Skinова печать - Константин Алов

если их и там нет, у меня будет инфаркт!

Крюков сам осмотрел сервант, но не нашел никаких фотографий.

Машка вошла в комнату с подносом, на котором стоял большой заварочный чайник и чашки.

— Я поняла. Это Танька, стерва, взяла! — сказала вдруг она.

И Машка рассказала, как случайно встретила на улице школьную подругу Таню Тонкую. Они давно не виделись, с выпускного вечера. Машка слышала, что Танька связалась с бритоголовыми. Та не отрицала этого, но заверила подругу, что сделала это из-за своего парня, а теперь с ним порвала, и ей негде жить. Машка развесила уши и пригласила Тоцкую к себе, благо, квартира большая.

В квартире Танька добровольно возложила на себя обязанности горничной, чем совершенно подкупила Моисея Вольфовича. После преждевременной смерти его жены, Машкиной матери и дочери бабушки Фиры, уборка квартиры, стирка и готовка принимали здесь вид редких авральных мероприятий.

Позже Танька привела своего друга Ивана, которого, по ее словам, преследовали его бывшие друзья фашисты. Иван Машке понравился. Он никуда не лез, сидел в отведенной ему дальней комнате и выходил оттуда только к столу или по нужде. Моисею Вольфовичу он тоже понравился, так как тот мог вести с ним долгие политические и философские диспуты или играть в шахматы. Незадолго до смерти Моисея Вольфовича Иван внезапно исчез. Танька исчезла еще раньше. Фотографиями с тех пор никто не интересовался. Иван фотографии взять не мог, он вообще никуда не лазил, а вот Танька — запросто.

Объяснения Машки прервал звонок домофона. Она вышла в коридор и вернулась встревоженная.

— Это Тоцкая.

Крюков обрадовался.

— Вот и прекрасно. Сейчас все и узнаем из первых рук. Ты ее будешь держать, я — бить, а бабушку попросим вести протокол допроса.

— Вы меня недооцениваете, юноша, — обиделась бабушка Фира. — В нашем партизанском отряде мне приходилось делать вещи посерьезнее, чем то, что вы нам тут предложили. И, поверьте, мы с врагами не церемонились.

— Мы же пока не знаем — враг она или нет, — сыщик постарался охладить пыл старушки. — Вот определимся, тогда, пожалуйста. Можете тряхнуть стариной и вспомнить молодость.

Раздался звонок в дверь. Машка пошла открывать. Крюков на всякий случай приблизился к двери в комнату и прислушался. Вроде все спокойно.

Машка вернулась через несколько секунд. В руках она держала альбом с фотографиями. За ее спиной переминалась с ноги на ногу девушка. Крюков узнал в ней ту самую подругу Хорста, которую он заметил еще во время погрома в центре города и взрыва в бутике Анвара.

— Проходи, деточка, — пригласила гостью бабушка Фира.

Она сама налила ей чаю, подвинула сахар и варенье. Татьянку бил легкий озноб. После чая она немного успокоилась.

— Я не знала… — сказала она наконец.

— Чего не знала?

— Я не знала, что он убьет их. Моисея Вольфовича, Ваньшу…

— Кто?

— Жидоморов, кто же еще?

Тут она разревелась, потом начала рассказывать.

Узнав, что Татьянка училась в школе с дочкой Гершензона, Жидоморов приказал ей войти в доверие и внедриться в квартиру Моисея Вольфовича. О цели внедрения профессор сообщил не сразу. К этому времени Татьянке расхотелось вредить своей подруге, ее отцу и даже чокнутому Санчесу, который с момента появления в дядиной квартире Татьянки стал бывать здесь гораздо чаще.

Потом случилась беда с Ваньшей. Его объявили предателем, и Татьянка не придумала ничего лучше, как привести его в квартиру Гершензона. Уже тогда она твердо решила для себя — какое бы задание Жидоморов ей ни поручил, выполнять его она не будет. И ошиблась.

В один прекрасный момент профессор вдруг напомнил о себе. Он поинтересовался у Татьянки, как прошло ее внедрение, и поручил сущую ерунду. Попросил принести ему на пару дней альбом с фотографиями из квартиры Гершензона. У Татьянки просто не нашлось причины отказать ему в таком пустяке. Альбом он, как и обещал, вернул через пару дней, но у нее не оказалось времени положить его на место.

— Тут не все. Несколько фотографий он отобрал и велел уничтожить, но я их спрятала. Они в надежном месте. Я их привезу прямо сейчас.

— Подожди. Сейчас тебе лучше побыть здесь. Если надо будет, я сам съезжу и привезу. Что было на этих фотографиях?

— Там… Вы не поверите. Там Моисей Вольфович и Жидоморов, оба совсем молодые.

— Примерно это я и подозревал, — с досадой хлопнул кулаком по столу сыщик.

— Может быть, вы поделитесь с нами тяжким грузом ваших знаний? — осторожно предложила бабушка Фира.

И Крюков, как мог проще, объяснил, что все здесь присутствующие так или иначе оказались втянутыми в поле действия опасной интриги. Ее организаторами и активными участниками стали, на первый взгляд, непримиримые враги. Но на самом деле все они преследуют одну общую цель — дестабилизацию обстановки и создание хаоса. Для кого-то это просто производственное задание вышестоящего руководства, для других — возможность погреть руки. В эту организацию входят представители самых разных группировок: продажные чиновники, исламские террористы, фашисты и прочие экстремисты. И очень часто рядовых исполнителей их вожди используют втемную.

— Да, но мы-то тут причем? — возмутилась старушка. — Мы не чиновники, не экстремисты и уж, тем более, не исламские террористы!

— Дело в том, — пояснил сыщик, — что кто-то из главных интриганов хочет урвать большой кусок лично для себя. И кусок этот — наследство Рабиновича. Так что все вы, как свидетели, представляете опасность, а Машка особенно, поскольку стоит на пути к миллиардам. И я ей, честно говоря, не завидую.

Татьянка встала из-за стола, сняла с шеи серебряный крестик и протянула Машке.

— Вот, возьми. Это мамин. Он тебя охранит. Машка смутилась.

— А ты как же? И потом я же не христианка.

— Возьми и скажи спасибо, — приказным тоном заявила вдруг бабушка Фира. — Достоевский утверждал, что всякий порядочный человек в душе христианин. И я с ним согласна. Твоему отцу истинная вера не очень-то помогла. Может быть, с Христом тебе повезет больше? И потом — Он же, в конце концов, тоже был евреем.

— Но я не крещеная, — напомнила Машка.

— А кто крестил Марию, мать Христа? Кто крестил апостолов? Христос просто говорил им: «Следуй за Мной!» И все, никакой бюрократической волокиты. А налить воды за шиворот, пробормотать что-то невразумительное — все это нужно попам, чтобы иметь свой гешефт, но никак не Богу.

Машка взяла крестик, поцеловала и надела на шею. Потом они обнялись с Татьянкой и стали реветь и целоваться. Крюков испугался, что это теперь надолго и вернул разговор в прежнее русло.

— Скажите, — обратился он к бабушке Фире, — вы ведь бабушка