Богдан Хмельницкий - Владимир Замлинский

Большое внимание уделял Хмельницкий и укреплению армии. Было налажено производство пушек, огнестрельного и холодного оружия, селитры, пороха.

В Чигирине учредили войсковое казначейство, или скарб, ведавшее поступлением в казну установленных налогов, завели даже монетный двор, чеканивший собственную украинскую монету. Григорий Кунаков сообщал по этому поводу весной 1649 года русскому правительству: «А в Чигирине-де чинил Богдан Хмельницкий мызну и деньги делают; а на тех новых деньгах на одной стороне меч, а на другой стороне его, Богданово, имя».

Здесь, в Чигирине, была главная резиденция Хмельницкого, здесь он принимал послов, сюда шла и вся корреспонденция. И все время рядом с ним был теперь его сын Тимош. Хмельницкий старался ввести его в курс сложных отношений между Украиной и другими государствами, делился замыслами, которые хотел осуществить.

Вот и сейчас они сидели в канцелярии, из окон которой были видны далекие разливы лугов, заросшие кустарниками овраги, и Хмельницкий говорил сыну, как он хочет устроить правление на Украине, какой виделась она ему в будущем: вольной и равноправной со всеми державами, свободной от всякого гнета.

Тимофей молча слушал отца, он уже сумел разобраться в обстоятельствах, в которых жил и делал свое великое дело отец. Видел, как нелегко ему. Далеко не все, даже соратники, понимают его, разделяют его планы. А многие выступали и против них. Может, потому он сейчас все меньше и меньше советуется с ними, а все больше с Виговским да другими несколькими своими старшинами. Не нравилось Тимофею, что так приблизил к себе отец Виговского. А войско не любит этого писаря да и не верит ему. Слишком заметны его симпатии к шляхте. А шляхта все больше голову поднимает. Несмотря на то, что король обещал мир и даже послал к нему послов, собирают магнаты войско на новую войну.

…Тихо приоткрылась дверь канцелярии, и в проеме показалась стройная, облаченная в роскошное французское платье, вся в золоте и бриллиантах Елена. Теперь это была кроткая, предупредительная к своему мужу хозяйка дома. На свежем, нарумяненном красивом лице и следа не осталось от попоек. Все, кто напоминал ей об этом, были изгнаны со двора. Выдавал ее злую и лицемерную душу лишь змеиный взгляд, которого она так и не сумела спрятать.

Елена хотела обратиться с чем-то к гетману, но, увидев Тимоша, промолчала.

За ней в комнату вошел генеральный писарь Иван Виговский. Острые, торчащие в разные стороны усики, настороженные, все сразу охватывающие и моментально оценивающие глаза, готовность выслушать и в то же время затаенная жестокость, выдаваемая тонкими полосками губ, кривой усмешкой.

Увидев Елену и Виговского, Хмельницкий остановился на полуслове и вопросительно посмотрел на писаря.

— Что, Иване? Срочное что-то?

— Срочное, пане гетмане, — и тоже, как Елена, посмотрел на Тимоша, словно не хотел при нем говорить.

Хмельницкий перехватил этот взгляд писаря и недовольно нахмурился.

— Говори, от Тимофея у меня тайн нет.

Тот слегка смутился и, согласно кивнув головой, проговорил:

— Пробыли представители польских комиссаров, которые едут к нам на переговоры. Новогрудский хорунжий и старый знакомый пан Смяровский. Жалуются слезно на лишения и издевательства, которые терпят от посполитых в пути. Пан Кисель просит позволить им прибыть в Киев и чтобы его милость гетман туда прибыл.

Хмельницкий недобро нахмурился. И тогда вмешалась Елена.

— Надо бы уважить их просьбу, Богдане, негоже королевским посланцам терпеть издевательства.

— Негоже, говоришь? А то, что шляхта целые города вырезала, что снова Бар захватили, что готовят, прикрываясь миром, новое войско, гоже?

Хмельницкий напрягся весь, жилы вздулись, и лицо от гнева налилось кровью. Такому ему перечить нельзя. Нужно ждать, пока сам остынет.

— Негоже! А то что к воеводе Киселю в Белгородку уже два раза для тайных переговоров против меня приезжали из Киева митрополит с архимандритом — гоже?

Он обернулся к Тимофею.

— Скачи сейчас же, сыну, к полковнику Донцу и сотнику Тише, которые со своими казаками сопровождают посольство, и пусть, не мешкая, проводят комиссаров в Переяслав, там будут переговоры.

Когда Тимош вышел, Хмельницкий, охладев немного, подошел к молчавшей Елене и, обняв ее, проговорил:

— Иди, собирайся, поедешь с нами в Переяслав.

Переяслав, как и Чигирин, Белая Церковь, Киев, были во времена освободительной войны ее важнейшими центрами и опорными пунктами. А Переяславский полк по праву считался одним из самых больших на Украине. Здесь располагался и главный центр артиллерии. Действовали крупные мастерские, в которых пушкари делали и ремонтировали пушки и другое оружие. В пригороде производили селитру, нужную для изготовления пороха. Хмельницкий любил Переяслав, который многим связывал его с прошлым, и, как и своей резиденцией Чигирином, дорожил им. Дом брата его умершей жены Анны Якима Сомка был и его домом. Здесь он и намерен был принимать посольство. Сюда же съехались его старшины, с которыми Хмельницкий должен был держать совет по ходу переговоров.

Когда все вместе собрались под оборонным валом детинца в доме Сомка, сразу стало ясно, что переговоры будут безрезультатными: поляки просто хотели прикрыть ими свою подготовку к новой войне.

В начале февраля 1649 года приехал царский посланец подьячий Василий Михайлов. Он привез письмо царя и подарки — «40 соболей в двести рублей и два сорока по 150 рублей, всего на 500 рублей». Подарки приняли с благодарностью и почтением, а письмо прочли на старшинской раде. Не принесло оно большой радости Хмельницкому и его сподвижникам. Царь хотел мира с поляками, а решение главного вопроса — о воссоединении — снова откладывалось.

Ответ писали сообща «во всей думе полной». Напоминали царю, что уже дважды просили его быть над ними государем, но ответа так и не получили. «Аж ныне отдана нам грамота твоего царского величества через гонца Василия Михайлова, в которой желаешь, чтоб есмы к покое жили с ляхами и с княжеством Литовским, и чтоб больше кровь християнская не разливалась. Мы со всем Войском Запорожским желали того, чтоб есмы в покое пребывали, но ляхи, те хитрые и несправедливые в слове, до нас с миром ныне присылают, а там войско собирают на нас, несколько городов християн высекли, попов и чернцов рубят и разные муки, яко Ирод, чинят… А мы, как прежде, также и ныне желаем того, чтоб ваше царское величество нам, наинижайшим слугам и подданным своим, государем и царем, а когда войну с нами зачнут, на них от Смоленска войском своим благословил наступити… А когда не будет милости твоего царского величества и не восхощешь нам выручки и помощи давать и против неприятелей наших и своих наступать, тогда мы, вземши бога на помочь, потуду с ними станем биться, докуду нас станет, православных…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});