Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман - Анатолий Александрович Севастьянов

оплеуху, и оба побрели по распадку.

— Что мальчишки, то и медведи молодые, — сказал Гераська. — Нет бы вон там сойти. Так нет, прокатиться надо, где покруче… Братья, наверное. Оба одинаковые.

Медведи шли по распадку без всякой настороженности, ничего не опасаясь, ни к чему не прислушиваясь. Собаки по другую сторону гребня, видя возбуждение людей, нетерпеливо перебирали лапами, поскуливали. Но молодые медведи то ли не слышали их, то ли не обращали внимания.

Один из медведей увидел дупло в березе и заспешил к нему. Другой кинулся обгонять, и оба опять устроили потасовку, лапами выколачивая право первым заглянуть в дупло. Но так вместе и засунули туда и носы и лапы. В дупле ничего интересного не оказалось.

— Ребятишки и есть ребятишки, — сказал опять Гераська.

А Витька подумал, что недаром итальянский биолог и палеонтолог Луиджи Амендоле пытается доказать, что человек происходит не от обезьяны, а от медведя.

«Почему самая любимая игрушка детей, — писал Луиджи Амендоле, — не обезьяна, а медвежонок? Почему человек обижается, когда его сравнивают с обезьяной, и добродушно ухмыляется, если кто-нибудь назовет его медведем? Почему слово „медведь“ входит составной частью в названия городов, фамилии, имена (город Берн, например, имя Бернард, фамилия Орси, Орсини, созвездия Большая Медведица и Малая Медведица и так далее), а слово „обезьяна“ — никогда? Оказывается, ответ прост: да потому, что человек происходит не от обезьяны, а от медведя. Если говорить более научно, потому что у человека и у урсидов общие предки».

Хоть Витька и считал, что это солидный заскок у Луиджи Амендоле, но ему было приятно, что у кого-то возникла такая теория, связанная с его любимым зверем.

Обождав, когда медведи отойдут подальше, Гераська дважды выстрелил вверх. Белым шариком замелькал поодаль заяц. Медведи вскинулись от выстрелов, но тут же спокойно побрели дальше. По молодости они не знали ружья, а к громким звукам вроде грохота прибоя или вулкана привыкли.

Разогнав зайцев, без приключений миновали гребень и сразу за ним встретили след медведя. Погнали по нему собак — не за медведем, а в пяту — и скоро нашли берлогу. Теперь, наученный горьким опытом, Витька подходил к ней осторожно и с ружьем. Но берлога была вырыта в земле, и спрыгнуть к ней сверху, как спрыгнул медведь к берлоге под каменной плитой, было неоткуда. Четко видно — медведь вышел именно из этой берлоги. И все же Витька бросил в нее ком снега. В берлоге никто не шевельнулся. Витька пошарил в темноте большим суком.

— Обжегся на молоке — на воду дуешь! — засмеялся Гераська.

Витька вернулся к нарте, положил ружье, взял фонарик и опять подошел к берлоге. Записал, что медведь перегрыз зубами толстые корни, которые мешали ему рыть берлогу. Уже почерневшие огрызки корней торчали по краям входа.

Витька с опаской посветил в берлогу. Пусто. Полез в нее. Ширина входа была семьдесят два сантиметра. В берлоге явно темнее, чем снаружи. Измерил высоту. От подстилки до земляного потолка — один метр десять сантиметров. Хотел измерить ширину, повел лучиком фонарика по земляным стенам позади себя — и отпрянул! В луче сверкнули медвежьи глаза. Но Витька не успел перепугаться — сообразил, что это медвежонок. Направил скакнувший в сторону луч и увидел: на возвышении, похожем на маленькую сцену, стояли на задних лапах, прижавшись пузечками к стене и вытянув вверх вдоль стены передние лапы, два медвежонка. Витька протянул к одному руку, но тут же отдернул: ударом маленькой лапы медвежонок так расцарапал ее, как, пожалуй, не сделал бы ни один кот.

Увидев царапины, Гераська сказал:

— Поехали отсюда. Мать может вернуться. Видишь, следы обтаяли — давно ушла.

— Мне медвежат измерить надо. Дай шапку.

— Сейчас мать придет — она тебе измерит! — рассердился Гераська.

— Ничего, — сказал Витька, боязливо оглядываясь по сторонам. — Как говорит наш директор: «Сотруднику заповедника почетно погибнуть от медведя». Давай скорее шапку! Ведь и правда прибежит.

Гераська бросил Витьке шапку, а сам пошел к нарте, взял карабин, а Витькино ружье на всякий случай прислонил к березке и стал посматривать в сторону следов, уходящих за гребень, куда-то к океану. Бывает, встают медведи из берлог на какое-то время, а потом опять возвращаются. Вот и эта медведица должна вернуться.

В берлоге заголосил медвежонок, и собаки, вздыбившись, залаяли, забесновались в упряжке. Витька, держа медвежонка руками, на которые, как рукавицы, были надеты своя и Гераськина шапки, высунулся из берлоги:

— Помоги мне его измерить!

Медвежонок весил килограмма два-три, но отчаянно вырывался и орал.

— Брось его назад! — рассердился Гераська. — Может, тут она, за бугром, стрелять ведь придется!

Гераська был прав. Медведица могла вернуться, а Витьке вовсе не хотелось стрелять в нее. Припечатал медвежонка к снегу и только после этого отпустил в берлогу. Торопливо достал из кармана сантиметр, измерил длину отпечатка медвежонка и быстро пошел к собакам.

— Ты же сам рассказывал: медведица защищает медвежат, только когда выведет их из берлоги, — говорил он Гераське.

— Ты думаешь, у них все как у одного. Каждый по-своему с ума сходит, как и люди.

Отъехав от берлоги за два распадка, Витька остановил собак, чтобы все записать. И вдруг они вскинули головы, насторожились, злобно залаяли. Наверное, медведица вернулась, и они услышали, как медвежата жалуются ей. У Витьки, как после охоты на шатуна, задрожали руки — не смог записывать. Сунул блокнот в карман и погнал собак к дому.

Глава двадцать восьмая

Внизу, над темно-зеленой водой, ярко белели крестики лебединой стаи. Крестики сразу пропали, как только стая с темного фона океанской воды перетянулась на белое поле снежного берега.

Витька и Сергей Николаевич припали к иллюминаторам вертолета — был очередной облет заповедника. Посреди вертолета на большой охапке сена лежал Букет. Он не первый раз летел на вертолете и терпеливо ждал, в какое еще место его привезут.

Сверху хорошо видно, как одинаковая по цвету темно-зеленая вода океана в одном месте делилась на серую и голубую — с четкой, похожей на дугу границей. Как раз в этом месте, где вершина дуги почти касалась берега, погибли студенты, которые летом вздумали там искупаться. Двое из них были перворазрядниками по плаванию, а третий плавал не так хорошо и купался у самого берега. Заметив, что его относит в сторону от одежды, он с трудом поборол течение, выбрался на берег и стал кричать ребятам, чтобы те возвращались. Но за шумом прибоя они не слышали его. А когда попытались вернуться, уже не смогли этого сделать. Их понесло вдоль берега, все отдаляя