без таких, как он.

— Думаю, ты прав, — сказал он мрачно. — Но мне это не нравится.

— Что, бывало, говаривал Хейстен? — спросил Слудиг, выпрямляясь. — Теперь ты знаешь, что такое быть солдатом.

— Да, так он, бывало, говорил, — Саймон грустно улыбнулся.

Ситкинамук и ее соплеменники собрались вокруг, когда Саймон и его товарищи вывели своих оседланных лошадей. Жители Йиканука, казалось, разрывались между церемонией прощанья и желанием рассмотреть лошадей, чьи ноги были длиннее самих пастухов и охотниц. Лошади сначала нервно переступали с ноги на ногу, когда маленький народец прикасался к ним, но тролли накопили немалый опыт обращения с животными, и лошади вскоре успокоились. Их дыхание клубилось в морозном воздухе, пока кануки с восторгом осматривали их.

Наконец, Ситки жестом призвала к порядку, затем торопливо обратилась к Саймону и Слудигу на своем наречии. Бинабик улыбнулся и сказал:

— Ситкинамук прощается с вами от имени кануков Минтахока и наших Пастыря и Охотницы. Она говаривает, что люди Йиканука увидели за последнее время много нового, и хоть мир меняется к худшему, не все в нем становится хуже. — Он кивнул Ситки, и она заговорила снова, на этот раз глядя на Слудига.

— До свидания, риммерсман, — перевел Бинабик. — Ты самый добрый крухок, о котором ей доводилось слышать, и ни один из присутствующих здесь тебя уже не боится. Скажи своим Пастырю и Охотнице, — он усмехнулся, возможно, применив этот титул к герцогу Изгримнуру, — что кануки тоже смелые, просто они не любят бессмысленной драки.

Слудиг поклонился:

— Будет сделано.

Ситки переключила свое внимание на Саймона:

— А ты. Снежная Прядь, не питай страха. Она принесет всем канукам, которые питали сомнения в достоверности твоей победы над драконом, рассказ о той отваге, которую ты проявлял на ее глазах. То же сделает любой из присутствующих. — Он внимательно выслушал, затем улыбнулся. — Она также спрашивает тебя оказывать заботу ее жениху, то есть мне, и употреблять свою отважность для его защиты. Она спрашивает это для новой дружбы между вами.

Саймон был тронут.

— Скажи ей, — медленно произнес он, — что я буду оберегать ее жениха, который также является моим другом до смерти и после.

Пока Бинабик переводил его слова, Ситки смотрела на Саймона напряженно и серьезно. Когда тролль закончил, Ситки поклонилась им, исполненная достоинства и гордости, Саймон и Слудиг сделали то же. Остальные кануки приблизились. Каждый старался прикоснуться к отъезжающим, как будто посылал с ними что-то. Саймон оказался окруженным маленькими черноволосыми головами и снова напомнил себе, что тролли — не дети, а смертные мужчины и женщины, которые любят, сражаются и умирают так же отважно и серьезно, как любой рыцарь Эркинланда. Мозолистые ладони сжимали его руку, и много доброго было в звучании слов, смысла которых ему не дано было понять.

Ситки и Бинабик удалились по направлению к пещере. Когда они подошли к ней, девушка на мгновение исчезла и снова появилась, держа в руках длинное копье, древко которого было покрыто резьбой.

— Вот, — произнесла она. — Тебе это понадобится, любимый, там, куда ты направляешься, и пройдет больше, чем девять раз по девять дней, прежде чем ты вернешься. Возьми. Я знаю, мы снова будем вместе, если боги будут добры к нам.

— Даже если не будут. — Бинабик попытался улыбнуться, но не смог. Он взял копье у нее и прислонил к скале. — Когда мы снова встретимся, пусть не будет над нами никакой тени. Я буду хранить тебя в своем сердце, Ситки.

— А теперь обними меня, — промолвила она тихо. Они шагнули друг и другу. — Озеро голубой глины холодно в этом году.

— Я вернусь… — начал Бинабик.

— Не нужно больше говорить. У нас нет времени.

Лица их соединились, исчезнув под капюшонами, и так они стояли долго.

ЧАСТЬ 2 РУКА БУРИ

Глава 11. КОСТИ ЗЕМЛИ

Часто можно слышать, что из всех стран Светлого Арда лучше всего секреты сохраняются в Эрнистире. Не потому, что сама страна запрятана, как знаменитый Тролльфельс, скрытый ледяной оградой Пустынной равнины, или страна враннов, окруженная коварными болотами. Секреты, скрытые в Эрнистире, упрятаны в сердцах ее жителей или глубоко под землей, под ее солнечными лугами.

Среди всех смертных эрнистирийцы единственные знали и любили ситхи. Они многому научились у них, хотя то, что они узнали, теперь упоминалось лишь в балладах. Они торговали с ситхи, привозя в свои земли, богатые травами, произведения ремесленников, превосходящие мастерством исполнения все, что могли изготовить лучшие кузнецы и ремесленники Наббанайской империи. В обмен эрнистирийцы предлагали своим бессмертным союзникам плоды земли: черный, как ночь, малахит, иленит или светлый опал, сапфиры, киноварь и мягкое блестящее золото — все это, с трудом добытое из тысячи тоннелей Грианспогских гор.