Алмазный мой венец (с подробным комментарием) - Валентин Катаев

119

На самом деле — Ксенией Михайловной Асеевой (урожд. Синяковой) (1893–1985). Имя «Лада» попало в «АМВ» из ст-ния Н. Асеева «Русская сказка» (1927), обращенного к Ксении Синяковой (где оно, впрочем, именем не является): «Говорила моя забава, // моя лада, любовь и слава…».

120

Николай Николаевич Асеев (1889–1963). Ср. в письме Н. Асеева к Ф. Ф. Майскому (от 28.9.1943 г.): «…знакомство и молодая дружба с Б. Пастернаком. Но все затмило знакомство с Маяковским, сразу как-то пришедшимся по душе».[159] Издательство «Центрифуга», объединившее группу младофутуристов, отколовшихся от изд-ва «Лирика», было основано в феврале-марте 1914 г. по инициативе Сергея Павловича Боброва (1889–1971). О взаимоотношениях Пастернака и Асеева в позднесоветскую эпоху см. в мемуарах В. Т. Шаламова: «Асеев. — Борис Леонидович говорит грустно и негромко. — Асеев. Бывший товарищ. Чужой, совсем чужой человек. Лефовские круги я вспоминаю с отвращением. Пусть переводы, пусть случайная работа — только не лефотворчество. Искусство гораздо серьезней и требует совсем других качеств, чем думали Маяковский и Асеев».[160] Ср. также фрагмент об Асееве (чье имя деликатно не называется) в автобиографическом очерке Б. Пастернака «Люди и положения» (1956–57): «…один будущий слепой его [Маяковского — Коммент. ] приверженеец показал мне какую-то из первинок Маяковского в печати. Тогда этот человек не только не понимал своего будущего бога, но и эту печатную новинку показал мне со смехом и возмущением, как заведомо бездарную бессмыслицу».[161] Тем не менее, Асеева уже в послевоенные годы попрекали дружбой с Пастернаком. Из выступления А. А. Фадеева 1946 г. на заседании Президиума правления ССП СССР, посвященном Постановлению ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград»: «Н. Асеев высказал здесь много прекрасных мыслей. Но возьмите его отношение к Пастернаку — вот пример, когда ради приятельских отношений мы делаем уступки. Б. Пастернак не такой старый человек, как Ахматова, — почти наш сверстник, он рос в условиях советского строя, но в своем творчестве он является представителем того индивидуализма, который глубоко чужд духу нашего общества. С какой же стати мы проявляем своего рода угодничество по отношению к человеку, который в течение многих лет стоит на позиции неприятия нашей идеологии».[162]

121

Из ст-ния В. Маяковского «Юбилейное» (1924). В «Траве забвенья» приводится недобрая шутка Маяковского о Н. Асееве: «— Коля — звезда первой величины.

— Вот именно. Первой величины, четырнадцатой степени».[163]

122

Два корпуса так называемого «дома „России“» и поныне господствуют на Сретенском бульваре (д. № 6). Страховая компания «Россия» выстроила доходный дом в 1902 г. (арх. Н. Проскурнин). Решетка ограды, соединяющей корпуса здания в Боброве переулке, и сейчас украшена вензелем «СОР» — «страховое общество „Россия“». После Октября 1917 г. в здании разместились многочисленные советские учреждения. С 1920 по 1925 гг. здесь работал Наркомпрос; в доме помещались Главлит, Главполитпросвет, Главное артиллерийское управление, редакции некоторых журналов (в том числе тех, где сотрудничал К.).

123

«На заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов 6 марта 1922 г. Владимир Ильич очень одобрительно отозвался о стихотворении Маяковского „Прозаседавшиеся“, напечатанном тогда в „Известиях“. „Не знаю, как насчет поэзии, — сказал Владимир Ильич, — а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно“».[164]

124

Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) был наркомом просвещения в советском правительстве, начиная с 1917 г. В мемуарной новелле М. Б. Чарного описано посещение К., Ю. Олешей, Б. Пастернаком и другими советскими литераторами квартиры Луначарского в мае 1933 г.[165]

125

Товарный двор главного Почтамта находился позади самого здания почтамта. Неслучайно «Меншикову башню» именовали церковью на дворе почтамта.

126

Так называлась тяжеловозная порода лошадей, выведенных во Франции, в XIX в., в районе Перш.

127

Большой Харитоньевский переулок соединяет Чистопрудный бульвар и Садовое кольцо. Название получил по церкви св. Харитония XVII в., которая была снесена в 1935 г. В переулке сохранились замечательные памятники московской старины: палаты Ратманова (XVII в.), позднее принадлежавшие Сухово-Кобылиным, и палаты П. Шафирова, владельцами которых в 1727–1917 гг. были князья Юсуповы — здесь в 1801–1803 гг. проходили ранние детские годы А. С. Пушкина (вообще московское детство поэта связано в первую очередь с этим местом города). Неслучайно именно «у Харитонья в переулке» поселил Пушкин в «Евгении Онегине» приехавшую в Москву Татьяну Ларину. Еще в 1930-е гг. в Большом Харитоньевском переулке стоял старый дворянский дом, который местные жители считали «домом Лариных» (не сохранился). Некоторое время в переулке жил Е. Боратынский; в 1826 г. он венчался в церкви Харитония.

128

Мыльников переулок (ныне — ул. Жуковского) расположен параллельно Чистопрудному бульвару и соединяет Большой Харитоньевский переулок и ул. Макаренко (бывший Лобковский переулок). «Мыльниковым» переулок был назван по фамилии одного из домовладельцев (имя Н. Е. Жуковского, одного из отцов российской авиации, переулок получил в 1936 г.). Точный адрес К. в Мыльниковом переулке был: д. 2, кв. 2а. Ее описание см. в мемуарах А. И. Эрлиха: «…квартира из двух маленьких, но настоящих и вполне благоустроенных комнат с гардинами и занавесками, с мебелью, с чайным и обеденным сервизами, даже с домашней работницей, ведавшей всем холостым хозяйством».[166] Доходный дом, где проживал К. был построен в 1905 г., архитектором П. Ушаковым.

129

Илья Арнольдович Ильф (наст. фамилия Файнзильберг, 1897–1937), который был знаком с К. еще по одесскому кружку «Коллектив поэтов». Членами этого кружка были также Ю. Олеша, Э. Багрицкий, Л. Славин, З. Шишова, А. Фиолетов и др. Ю. Олеша вспоминал: «Существовал в Одессе в 1920 году „Коллектив поэтов“. Это был своего рода клуб, где, собираясь ежедневно, мы говорили на литературные темы, читали стихи и прозу, спорили, мечтали о Москве <…> Однажды появился у нас Ильф. Он пришел с презрительным выражением на лице, но глаза его смеялись, и ясно было, что презрительность эта наигранна».[167] В Москве дружба К. с Ильфом еще более окрепла, и продолжалась эта дружба до самой смерти Ильфа, свидетелм которой К. довелось стать.[168] Некролог К. об умершем писателе назывался «Добрый друг».[169]

130

Лев Исаевич Славин (1896–1984), чей самый известный роман назывался «Наследник» (1930). Со Славиным К. был знаком еще в Одессе. В Москву Славин переехал в 1924 г. и так же как К. начал активно печататься в газете «Гудок». Приятельские отношения К. со Славиным длились всю его жизнь. Ср. в мемуарах И. Гофф: «Лев Славин, живший через дорогу, в маленькой, похожей на сторожку, даче, приходил поговорить, повспоминать».[170]

131

Квартира Е. П. Пешковой находилась в солидном шестиэтажном доходном доме в Машкове переулке (д. № 1а). Дом построен в 1911 г. архитекторм Г. Гельрихом. В 4-комнатной квартире на 4-м этаже М. Горький периодически жил и работал в начале 20-х гг.

132

Отсылка к соответствующему фрагменту очерка М. Горького «В. И. Ленин» (1924).[171]

133

Максим Горький (наст. имя и фамилия Алексей Максимович Пешков, 1868–1936) высоко оценил раннюю прозу К. 9.01.1927 он писал Д. А. Лутохину из Сорренто: «Вы не обратили внимания на повесть Валентина Катаева „Растратчики“, помещенную в 10–12-й книгах „Кр<асной> нови“? Очень талантливая вещь».[172] В Москву из Италии Горький впервые после 1917 г. прибыл 28.5.1928 г. «В час дня приезжает в Москву. На перроне Белорусского вокзала в честь Горького выстроен почетный караул красноармейцев и пионеров. Горького встречают представители партии и правительства: К. Е. Ворошилов, С. Орджоникидзе, А. В. Луначарский, Ем. Ярославский, М. М. Литвинов, А. С. Бубнов, писатели А. С. Серафимович, Ф. В. Гладков, Вс. Иванов, Л. М. Леонов и др. <…> С вокзала Горький едет на квартиру Е. П. Пешковой — Машков переулок, № 1, кв. 16».[173] Ср. в мемуарах Ф. Ф. Раскольникова: «Однажды в Машковом переулке, на квартире Екатерины Павловны Пешковой, где тогда останавливался Горький во время приезда в Москву, в небольшой столовой собралась группа писателей <…> Всеволод Иванов, Юрий Олеша, Валентин Катаев и Владимир Лидин расположились вокруг стола и на широкой низкой тахте».[174]