Рейтинговые книги
Читем онлайн Сладкая горечь слез - Нафиса Хаджи

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63

— Я… не рассказала вам… кое-что. Вы имеете право знать. Мы сейчас в зоне военных действий! Дина, ты здесь только из-за меня! И Садиг уже давно был бы дома, уехал из Багдада вместе с остальными. Эта бомба сегодня, нас чуть не убило. Еще несколько минут — и мы оказались бы точно рядом с ней. А я… скрыла от вас очень важное. Я соврала, Садиг, когда вы с Диной спросили меня про семейную фотографию.

— В каком смысле? И зачем? — удивился Садиг.

Я вытащила из бумажника фото, которое давно собиралась показать, но до сих пор мне так и не хватило мужества. Садиг посмотрел на фото, потом на меня.

— Вот… это мой брат. Крис.

Дина нацепила очки, подошла поближе, склонилась над плечом Садига, рассматривая снимок.

— Крис… — выдохнула она. — Он… у него карие глаза?

Я смогла только кивнуть.

— Он… я думала… он твой…

— Мы близнецы. Он младше меня всего на полчаса.

Садиг побелел.

— Он что… мой сын?

— Да. Я обещала маме, что не скажу тебе — и ему. Он ничего не знает. И я боялась, что ты… ты захочешь… поговорить с ним… и он все узнает. Но это раньше. А после аварии я решила, что обязана рассказать ему правду. Когда-нибудь. И что я должна обо всем рассказать тебе. Вы… оба… имеете право знать. Ты и Дина… заботились обо мне. Повсюду водили меня за собой. А я все время ужасно себя чувствовала, думая про Криса и почему я вообще здесь. Подвергала вас риску, а сама скрывала правду.

Потом Садиг долго расспрашивал меня. Про Криса. А потом долго молчал.

— Ну ладно, хорошо, что все выяснилось, — подытожила Дина. — Не переживай, Джо. А я ведь чувствовала: ты что-то скрываешь. Нелегко тебе пришлось. Но я рада, что теперь ты облегчила душу.

Она крепко обняла меня. И, смахнув с ресниц слезы, чуть подпрыгнула на месте:

— Двое внуков! Близнецы!

— Могу я… когда ты ему расскажешь? — спросил Садиг.

— Не знаю, Садиг. Сначала надо разобраться с местными делами.

— Но ты расскажешь ему?

— Обязательно. — Я шагнула к нему и обняла, неловко и робко. — Обязательно расскажу. Не знаю пока, когда и как. Но расскажу непременно.

Он провел ладонью по моей щеке, вытирая слезы:

— Есть еще что-то, что мне следует знать о тебе?

В итоге никому не удалось убедить остальных не ходить в гости к Сане. Утром все еще обиженный Казим, встречая всех троих у входа в отель, удивленно приподнял бровь, но промолчал.

До границы Адхамийа мы доехали на такси, потом пересели в другое — чтобы миновать КПП, охраняемый суннитской милицией точно так же, как в Дора свои рубежи охраняли шииты. Казим, по просьбе Садига, захватил свой старый паспорт, где отмечено было прежнее место жительства, в суннитском квартале. Имя у него было нейтральное, равно используемое и шиитами, и суннитами. На КПП он сказал то же, что и накануне, — мы старые друзья одного из местных жителей, мы из Пакистана, приехали в гости. Охранник попросил наши паспорта.

— Простите, — засуетился Казим, — я предложил гостям оставить документы у меня дома. Сказал, паспорта не понадобятся. Жители Ирака, несмотря на все свои проблемы, встречают иностранцев с раскрытым сердцем и помнят законы гостеприимства.

Парни усмехнулись, заглянули в машину и пропустили нас.

Несколько раз пришлось остановиться — уточнить дорогу. Но наконец мы постучали в двери Саны.

Мы продолжали держать винтовки наизготовку. Задняя дверь машины медленно отворилась. Оттуда выбралась маленькая девочка, вся в крови. Следом — мальчик. И женщина, укутанная в черное. Женщина коротко прижала к себе детей, а потом оттолкнула их подальше от машины, жестом велев подождать. Девчушка визжала так пронзительно, что хотелось заткнуть уши. Вокруг — кромешная тьма. Мать обошла машину и увидела, что мы натворили, — мы осветили фонарями переднее сиденье. Женщина застонала. Двое мужчин, водитель и пассажир. И сразу ясно — не было никаких причин стрелять. У водителя — отца, мужа — практически не осталось лица. Пассажир шевельнулся, простонал «Амми»[142], и голова его безжизненно повисла. Женщина рывком открыла дверь, проверила, дышит ли он. В отчаянии выволокла тело из машины, еще раз прислушалась, есть ли дыхание. И, опустив мертвое тело себе на колени, завыла: «Ла! Ла! Йа Аллах! Ла!» Красный туман, сочившийся из машины, постепенно заполнял мою голову, потому что я не слышал больше ничего, кроме этого вопля и рыданий. Словно вода журчит. Или помехи в телевизоре. Просто звук пустоты. Просто шум собственной крови в ушах — а кровь этих мужчин никогда больше не будет течь. Женщина оставила тело старшего сына и вернулась к малышам, закрывая их от нас своим телом. Но я успел заметить взгляд мальчика. Страх и ненависть в его глазах прорвались сквозь шум в моей голове. «Это сделал я, — подумал я. — Это сделал я».

Приехала «скорая помощь». Забрала их всех. Но, прежде чем закрылась дверь, я встретился взглядом с женщиной, закутанной в черное, с женщиной, чью жизнь я только что разрушил. Искра, вспышка узнавания. Это была Сана, врач, это ее мужа, Али, и сына, Али Ашгара, мы только что расстреляли. Это глаза ее сына, Утмана, полыхнули ненавистью. Это ее дочь, Айша, рыдала, залитая кровью отца и брата.

Нам открыла женщина. В джинсах и рубашке. Она испугалась, увидев незнакомых людей на пороге.

— Сана? Вы — доктор Сана? — Я говорила по-английски.

— Да, — озадаченно ответила она на том же языке.

— Меня зовут Джо.

— Да?

— Я… мы к вам. Поговорить. Можно войти?

Она смотрела на меня так же, как тот мужчина в Дора. Потом перевела взгляд на Дину, Садига, Казима. И, как тот мужчина в Дора, молча подвинулась, приглашая нас в дом.

Я долго не решалась начать. Она, недоуменно нахмурившись, разглядывала меня. Я знала, что будет нелегко. Но не представляла, что это практически невозможно. Как начать разговор, ради которого я пришла?

— Я… заходила в ваш бывший дом, в Дора, искала вас. Говорила с вашим соседом. Который живет напротив. С тем, чьего сына застрелил американец два года назад.

— Да, я помню. Очень хорошо помню тот день. Этот человек — он просто невероятный. Вообразите только — пригласить в свой дом человека, который убил твоего сына. Уже на следующий день.

— Но тот морской пехотинец не пришел, — тихо проговорила я.

— Да, не пришел. Пришли другие. Офицер и еще двое, которые были рядом, когда мальчик погиб. — Взгляд Саны стал жестким. — Вы американка?

Я кивнула.

— Вы… вы здесь, потому что имеете какое-то отношение к тому, что случилось?

Еще один кивок.

— Одного из этих солдат я видела потом еще раз. Той ночью… — Голос Саны дрогнул.

— Той ночью, когда убили вашего мужа и сына, — продолжила я за нее.

— Откуда вы знаете? Кто вы такая? — испугалась она.

— Я знаю, потому что человек, которого вы видели, — мой брат! — выпалила я. — И я… я приехала сюда, потому что узнала, что… что он сделал. Я знаю, что произошло. Знаю — и поэтому хотела приехать… потому что… я должна была прийти… — Я искала в ее глазах хотя бы слабый намек, хотя бы тень понимания. И чувствовала себя виноватой, потому что просила ее о том, что сама, окажись на ее месте, едва ли смогла бы дать.

— Ваш брат? Тот солдат — ваш брат? Все равно не понимаю. Вы что, тоже служите в армии? Почему вы здесь?

— Потому что он не смог. Потому что он не может вспомнить, что совершил. Но он написал обо всем в своем дневнике. И я знаю — как он страдал. И страдает. И будет страдать, если вспомнит.

— И вы говорите мне, что он просто обо всем забыл? Человек, который убил моего мужа, моего сына, — он забыл об этом?

— Он… мой брат не просто забыл. Хотел бы, наверное. Он пытался покончить с собой. Врезался на машине в дерево. А когда очнулся, потерял память о последних годах. Обо всем, что случилось с ним в Ираке. Но я хотела, чтобы вы знали: он очень страдал. Не мог пережить того, что натворил. Не думаю, что вам от этого станет легче. Я просто хотела, чтобы вы знали.

И она заплакала, очень тихо. Я плакала вместе с ней. И Дина, и Садиг, и Казим.

Очень, очень не скоро Сана спросила:

— И вы приехали… только ради этого? Только чтобы это сказать?

— Да.

— Знаете, за последние два года я часто вспоминала своего соседа в Дора. Даже приходила как-то к его жене, спрашивала — что он за человек? Он что, святой? Как мог он пригласить солдат в свой дом? Как смогла она, его жена, допустить это? Она сказала, он всегда такой был. Он говорит, гнев — как молоко, которое не хранится, прокисает, и всякий, кто выпьет его, заболеет и умрет. Скорбь, по его словам, живет дольше, чем гнев. Она вечна. Этот человек преподает Коран. Он учит студентов, что хазн Корана — его дух, его смысл — в его печали. Я не понимала этого, пока она не произнесла вслух. Голос Бога — печален. И сейчас я постоянно слышу его. Скорбь Господа. Скорбь звучит в молитвенных призывах. Печаль, слезы вскипают в моей душе всякий раз, когда я слышу о безумии на улицах Багдада. Когда мы не понимаем этого, когда готовы променять свою скорбь на гнев, происходит страшное. Но нет, оно не происходит само. Это мы творим чудовищные вещи. Мы сами причиняем боль друг другу.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сладкая горечь слез - Нафиса Хаджи бесплатно.

Оставить комментарий