Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

— Вы ведь утверждали, что ребенок наверняка пробыл довольно долгое время в условиях дикой природы.

— Я утверждал это лишь в той степени, в какой можно говорить о подобных вещах, неоднократно используя слово «возможно». — Он подошел ближе к кроватке, но взглянул на девочку лишь мельком и остановился от нее дальше, чем Штефан и Дорн. — Если бы мы смогли с ней поговорить, нам было бы намного легче все это выяснить. Но…

— Но она ведь достаточно большая для того, чтобы уметь разговаривать, — заметил Дорн. — Или вам нужен переводчик?

Вальберг покачал головой.

— Это не проблема. — Он указал рукой на медсестру-югославку, которая, уютно устроившись на стуле возле двери, перелистывала журнал. — Медсестра Данута как раз из той местности. Она разговаривает на нескольких тамошних диалектах. Именно поэтому я и поручил ей ухаживать за Евой. Тем не менее ее знание языка пока не пригодилось: ребенок до сих пор не произнес ни слова.

— Но девочке как минимум четыре года! — Дорн был удивлен.

Вальберг пожал плечами:

— Да, примерно столько.

Дорн снова повернулся к Еве и, нахмурившись, посмотрел на нее. Он о чем-то напряженно думал, и Штефан поневоле задался вопросом, уж не собирается ли этот полицейский за пару секунд разгадать загадку, над которой врачи этой больницы ломают голову уже целых две недели. И не только врачи.

— Быть может, это как раз один из тех случаев, когда детей выкармливали волки, — пробормотал Дорн.

Вальберг тихонько рассмеялся.

— Поверьте мне, господин инспектор, это всего лишь легенды. Или назовем это современными сказками.

— В самом деле? — Дорн поднял глаза, и на его лице появилось выражение столь свойственного людям его профессии скептицизма. — Я лично слышал несколько историй, которые показались мне довольно правдоподобными.

— Более того, это происходило на самом деле, — сказал Вальберг, но при этом покачал головой. — Вы правы, люди действительно два или три раза наталкивались на детей, выросших среди диких животных.

Дорн кивнул:

— Да, я об этом читал. Несколько лет назад такой случай был во Франции, а еще один — в России.

— Это было в шестидесятые годы, — уточнил профессор Вальберг. — Однако все было совсем не так, как рассказывается в средствах массовой информации. Журналисты совершенно напрасно распространяют байки о том, что если оставить младенца в диком лесу, то его могут взять к себе и вырастить обезьяны или волки. — Он указал на Еву. — Ребенок такого возраста просто не выжил бы: он умер бы с голоду.

— А как же те дети, которым удалось выжить? — спросил Дорн. — Те два случая, о которых вы сами только что говорили?

— Все было совсем не так, — повторил Вальберг и покачал головой. — Я тщательно изучил те два случая, можете мне поверить. И сделал это в течение последних двух недель. Когда упомянутые дети попали к животным, они были старше этой девочки. Ненамного старше, но все же они были в таком возрасте, что могли выжить самостоятельно.

— Среди диких животных? — удивился Дорн. — Ребенок шести или семи лет?

— Где-то один из тысячи, — ответил Вальберг. — Вы сами подумайте: всего лишь два подтвержденных случая за тридцать лет. Кстати, один из этих двух найденышей через некоторое время умер, а второй, насколько я знаю, до сих пор жив и находится в закрытом отделении психиатрической больницы.

— Потому что он так и не научился вести себя как человек? — предположил Дорн, но Вальберг опять покачал головой.

— Потому что он разучился вести себя как человек, — пояснил он. — Видите ли… Представление о том, что дикие звери могут принять и вырастить беспомощного человеческого детеныша, хотя и очень романтично, но абсолютно ошибочно. Такой ребенок либо умрет с голоду, либо замерзнет в первую же ночь, либо его просто сожрут хищники. Тот несчастный мальчик, которого нашли в России, сумел каким-то образом выжить, однако потерял рассудок. Хотя, может, он еще раньше двинулся умом, а потому его и бросили родители. Когда его нашли, ему было около двенадцати лет, и он, по-видимому, и в самом деле прожил в волчьей стае несколько лет. За это время он разучился и говорить, и ходить на двух ногах… В определенном смысле он превратился в волка. Однако вовсе не потому, что был вскормлен волчьим молоком, а потому, что находился среди этих зверей и инстинктивно пытался вести себя так же, как они. И ему даже повезло, что его обнаружили как раз в тот момент.

— Почему? — спросил Дорн.

— Потому что несколькими годами позже он все равно бы погиб, — ответил Вальберг. — Я, конечно, не специалист по поведению волков, однако уверен, что рано или поздно ему пришлось бы вступить в поединок за место в волчьей иерархии. То есть он погиб бы, как только достиг бы возраста половой зрелости.

— А так ему удалось спастись, — сказал Дорн задумчиво, — и он до сих пор жив. Уже тридцать лет. В сумасшедшем доме.

Вальберг сощурился и хотел было что-то ответить, но Дорн перебил его, извинившись:

— Простите. Я слегка уклонился от темы.

Он прокашлялся и повернулся к Штефану, вопросительно глядя на него.

— Если я вас правильно понял, вы уже не очень уверены в том, что эту девочку бросили родители, да?

— Я вообще ни в чем не уверен, — произнес Штефан. — Я… понятия не имею, что с ней, собственно, произошло. Может, ее и в самом деле просто бросили, а может, с ее родителями произошел какой-нибудь несчастный случай. — Он пожал плечами. — Наверное, мы этого так никогда и не узнаем.

— Было бы правильнее не привозить ее сюда, — задумчиво проговорил Дорн. — Почему вы не передали ее местным властям?

Штефан рассмеялся:

— Каким властям? Мы были рады уже тому, что сумели выбраться живыми из этой «гостеприимной» страны. Вы, похоже, не имеете никакого представления, что там сейчас происходит.

— Я думал, что война там уже закончилась, — заметил Дорн, и внутренний голос стал лихорадочно нашептывать Штефану, что ему нужно быть осторожным.

В самом деле, Дорн был не из тех людей, с которыми можно смело говорить о чем угодно. Этот внешне вроде безобидный разговор являлся, по сути дела, допросом.

— Да, конечно, — согласился Штефан. — Но мало что изменилось.

Это был совсем не тот ответ, которого ждал Дорн, однако он и на этот раз не выказал своего разочарования. Посмотрев в течение нескольких секунд на ребенка, он задумчиво произнес:

— Я спрашиваю себя, а не связано ли как-то нападение на Хальберштейн с этой девочкой?

— С Евой? — Штефан изобразил на лице сомнение. — Каким образом?

— Хальберштейн сказала, что нападавший говорил с сильным акцентом, — сказал Дорн.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});