«Если», 2001 № 11 - Журнал «Если»

Бранд горестно постоял у оскверненной могилы. Ему нестерпимо хотелось поправить холмик, но он понимал, что этого делать нельзя. Любая структура на поверхности планеты, превышающая своей упорядоченностью определенный (и очень низкий) порог, способна привлечь внимание тех, чье внимание привлекать совсем не надо. На планете не должно быть ничего, выходящего за рамки чисто природных процессов. Во всяком случае, ничего, наблюдаемого извне.

Ни одной частицы мусора на поверхности! Ни одного предмета, не замаскированного под что-нибудь естественное и обыденное. Никаких зданий, труб и заборов, никаких плотин на ручьях. Если ходишь по саванне и не пользуешься тропами, протоптанными зверьем, — всякий раз выбирай новую дорогу. Спрячь глубоко под землей все, что можно спрятать, стань камнем или деревом, растворись в природе, тебя нет! Не пренебрегай ни одним из правил маскировки! Твоя оплошность может обойтись в такую цену, какую человечество еще никогда не платило.

Как пороли детей, беспечно мусорящих где попало! Чересчур чадолюбивых родителей община заставляла пороть своих чад самолично, чтобы больно было всем: и дурно воспитываемым, и дурно воспитывающим. Как правило, одного урока хватало на всю жизнь. Запомни с детства и никогда не забывай: рано или поздно, скорее все-таки поздно, чем рано, но НЕИЗБЕЖНО настанет момент, когда придут ТЕ, ДРУГИЕ.

Спасет ли тогда маскировка жизнь последней человеческой общины, горстки людей, рассеянных по горам и равнинам последней планеты, еще принадлежащей человечеству? Бранд не знал. Этого не знал никто. Но каждый твердо знал: если что-то и спасет, то только маскировка.

Имей Бранд возможность действовать на свой страх и риск — другое дело. Тогда он не колебался бы и секунды. Но на планете, помимо него, жило сто восемьдесят шесть человек, в том числе его дочь и два внука. И Бранд не имел права поступать по своей прихоти. Один раз, поддавшись сентиментальному капризу, он позволил себе нарушить неписаный закон — второй раз не позволит. Ни за что. Ради людей. А собака — это ведь только собака, к тому же мертвая.

Пискнул детектор живой массы. Бранд знал все его тональности: на сей раз в пределах чувствительности прибора оказался зверь с массой от ста восьмидесяти до трехсот килограммов. Умница Гектор учуял бы такую зверюгу за полкилометра — тупой прибор брал его от силы метров со ста.

Беглый взгляд на саванну — вроде пусто. Поодаль мирно паслось стадо жвачных некопытных. Отдельные купы деревьев располагались чересчур далеко, детектор не смог бы засечь прячущегося там зверя. Опасность могла исходить только из леса.

Бранд больше не смотрел на могилу собаки. Пятясь, он отходил, не сводя взгляда с корявых кустов на опушке. Хищник мог прятаться за ними. Впрочем, настраиваться на схватку раньше времени не стоило: скрывающееся в лесу животное, судя по его массе, вполне могло оказаться невзрослым травоядным увальнем, существом мирным и безопасным. Хотя и не обязательно…

На всякий случай Бранд ощупью выдвинул приклад плазменника, висящего на шее на коротком ремне. Так будет спокойнее.

Кусты всколыхнулись и пропустили зверя. Еще не видя его, Бранд определил породу хищника. Так ровно и мощно стартует только охотящийся клешняк — чешуйчатый, как шишка, зверь с передними лапами-клешнями, разрывающими добычу в клочья, и на удивление скромной пастью на маленькой голове — столь маленькой, что центральный мозг этого зверя помещается не в черепе, а в выростах позвоночного столба. Клешняк редко скрадывает добычу в засаде — обычно он предлагает жертве честное состязание на скоростную выносливость. Кто кого? Если против него невооруженный человек, исход ясен.

Бранд побежал.

Первым рывком — на одних задних лапах — хищник выиграл половину расстояния до человека. Затем Бранд почувствовал, как шаги преследователя за спиной изменились — клешняк опустился на четыре лапы и припустил за жертвой спокойной размашистой трусцой, предлагая обычное состязание. Такой побежкой он мог бежать часами без видимой усталости. Ты быстрее? Тогда уноси ноги. Посмотрим, сохранишь ли ты ту же прыть спустя час или два…

Впереди стадо некопытных травоядных заволновалось и слитно потекло прочь. Смысла в этом было немного: редко какой хищник бросит преследовать слабую жертву, прельстившись сильной, да еще стадной. Человек — плохой бегун. Для него неспешная трусца клешняка — все равно что рывок спринтера на стометровке. Никакой человек не выдержит такой темп долее пятнадцати-двадцати секунд.

Тем более в саванне, а не на беговой дорожке.

Зверь догонял. В охоте клешняка на человека не было ничего удивительного: большинство местных хищников охотилось на все, что движется, не утруждая себя сомнениями при встрече с незнакомым существом. Хотя Бранду сейчас казалось, что именно этот клешняк гонится за ним целеустремленнее, чем прочие. А если… тот самый?

Тот самый, что уже однажды попробовал человечьего мяса…

Крутой холм-взгорбок можно было обежать, но Бранд рванул к вершине. Он знал: клешняку, в отличие от человека, подъемы нипочем, и понимал, что хищник вот-вот приблизится вплотную. Но так было надо.

Подъем кончился, пошел спуск. Бранд наддал. Ветер свистел в ушах. Пора?.. Да, пожалуй, уже пора…

За спиной Бранд услышал дыхание зверя. Дыхание прирожденного стайера, ровное и мощное, как работа кузнечного меха.

Почему, почему у Эрика не сработал антиграв?

А если и у меня сейчас не сработает?..

Одновременно с нырком вперед Бранд нажал кнопку на поясе, и нырок перешел в полет. Настройка антиграва не сбилась — теперь тело весило граммы, как и положено при охоте на клешняка методом «живца». Вытянув вперед руки, Бранд заскользил по воздуху над травой. Судя по звукам сзади, на клешняка это не произвело ни малейшего впечатления. Жаль, что клешняки не способны удивляться…

И жаль, что их трудно убить выстрелом спереди, в бронированную морду.

Мешкать не стоило — несмотря на обтягивающую охотничью одежду, сказывалось сопротивление воздуха. Бранд приподняв ладони и взмыл свечкой. В опасной близости от пяток отчетливо клацнула зазубренная клешня. Бранд знал: сейчас зверь резко затормозит лапами и хвостом, оставив широкую вспаханную борозду, и начнет недоуменно озираться, напрасно ища то дерево, на которое сумела взобраться жертва и которое нужно перегрызть, чтобы до нее добраться. Клешняки тупы, действуют по шаблону.

Саванна опрокинулась. Не меняя положения рук, чуть выгнув спину, Бранд описывал в воздухе кривую, в незапамятные времена названную Декартовым листом, а чуть позже переименованную в петлю Нестерова. Траектория полета неминуемо должна была Вывести его в точку, находящуюся сзади сверху от зверя, откуда так удобно расправиться с ним одним выстрелом в слабо защищенный крестец.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});