Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

Ребекка бросила на профессора гневный взгляд, но ничего не сказала. Ее губы все еще дрожали от боли, а потому у нее, наверное, не было сил на пререкания. А может, она просто серьезно восприняла предупреждение Вальберга.

Медсестра Марион уже начала выкатывать кресло Ребекки в коридор, когда профессор Вальберг вдруг остановил ее жестом и, посмотрев сначала на Штефана, а затем на Дорна, сказал медсестре:

— Если тот полоумный парень действительно еще бродит где-то здесь, лучше, если вы будете не одни. С вами пойдут два санитара из дежурной смены.

Слова Вальберга явно обрадовали Марион, хотя она, по всей видимости, собиралась пойти обратно тем же путем, по которому пришла сюда со Штефаном. Впрочем, Штефан вполне мог ее понять: он тоже не испытывал бы восторга, если бы ему предстояло идти одному по длинному холодному коридору со стенами из голого бетона.

Он проводил Марион и Ребекку до выхода из отделения и подождал, пока приедет лифт.

— Я приду через десять минут, — пообещал он. — Даю честное слово.

Ребекка подняла голову и с сомнением посмотрела на него, а потому Штефан, выдавив из себя улыбку, добавил:

— А еще я тебе обещаю, что буду хорошим мальчиком и не стану больше дразнить дядю-полицейского. Ты, в общем-то, права: он всего лишь выполняет свой долг.

Ребекка кивнула. Приступ боли уже прошел, однако она казалась все еще довольно напряженной и по-прежнему держалась рукой за левый бок.

— Ты звонил Роберту? — спросила она.

— Ну конечно! — подтвердил Штефан.

Он это сказал, когда двери лифта уже начали закрываться. Он мог бы придержать их руками, но не стал этого делать. Наверное, сегодня он был излишне нервным — вопрос Ребекки снова разозлил его. Черт побери, он хоть и не супермен, но и не какой-нибудь там беспомощный тупица, которому обязательно нужно обращаться к своему всемогущему и богатому шурину даже для того, чтобы подтереть себе задницу!

Резко повернувшись, чтобы Ребекка не смогла прочесть эти мысли по выражению его лица, он пошел обратно и, остановившись перед закрытой дверью, ведущей в палату интенсивной терапии, задумался. Сегодняшние поступки Штефана не только удивляли его самого, но и уже немного пугали. Он, конечно, оправдывал свое поведение тем, что сегодня вообще был какой-то сумасшедший день, однако приходилось признать, что Ребекка и в самом деле была права: Дорн всего лишь выполнял свои обязанности. И если он выполнял их должным образом (а в этом у Штефана не было никаких сомнений), то тогда Штефану не только нечего опасаться, но и, пожалуй, следует считать Дорна своим союзником.

Он глубоко вздохнул, надавил на кнопку звонка и, ожидая открытия двери, попытался руководствоваться здравым смыслом. Когда дверь наконец-таки открылась, он, по крайней мере внешне, был спокоен и, войдя в комнату, где находились Вальберг и Дорн, даже сумел изобразить легкую извиняющуюся улыбку.

— Простите великодушно, — извинился он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Я не знал, что дела обстоят настолько плохо.

— Ваша супруга, к сожалению, тоже этого не понимает, — сказал Вальберг. — Или не хочет понимать. — Он покачал головой. — Вам следовало бы с ней серьезно поговорить.

— Да, я поговорю с ней, — пообещал Штефан.

Возможно, потому, что эта тема была для него довольно неприятной, он посмотрел в сторону и невольно обратил внимание на стоявшую возле окна детскую кроватку с хромированной решеткой. Медсестра уложила туда Еву и укрыла ее, однако девочка, по-видимому, отнюдь не хотела спать: она присела, подтянула колени к животу и обхватила их руками, прижавшись к ним подбородком. Подобная поза придавала ей удивительно взрослый и задумчивый вид. Такое же впечатление производили и ее широко открытые глаза. Ева поочередно смотрела на Штефана, Вальберга и Дорна, и в ее взгляде читались понимание и одновременно какой-то вопрос. Ее явно недетский взгляд выражал страх, настороженность и… и еще что-то такое, что Штефан не смог бы описать словами.

— Это и правда удивительный ребенок! — заметил Дорн.

Он подошел ближе к кроватке, оперся левой рукой об ее ограждение и протянул другую руку к лицу Евы, словно намереваясь погладить ее по щеке. Девочка посмотрела на его руку, склонила голову набок и поджала губы. Штефан так и не понял, то ли она улыбнулась, то ли оскалила зубы.

Дорна, скорее всего, охватили такие же сомнения: его рука остановилась на полпути и замерла, а затем он отвел свою руку назад и несколько секунд смотрел на нее так, как будто не знал, что ему теперь с ней делать.

— Да, весьма необычный ребенок, — произнес он. — Ваша супруга рассказала мне, при каких обстоятельствах вы нашли девочку.

Штефан молчал. Было очевидно, что Дорн ждет его реакции, но Штефан предпочел ничего не говорить. Он не знал, что именно рассказала Ребекка этому полицейскому.

— Поразительно, в какие крайности могут вдаваться цивилизованные люди, — сказал Дорн, когда наконец понял, что Штефан так и будет играть в молчанку. — Я имею в виду, что подобных поступков еще можно ожидать от… дикарей, живущих где-нибудь в дебрях Амазонки, куда еще не ступала нога просвещенного человека. Однако совершать человеческие жертвоприношения здесь, в центре Европы…

— Возможно, это не так, — предположил Штефан.

— Не так?

Штефан, так же как и Дорн, отступил от кроватки на шаг назад, однако при этом еще раз бросил взгляд на лицо Евы и, увидев ее глаза, почувствовал, как у него по спине побежали ледяные мурашки: ему вдруг показалось, что девочка понимает, о чем они говорят. Возможно, не каждое отдельно слово, а только общий смысл произносимых фраз. Штефан с большим трудом заставил себя оторвать взгляд от глаз девочки и повернуться к Дорну.

— Эту историю рассказал наш проводник — один из местных жителей, — пояснил он. — Когда мы нашли эту девочку, его версия казалась весьма правдоподобной. Но теперь я в этом не очень-то уверен.

— Почему? — спросил Дорн.

— Если вы, изрядно замерзнув, ошалев от страха и изнемогая от усталости и ран, находите ночью в лесу голого ребенка, которого стерегут голодные волки, вы готовы поверить во что угодно, — ответил Штефан. — Однако, вернувшись в цивилизованные условия и здраво поразмыслив, вы начинаете смотреть на подобные вещи уже совсем по-другому.

Дорн бросил на Штефана задумчивый взгляд. Безусловно, Штефан не рассказал ему ничего нового. Более того, слушая рассказ Ребекки, он, возможно, пришел примерно к такому же выводу, что и Штефан. Но в силу своей профессии Дорн привык подвергать сомнению буквально все, даже самые очевидные вещи, а потому он с вопросительным видом повернулся к профессору Вальбергу и сказал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});