Пленница - Хизер Грэм

Джеймс увидел перед собой молодого солдата.

Этот веснушчатый парень с широко раскрытыми испуганными глазами и прыщами на подбородке, наверное, еще даже не брился.

Солдату явно хотелось вернуться к своим, выжить, но ему велели быть смелым и не бояться смерти. Двигаясь вперед, он оказался спиной к Джеймсу. Проклиная себя, Джеймс бесшумно устремился за ним. Он вытащил из-за пояса нож. Нельзя же выстрелить в солдата, когда враг рядом.

Джеймс уже занес руку для удара, но тут солдат обернулся. Он не закричал, а уставился на Джеймса, на нож, занесенный над ним, и перекрестился.

— Святый Боже! — выдохнул солдат и закрыл глаза, Поколебавшись мгновение, Джеймс опустил нож и ударил парня кулаком с такой силой, что тот рухнул на землю. Перекинув его через плечо, Джеймс стал тихо пробираться сквозь кусты.

Он приблизился к солдатам, обошел их и понес свою ношу подальше от тропы, ведущей к деревне. Только убедившись, что тропа далеко, Джеймс опустил парня на землю. Солдат зашевелился, открыл глаза и, с тревогой посмотрев на Джеймса, тихо застонал и попытался отодвинуться.

— Я не хочу убивать тебя.

— Не хотите?

Джеймс покачал головой.

— Но я снова сильно ударю тебя. Не беспокойся. До наступления темноты твои найдут тебя. Молодой солдат энергично закивал:

— Да благословит вас Господь! О, но вы ведь не верите в Бога, да? Может, я уже умер? Ведь я говорю по-английски с голубоглазым индейцем! Там, на небесах, у вас наверняка есть какой-то Бог, и он благословит вас. Моя мама будет вечно молиться за вас, клянусь!

— Сколько тебе лет, парень? — спросил Джеймс.

— В следующем месяце будет семнадцать.

— Ты слишком молод, чтобы служить в армии.

— Конечно. Но дома очень нужны деньги.

— Возвращайся домой, парень.

Размахнувшись, Джеймс нанес ему удар в челюсть. Тот упал, не пикнув. Джеймс, оставив его под дубом, вернулся к Дикому Коту и мальчику. Они стояли в лесу до тех пор, пока солдаты не прошли мимо. Безмолвную деревню, из которой вывезли всех жителей, не обнаружили. Апачуа смогут вернуться.

День прошел без кровопролития. Джеймсу следовало бы радоваться, но он чувствовал себя ужасно.

Джеймс был у форта с Диким Котом. И видел ее.

Оцеола стоял перед общинным костром для приготовления пищи, вытянув руки над огнем и закрыв глаза. Костер горел всю ночь. Огонь поддерживали рабы индейцев. Висевший над огнем котелок с едой был всегда горячим, чтобы каждый воин мог в любой момент утолить голод.

Но сейчас, в темноте, Оцеола стоял один. Это был человек среднего роста, поджарый, с мускулистым телом. Только в последнее время силы начали изменять ему. Он слишком исхудал. Его жены знали об этом, да и сам Оцеола, глядя по ночам на луну и слыша вой волков, предвидел свою судьбу, чувствовал, что его время на исходе.

Теперь он часто вспоминал прошлое, те дни, когда был мальчиком. Тогда все было совсем иначе.

Оцеола родился в племени криков, в городе верхних криков — Таллахасси. Но сначала его звали Билли Пауэлл, потому что его отец был англичанином. Бледнолицым.

Он знал, что белые сомневались, отец ли ему Пауэлл, женившийся на его матери. Впрочем, это не важно. Пауэлл был хорошим человеком, но во время крикских войн, происходивших давным-давно, вернулся в Алабаму, а Оцеола отправился на юг, во Флориду, вместе с матерью и ее кланом. Их племя придерживалось матриархата. Сын принадлежал клану матери. Оцеола многому учился у мужчин, родственников матери, и от дяди матери, Питера Маккуина, названного в честь ее деда-шотландца, узнал, что должен всю жизнь бороться, чтобы выжить. Во время крикских войн Оцеола был мальчиком, а когда Эндрю Джэксон приехал во Флориду — подростком. Начались стычки, сражения. Вспыхнула первая семинольская война. Но Оцеола еще помнил мирные времена, когда просыпался утром от теплых, ласковых лучей солнца, прислушивался к шелесту ветерка. Помнил, как охотился с луком и стрелами, учился убивать дичь. Их жизнь была тогда такой размеренной! Вождь принимал гостей, раздавал приглашения, председательствовал на всех встречах. Его помощник помогал ему во всем, а так называемые микалги управляли деревнями.

Перед началом сражений с белыми или с враждебно настроенными криками появлялся глашатай войны. Он кричал, жестикулировал, призывая всех к бою. Юноши жаждали принять в этом участие. Обычно женщины готовили пищу и выполняли большую часть домашней работы, юношам же давали незначительные поручения: они собирали хворост, коренья и ягоды, присматривали за свиньями. Юноша завоевывал авторитет, проявив мужество на охоте или в бою, поэтому молодые мужчины стремились проявить силу и отвагу, достойные звания воина.

Многие деревни, кланы, вожди и их племена собирались в мае на совет, а летом на Пляску зеленой кукурузы. Там решали все вопросы, одобряли или не одобряли браки, улаживали претензии. Молодые мужчины и женщины затевали игры, иногда вместе, иногда порознь. Они флиртовали, смеялись и влюблялись.

Ни одного семинола никогда не заковывали и не лишали свободы, но преступления наказывались. Виновных в прелюбодеянии били или прокалывали им носы, уши. За незначительные проступки карали, запрещая провинившимся принимать участие в обрядах и ритуалах племени. Убийство считалось тяжким преступлением, и судьбу убийцы решал большой совет. С таких взимали большой штраф, порой изгоняли из племени, в редких случаях казнили. Оцеола помнил хорошие и тяжелые времена, но жизнь всегда текла своим чередом. Сейчас же каждый день был непредсказуемым. Нередко индейцы страдали из-за своей независимости. Случались сражения, потом воины спешили домой. Они добывали пишу, пытались что-то выращивать, даже когда им приходилось бежать и скрываться. Воины гибли. Дети умирали.

Оцеола и раньше знал, что им предстоит сражаться. Он не был потомственным лидером, как Миканопи, а сам завоевал авторитет. Белые обвинили его в убийстве Уайли Томпсона, настойчиво утверждая при этом, что прежде их связывала дружба. Они не понимали Оцеолу. Семинола нельзя заковывать в цепи, а Уайли вознамерился сломить его дух. Уайли тоже не знал, что нельзя заковывать семинола.

Да, прежде были славные времена. Оцеола помнил много хороших дней!

Теперь все они слишком часто давали выход гневу и силе в бою. И с этим умирали.

Он говорил с Диким Котом и другими. Все они считали свое положение очень серьезным. Удастся ли им выдержать еще один год боев? Оцеола согласился бы снова вести переговоры с военными под одним из тех белых флагов, что дал им генерал Джесэп. Оцеоле было известно, что нарушение перемирия в марте разозлило Джесэпа и сейчас он ведет войну на уничтожение, считая, что у него нет иного выбора. Оцеола не питал слепой ненависти к белым. Напротив, его отношения с военными в марте настолько улучшились, что, пока шли переговоры, он спал в палатке подполковника Уильяма С. Харни.