Инквизитор. Книга 13. Божьим промыслом. Принцессы и замки - Борис Вячеславович Конофальский

что… та графиня Фаркаш… ведьма?

— Я о том, что когда я начну штурм замка этих Фаркашей, и они поймут, что моя победа неизбежна, то просто… Они просто убьют маркграфиню.

— Это будет неслыханным злодейством! — холодно произнёс министр Его Высочества. — Неслыханным. Но даже в этом случае наш соискатель, граф Сигизмунд фон Нахтенбель, будет просить руки старшей дочери маркграфини, девятилетней госпожи Генриетты Сусанны фон Эден.

И тут генерал понял, что Карл Оттон Четвёртый, курфюрст Ребенрее, герцог фон Мален, ни при каких обстоятельствах не откажется от притязаний на маркграфство Винцлау. Ни при каких! Вся его фамилия, весь его дом, вся его родня, алчная и страждущая новых земель, титулов и сундуков серебра, ему не простят отказа от борьбы. Может быть, они ещё простят ему поражение в этой борьбе, но безвольного отказа от столь жирного куска…. Никогда!

Глава 29

Генерал никаких иллюзий на свой счёт не питал; если раньше его противостояние с герцогом и было успешным, то лишь потому, что в те времена сеньор и его приближённые его постоянно недооценивали, и в том было преимущество Волкова. Теперь же они ему цену знали и, случись надобность, будут воевать с ним всерьёз. Даже если ему удастся собрать, к примеру, тысячу людей со своей земли, даже полторы тысячи, и среди них будет пять сотен мушкетёров, то цу Коппенхаузен приведёт в Эшбахт пять тысяч человек с полутысячей кавалеристов. И всё…

Нет, выиграть у герцога войну он был не в состоянии. Тем более, что денег на войну у него не было совсем. Совсем!

Будь у него достроен замок… Да, он мог бы долго отсиживаться в нём. Может, даже и годами. Но люди герцога, да и родственнички жены за то время подмяли бы под себя все его дела, забрали бы мельницы и угнали бы у него крепостных, загребли бы все доходы, заодно настроили бы против него всех вокруг.

«Нет, сил у меня более нет воевать с герцогом».

Тогда… Тогда он был молод, тогда ему хватило бы злости и упрямства воевать со всем светом. А сейчас — нет… Годы уже брали своё. Он недружелюбно поглядел на гостя.

— Я так понимаю, что всё решено, и моя усталость, мои дела, моя рана вас не заботят?

— Если бы вы не явились на войну в конце осени, когда цу Коппенхаузен собирал войско, то герцог был бы взбешён, но и только, ничего бы вам не было, вы были бы не первый нерадивый вассал, что не пришёл по зову сеньора, но теперь… После вашей победы у реки и необыкновенного успеха в Фёренбурге Его Высочество уверовал, что вас и вправду ведёт Господь, что вы и вправду Длань Его, — слова министра были и приятны, и удручающи одновременно. — На сей раз он не примет вашего отказа, будь вы хоть при смерти.

— Неужели у него нет иных людей? Ведь я уже выполнил долг вассала и в этом году имею право заняться своим домом.

И тут барон фон Виттернауф после глубокого вдоха вдруг произносит тяжело, или скорее нехотя, всего два слова:

— Ваша сестра…

И двух этих слов хватило для того, чтобы третий раз за день сердце старого солдата замерло на мгновение, но даже тут вида он не показал, а лишь спросил у гостя:

— Что моя сестра?

— Ваша сестра, графиня фон Мален, после отбытия от двора решила обосноваться не в имении своём, а в городе Малене.

— И что из того? — Волков смотрит на министра исподлобья, а говорит с бароном так, словно разговаривает с врагом.

— А то, что собирает она вокруг себя партию влиятельных бюргеров, сильных и богатых, преуспевает в этом… Многие ей чуть не оммаж приносят… На обеды её попасть хотят. А люди говорят, что это всё неспроста, замышляет она забрать у родственников Его Высочества собственность и в городе, и в графстве.

А тут генерал его и спрашивает:

— Чью собственность? — и повторяет: — Чью собственность графиня фон Мален собирается забрать?

Гость лишь вздыхает в ответ, не находя слов, и это лишь раззадоривает генерала.

— В графском дворце в Малене живёт некто Гейзенберг, а граф фон Мален с матерью приживается по домам сердобольных горожан, графиню родственники покойного мужа не допускают в собственный домен её сына, а деньги со всех поместий делят меж собой, воры, юному графу лишь пенсион мизерный назначив, как в насмешку, хотя мать графа, — тут Волков поднял палец вверх, — как его законный опекун, имеет право сама ставить управляющего сыновьими поместьями…

И снова фон Виттернауф молчал, сидел мрачный и ничего не говорил генералу, и тогда тот, чуть поумерив пыл, продолжил:

— Отчего же графине не биться за своё? Тем более что один из родственничков её — мало ему уворованного у ребёнка — он ещё и на реке разбойничает, всем купцам во зло. Может, потому все бюргеры Малена и собираются вокруг графини, что им не по нраву, когда творится беззаконие.

Всё это Волков говорил министру, говорил, говорил, и неожиданно до него стало доходить, что ничего из сказанного фон Виттернауфа не тронуло, как будто все эти слова, все доводы генерала он слышал десять раз уже. Как был сер и постен лицом гость, так и остался, даже глаза отвёл от Волкова и смотрел в сторону. И ещё немного, и на лице министра появилась бы скука с зевотой. Ума владетелю Эшбахта хватило, чтобы понять: всё сказанное — пустое. А после хватило ума и вовсе замолчать. А когда он замолчал, гость повернул к нему лицо и сказал всё с той же постной миной:

— Ваши недруги пишут, что графиня Брунхильда фон Мален вам вовсе не сестра.

Волков не знал доподлинно, побледнело ли его лицо после этих слов, но, как и в самые трудные минуты своей жизни, он собрался с силами, насупился, голову пригнул, словно собрался кинуться на гостя, но лишь спросил его сквозь зубы:

— Не сестра? А кто же?

— Уж простите меня, дорогой друг, — отвечал ему министр, уже чуть мягче, чем прежде, — но эти нечестивые люди пишут, что дева та роду подлого, и нашли вы её в каком-то трактире, и что с тех пор выдаёте за сестру, пребывая с нею в сношениях. Правда, так никто и не смог выяснить, в каком