Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо

я буду настаивать на твоем назначении, даже не сомневайся, – сказал отец. – А что до Суллы и Долабеллы… Пусть боги защитят нас от них. Не знаю, будут ли Цинна и Марий-младший враждовать друг с другом настолько, что придется вмешаться, но все же следует быть начеку.

Серторий, который слышал эту беседу, хотя оба говорили тихо, держал при себе свои мрачные думы относительно будущего Цинны. Он уже обсудил с консулом то, что хотел. У него был собственный замысел: Испания.

Комната Гая Мария

Сын Мария уселся подле кровати и стал ждать, когда отец заговорит, но тот лишь метался по простыням. Гай Марий-младший положил руку ему на лоб. Ладонь обожгло жаром.

– Югурта! – вскричал Марий. – Где этот мерзавец?

– Он мертв, отец. Твои легионеры взяли его в плен и казнили в темнице, помнишь?

Гай Марий кивнул, но никак не мог успокоиться.

– А Тевтобод? Что о нем слышно? – спросил он мгновение спустя. – У него огромное войско… но нельзя двигаться на него бездумно… Надо выждать…

– Тевтобод пал в бою при Аквах Секстиевых. Ты победил его, тевтонов, кимвров, амбронов и всех, с кем тебе приходилось сражаться. Отец, ты всегда побеждал.

Казалось, Марий на несколько секунд успокоился. Перестав метаться в агонии, он снова заговорил:

– Тогда мы должны остановить… Митридата… Ты возглавишь левое крыло… Серторий – правое… Я – середину… Мы должны окружить его… всадники… как при Аквах Секстиевых… понимаешь?

– Понимаю, отец… Так все и будет.

Марий-младший не хотел ничего уточнять. Он не видел смысла объяснять умирающему отцу, что с понтийским царем в Азии сражается не он, а Сулла.

Гай Марий повернулся к сыну и мгновение пристально смотрел на него.

– Я выиграл все войны?

– Все, отец.

Гай Марий, семикратный консул, облегченно вздохнул, услышав ответ сына, затем, как и во время разговора с Цезарем, закрыл глаза.

Ему оставалось лишь несколько мгновений.

Руки перестали метаться по простыням. Тело застыло.

Гай Марий-младший вытащил из-под тоги золотую монету, осторожно разомкнул отцу губы и вложил ее в рот. Предстояло совершить остальные погребальные обряды, но Харон должен побыстрее получить свою плату, чтобы переправить через Стигийские воды того, кто был для Гая Мария-младшего величайшим, мудрейшим, искуснейшим римским полководцем всех времен. Разумеется, он не мог предвидеть будущего.

Атриум дома Гая Мария

Марий-младший вернулся к Цезарю-старшему, Цезарю-младшему, Серторию и ветеранам. Он сказал прямо, без обиняков: военный, без колебаний выкладывающий все как есть. Он объявил об этом так, как хотел бы его отец:

– Отец мертв.

Римский форум

Январь 86 г. до н. э.,

на другой день после кончины Гая Мария

Семья Цезаря возвращалась с Форума после сожжения тела Мария.

– Принесет ли это прискорбное событие хоть какой-нибудь мир? – спросила Аврелия мужа, пока они шли по направлению к Субуре в сопровождении рабов и ветеранов-популяров, бывших легионеров, сражавшихся под началом Мария, а теперь охранявших членов семейства Цезарей во имя дружбы и верности.

– Не знаю, – ответил Цезарь-старший.

Внезапно им повстречался многочисленный отряд вооруженных людей, возглавляемый относительно молодым человеком лет двадцати восьми.

– Это Фимбрия. – Цезарь-старший ускорил шаг, велев жене, сыну и дочерям следовать за собой. – Пойдемте домой.

– Кто такой этот Фимбрия? – спросил Цезарь-младший.

– Сейчас он – правая рука Цинны, а Цинна, сын мой, на деле правит Римом, подчинив себе Сенат и властвуя в народном собрании, – ответил отец и посмотрел на Аврелию. – И если Фимбрия захватит улицы Рима, то мира уже не будет. Фимбрия – самый жестокий из людей Цинны. Мы поддерживаем популяров, но ни Марий-старший, ни я не поддерживаем… точнее, никогда не поддерживали… способы, к которым готовы прибегнуть Фимбрия и сам Цинна, чтобы сохранить свою власть.

Афины

Март 86 г. до н. э.

Сулла взошел на вершину акрополя. Оттуда открывалось великолепное зрелище: для греков это было бедствием, для него – уроком. Город охватило пламя, среди всепоглощающего огня легионеры Суллы беспрепятственно предавались грабежу и насилию.

Долабелла был не слишком разборчив в средствах, но тревожился при виде того, как пылает легендарный город, так искусно украшенный Фидием и в прошлом поразительно умело управлявшийся Периклом: Сулла, его начальник, явно пустился во все тяжкие. Сначала повел на Рим легионы – неслыханное, беспримерное деяние. Затем разграбил святилище в Дельфах, а теперь поджег Афины под предлогом того, что жители будто бы радуются успехам Митридата в Греции, надеясь, что понтийский царь освободит эллинов от римского ига.

– Действительно ли это необходимо? – спросил Долабелла. Они стояли среди дыма и пламени.

– Для ведения войны – нет, – согласился Сулла. – Но если смотреть в будущее, это необходимо: мы оказываем давление на города, которые очень скоро должны решить, оставаться ли нашими союзниками или перейти на сторону Митридата. Теперь весь греческий мир прочтет мое послание: или вы с нами, или пламя поглотит ваш дом. Третьего не дано. Давай-ка уйдем отсюда, пока огонь не окружил нас и не преградил путь к отступлению.

Долабелла молча последовал за Суллой, осмысливая его жестокий, безжалостный ответ.

Domus Юлиев, Рим

Осень 86 г. до н. э.

Цинна явился к Цезарю-старшему без предупреждения, но его приняли радушно, как и прежде. И, как и прежде, с ним была дочь.

Десятилетней девочке было хорошо в этом доме, хозяйка относилась к ней так же, как к другим своим дочкам. Аврелия по-прежнему учила Корнелию греческому и была очень добра к ней.

Никто из родителей не стал просить Цезаря и Корнелию удалиться в задний атриум, пока старшие обсуждают государственные дела и другие серьезные вопросы. Им не сказали ни слова. Цезарь взял девочку за руку, и оба направились прямиком в таблинум – подслушивать.

– Уход Мария стал настоящей бедой, но я вижу, что ты хорошо управляешь городом, – дружелюбно начал Цезарь-старший. – Консулом вместо Мария назначен Луций Валерий Флакк, человек благоразумный. Это представляется мне удачным ходом: так мы успокоим наиболее враждебных к нам сенаторов из числа поборников старины.

Он не упомянул о жестоком Фимбрии, которому Цинна предоставил широкие полномочия.

– Именно потому я его и назначил, – ответил Цинна, наливая себе вина. – Флакк, несомненно, осмотрителен. Иногда мне даже кажется, что чересчур.

Никто не откликнулся на его замечание. Цезарь-старший знал, что Цинна готов пойти на крайние меры, чтобы удержать власть, и поэтому в течение нескольких месяцев поощрял возвышение Фимбрии.

– Я пошлю в Грецию новое войско, – внезапно объявил Цинна. – Не желаю, чтобы войну с Митридатом и дальше вел Сулла.

– Он одержал несколько побед, – осторожно заметил Цезарь-старший. – При Херонее и Орхомене, если не ошибаюсь. Может быть… этих побед слишком много?

Цинна улыбнулся:

– Ветеран Цезарь всю жизнь старался не занимать