Портрет кудесника в юности - Евгений Лукин

Колдун даже поперхнулся от неожиданности.

— Э! — одёрнул он. — Ты, это… Соображаешь, нет? Ты ж за недельку опять банк грабанёшь! Физически, учти, не астрально…

Клиент замялся, опустил глаза.

— В том-то вся и штука… — выдавил он. — Особняк не достроен, а деньги уже кончаются… Не бросать же на полдороге!

Шамбала непутёвая

В бабушкуи в бога душу мать!

Владимир Маяковский

Произнеси Глеб Портнягин нечто подобное на улице — точно бы в ментовку сдали! Парящая посреди комнаты шарообразная мыслеформа сплюснулась, приняла неуловимо похабные очертания — и, отразив радужной оболочкой какую-то мерзкую тюремную сценку, лопнула. Рассыпалась на понятия.

Старый колдун Ефрем Нехорошев, скептически наблюдавший за происходящим, зловредно ощерился.

— Магия! — ядовито прокомментировал он. — Современная! Продвинутая!.. По старинке-то оно, чай, надёжней будет, а?

Ученик чародея озадаченно свёл упрямые брови, извлёк из компьютера лазерный диск, осмотрел. Диск этот он приобрёл сегодня утром из чистого любопытства, соблазнившись названием. «Заклинания тибетских магов. Продвинутые и дополненные».

— Думаешь, драные? — тревожно осведомился он.

— Да хоть бы и лицензионные! — отчеканил кудесник, за полгода общения с Глебом изрядно расширивший лексикон. — Те же мантры, только в профиль.

— Слушай, а почему эти мантры так на наши ругачки похожи? «Ом мане падме хум…» Как будто насморк подцепил, а в остальном всё то же самое, никакой разницы! Скажи такое на зоне — придётся ведь отвечать…

— Ещё б им не быть похожими! — проворчал колдун. — Ты хоть знаешь вообще, что такое мантра? Это ж наше слово «матерна» — всего на буковку разница!

Глеб недоверчиво хмыкнул, потом задумался.

— А ведь точно! — удивлённо промолвил он. — Мат-то, говорят, татаро-монголы на Русь завезли… Они ж поначалу где-то в районе Тибета кочевали… Это, выходит, мы мантрами ругаемся?

— Много они там чего завезли! — угрюмо огрызнулся чародей. — Скажи лучше: вывезли. Сфеодализдили в нахалку да и расталдычили по всему Востоку! А уж поперепутали, попереврали… Обидно! — Голос Ефрема исполнился горечи. — Простофили мы, Глебушка… Иной раз зла не хватает! Прикинь: нашу же шамбалу нам же теперь и втюхивают… по сходной цене… — Кудесник уничтожающе посмотрел на лазерный диск — и тот сам собой раскололся пополам: одна половинка осталась в пальцах Глеба, другая, упав на пол, чудесным образом разлетелась вдребезги.

Юноша хотел было заметить учителю, что за диск вообще-то деньги плачены, но взглянул на суровый лик чародея, передумал — и, вздохнув, пошёл за веником. Осколки смёл под койку, где тут же поднялась энергетическая возня: брезгливая учёная хыка с омерзением заталкивала мусор в мрачные подкроватные глубины. Слышно было, как обломки носителя информации, шурша, проваливаются в отвесный лаз, ведущий в иное измерение.

Колдун тем временем присел на табурет, ссутулился. Дурной знак. Поскольку приступы мировой скорби у Ефрема завершались всегда с изумительной предсказуемостью, следовало, не медля ни секунды, чем-нибудь кудесника отвлечь.

— Шамбала — это ж священная страна такая… на Тибете… — с нарочитым недоумением напомнил Глеб.

— Священная… — укоризненным эхом отозвался старый чародей. Усмехнулся, дивясь людскому простодушию. — А ты послушай, что я тебе, Глебушка, расскажу. Было на Руси волшебство тайное, неназываемое, известное лишь кудесникам. А было ещё волшебство расхожее, простонародное: ругны да матерны. Потом пришли татары. Думаешь, из-за чего они на Русь приходили? Кудеса им наши были надобны… Не выгорело однако. Триста лет пытали — не выпытали. Настоящее-то колдовство, неназываемое, вместе с градом Китежем всё под воду ушло. Как только басурманы приблизились — так и ушло. Одни матерны нехристям достались — короче, шамбала всякая. Проще сказать, барахло… — Тут колдун обратил внимание, что ученик слушает его с откровенным недоверием, осерчал и, властно вздёрнув бровь, прикрикнул: — Да ты вникни, вникни! Словцо-то — наше, исконное! В деревнях вон до сих пор им бранятся: шамбала ты, дескать, непутёвая…

Отчитав желторотого скептика, старый чародей сердито поджал губы и собрался уже вернуться в прежнее состояние, однако не тут-то было.

— Может, и чакры тоже мы придумали? — подначил рисковый юноша.

— И чакры тоже! — буркнул кудесник, то ли не уловив ехидцы в голосе воспитанника, то ли не пожелав уловить. — Слышал такое слово — отчекрыжить? Ну вот… Энергетическое тело человека делится — то бишь чекрыжится — на семь частей. Каждая такая часть называется чакрой…

— Ага… А мантры, значит, — матерны… А ругны?

Опечалился колдун, закряхтел.

— Эх, судьба-судьбинушка… — проговорил он с тоской. — Придумаем паровоз — тут же скрадут и за границей внедрят. Придумаем велосипед — то же самое… А ругны у нас немчура слямзила. Все ругнические письмена до последней буквицы… Воряги, — пояснил он, словно бы извиняясь. — Что с них спросишь!

И, как всегда, Глеб Портнягин не успел осознать мгновения, после которого разговор с наставником пошёл всерьёз.

— Погоди, — растерянно сказал он. — Это что ж получается? Мат, что ли, вправду заклинание? Не шутишь? — Поставил веник в угол и, сев напротив учителя, пытливо вгляделся в его загадочные желтоватые глаза. — Тогда у нас, куда ни плюнь, одни колдуны…

Мудро прищурясь, старый чародей сморщил губы в улыбке.

— А скажешь, нет? — кротко вопросил он. — Народ как говорит? «Не заругавшись, и двери в клеть не отомкнёшь…» А почему не отомкнёшь? Да потому что как запирал, так и отпирай. А иначе ничего не выйдет… Или наш дом возьми. Поставлен кое-как, сто лет назад, давно развалиться должен, а вот стоит же! В чём причина? То-то и оно… С матом строен, с матом латан — матом держится… И если бы только дом, Глебушка! Что, по-твоему, тысячу лет наш народ сплачивало? Вот одни говорят: вера… Но ведь веры-то — менялись. До Владимира язычество было, потом — православие, а при советской власти — и вовсе безбожие… Другие говорят: язык… Так за тысячу с лишним лет и язык успел смениться. Был древнерусский, стал просто русский… А народ всё тот же…

— Неужели мат? — тихо спросил Глеб.

Колдун помолчал, потом утвердительно смежил веки:

— Он, Глебушка, он… То самое лыко, что всех нас вместе вяжет. Империя Российская только им и держалась. Как басурман первый раз сматерится — считай, что он уже не басурман. Считай, что русский…

Глеб встал, ослабил воротник рубашки, подошёл к окну. За мутными стёклами пушил снежок и темнела стена из красного кирпича, сплошь покрытая ругническими письменами.

— Нет, не понимаю, — глухо сказал Глеб. — Как это мат — сплачивает? Наоборот! Я — обругал, ты — обиделся… Разве нет?

— Э-э, Глебушка… — пропел за спиной вкрадчивый голос колдуна. — Не всё так просто… Вот, допустим, решил ты обложить ментовку. Так, мол, я и так твою внутренних дел министерства мать! А теперь подумай: что ты такое сказал? Ты ж, по сути, признал своё родство с министерством внутренних дел… Или вот тебе исторический пример. Белая гвардия! Могла ведь сидеть в Крыму хоть по сей день. Перекоп же! Нет, вздумалось барону Врангелю от великого ума издать приказ: запрещаю, мол, под страхом трибунала господам офицерам ругаться в Бога, Царя, трон… ну и так далее… И сразу конец пришёл Белому Делу. Красным-то никто в Бебеля-Гегеля крыть не запрещал… А почему, думаешь, народ интеллигенцию не любит? Вот именно поэтому. Отрезанный ломоть…

Глеб обернулся.

— Всё равно непонятно, — упрямо сказал он. — Кругом мат-перемат, а Союз развалился, Россия развалилась, Суслово — вот-вот развалится…

Колдун презрительно дёрнул углом рта, и в голосе его вновь зазвучала горечь:

— Перемат! Куда вам до перемата! Вставляете ругачку через слово — и рады… А того и не смекаете, что ключевые слова в одиночку не работают! В настоящей матерне, чтоб ты знал, вся соль в многоэтажности, в связности, в соразмерности… Это во-первых. А во-вторых, думать надо, когда материшься. Без мысли — это, знаешь, всё равно что стрелять, не целясь. Один вред и никакой пользы… Нет, конечно, мастера ещё не все повывелись — встречаются, но редко, редко… Помню, ехал это я на подлёдный лов. Рыбаков — человек пятьдесят, ждём автобуса. Стали друг за другом, каждый за рюкзак переднего держится — без очереди не влезешь. И — тётка. Крутилась-крутилась — ну не влезешь и всё тут! И начала она нас костерить… «Чтоб вам эта очередь, — кричит, — на причинное место намоталась…» Я, как услышал, о рыбалке забыл — и давай Бог ноги…

— Правда, что ль, намоталась бы? — всполошился Глеб.

— Физически — нет. А астрально — запросто… — Помолчал, пожевал губами. — Сантехники тоже неплохо заклинают… Ну сам суди: труба проржавела, заменить нечем, а чинить надо. Ежели бездуховно, одним цементом — ни за что не залатаешь. А с матом — глядишь: худо-бедно продержится… денька четыре…