Опасная тихоня - Елена Яковлева

И опять они заорали в две луженые глотки одновременно.

- Да эта концертмейстерша такая же сумасшедшая, как ее подружка! - Это кричала мадам.

- Чушь, чушь, полный идиотизм! - вопил Пашков, но в глазах у него мелькнул испуг. Всего на одну секунду, но я успела заметить.

Я и не заметила, как тоже стала орать, чтобы перекрыть их слаженный дуэт:

- Но Богаевская не единственная ваша жертва. По крайней мере, я знаю еще одну, которую вы, конечно, тоже не запомнили. Такую юную тоненькую девочку с длинной белокурой косой, ну, напрягите свою память!

Пашков был в ярости, хотя и старался держать себя в руках:

- Это все ваши штучки: нелепые звонки в прямой эфир и та фотография... Я знаю, что это вы мне ее подсунули!

- А я знаю, кто шарил в моей квартире, пока я лежала в больнице, вы! Не лично, конечно, для этого у вас есть помощники и ваш главный костолом! - Во мне все клокотало, только изображать видимость хладнокровия мне было не в пример тяжелее, чем Пашкову. Поскольку я не имела такого опыта "дворцовых интриг" и подковерных баталий, коим, несомненно, обладал Пашков, успевший к своим сорока пяти сделать карьеру, позволяющую ему рассчитывать на губернаторское кресло. А там, глядишь, напряжется и перепрыгнет в президентское. И никто его не остановит. Но я не борец за идею и чистоту рядов, все, чего я хочу, так это узнать, что случилось с Наташей Русаковой, что же с ней случилось... И этот надутый политический индюк, сидящий во главе стола, мне все расскажет!

- Бред! - По холеному лицу Пашкова пробежала нервная дрожь. - Это же просто бред сумасшедшего! Да если так пойдет, вы повесите на меня всех собак. Я эту вашу подружку никогда в жизни в глаза не видел, понимаете, никогда!

Подружку? Он сказал "подружку"? Значит, успел навести справки. Небось и с делом ознакомился. А что, если - меня прямо в жар бросило, только на этот раз не из-за простуды, - что, если Капитонов?.. Господи, какая же я все-таки доверчивая идиотка, Капитонов наверняка снабжает Пашкова информацией! Ну конечно же, этот ловкий фээсбэшник играет со мной в доверительность и уговаривает ждать и не высовываться. Да он просто-напросто держит меня на коротком поводке, чтобы я не выкинула какой-нибудь финт. Вот теперь до меня дошел наконец смысл этого его "афоризма" насчет веселых танцев под чужую дудку. Они будут дружно водить меня за нос, искусно давая понять, что я где-то рядом, в первом приближении к разгадке, а Пашков тем временем пролезет в губернаторы. Ловкачи, ничего не скажешь. Разумеется, они могли бы решить "мой" вопрос и более радикальным способом. (Один Викинг чего стоит, имела "удовольствие" видеть его в действии.) Только зачем? Не проще ли постоянно держать меня в поле зрения и умело мною же манипулировать?

Из своего угла подала голос мадам. - Что ты ей доказываешь? - возопила она. - Ты что, еще ничего не понял? Она тоже ненормальная, как и те две, Богаевская и ее напарница! Да ее в этом городе все знают, самая большая скандалистка, а тут еще и головой ударилась. Надо бы проверить, не стоит ли она на учете в местной психушке!

Я заметила, как вспыхнули глаза Пашкова: несомненно, нехитрая идея изобретательной женушки ему понравилась. Как говорится, простенько и со вкусом. И впрямь, если они объявят меня сумасшедшей... Я так реально себе это представила, что мне стало не по себе. А тут еще дверь в кабинет бесшумно распахнулась: в проеме застыл Викинг, молчаливо испрашивающий приказа. Не знаю, что именно прочел в глазах своего верного телохранителя Пашков, но я заметила, как он отрицательно покачал головой. Словно сказал "Вольно!".

Викинг заметно приуныл, но по уставу обсуждать распоряжения старшего по званию не полагается, а потому он тихо отступил в приемную и закрыл за собой дверь.

А Пашков перевел взгляд на меня, и в этом взгляде не было ничего, кроме досады:

- Надеюсь, вы уже все сказали? Боюсь, у меня больше нет времени, чтобы выслушивать ваши фантазии.

Мадам неожиданно выбралась из своего уютного уголка, пересекла кабинет и, подойдя к своему драгоценному супругу, склонившись, приобняла его за плечи и торжествующе посмотрела на меня. Это была картина, достойная кисти художника. Почти как фотография на рекламном плакате под лозунгом "Я обеспечу вам стабильность", не хватало только красавицы дочери и сыночка-аутиста. Они ничего не говорили, но в глазах у них стояло: "Что ты можешь против нас? Ничего!"

Никогда еще я не чувствовала такой бессильной ярости, поскольку и в самом деле ничего не могла. На что, спрашивается, я рассчитывала, сунувшись в этот клоповник? Моя наивная психическая атака не дала никаких результатов. И это неудивительно, "безумство храбрых" еще может возыметь действие на людей, пусть и самых черствых, но на биороботов - никогда. Сейчас я была в том же положении, что и Майя, мертвой хваткой зажавшая в тонких артистических пальчиках бутылку с кислотой, с той лишь разницей, что меня они не станут бить под ребра ногами, обутыми в тяжелые башмаки на толстой подошве.

***

Я медленно шла по проспекту, глотая беззвучные слезы. Надо добавить, что это были слезы ярости, другие из меня выжать практически невозможно. А со стен и заборов, обклеенных предвыборными агитками, на меня смотрел улыбающийся Пашков, на гладкой физиономии которого было написано: "Ну что, словила?"

В какой-то момент я поймала себя на остром желании что-нибудь сотворить с этими глянцевыми плакатами, судя по качеству исполнения, напечатанными где-то за далеким бугром. Руки у меня просто чесались посрывать их все, к черту, несмотря на полную абсурдность такого протеста. А кроме того, "группа поддержки", состоящая из безработных и нищих пенсионеров, которым мадам Пашкова щедро отваливала по пятьдесят копеек за каждую наклеенную агитку, так расстаралась, что мне и за неделю не управиться. А за это время сколько новых бумажек с лоснящейся физиономией Пашкова прибавится! Не проще ли приписать сразу же под лозунгом "Я гарантирую вам стабильность" несколько теплых слов в адрес кандидата в губернаторы? К примеру, "Сексуальный маньяк и убийца". Детский сад, стопроцентный детский сад!

Все-таки я не смогла отказать себе в удовольствии содрать с ближайшего забора один из предвыборных плакатов Пашкова, который, впрочем, был приклеен буквально насмерть, а потому в моих руках остался только слегка подмокший нижний кусок со снимком, на котором респектабельный кандидат был запечатлен с любимой мамочкой, Клавдией Васильевной Пашковой, пожилой женщиной, с лицом, изборожденным глубокими морщинами давних переживаний, и крупными узловатыми руками, вытянутыми вдоль сухощавого тела, руками трудяги. Пожалуй, эта самая Клавдия Васильевна могла бы рассчитывать на лучшего сына, нежели тот, который стоял с ней рядом, одетый в дорогой, наглаженный так, что муха поскользнется, костюм. Я скомкала сырую бумажку, швырнула ее в урну и, уныло втянув голову в плечи, поплелась к остановке. У меня не было вариантов, только отчаяние, отчаяние... А в отчаянии люди способны на многое, в том числе и на спонтанные, на первый взгляд совершенно не мотивированные поступки. Именно такой я и совершила, поддавшись совершенно безрассудному импульсу.

Выскочив на проспект, я стала отчаянно размахивать руками, пытаясь остановить одну из проезжающих мимо машин, которые, как назло, не желали подчиняться моему повелительному жесту, и даже наоборот, словно бросались от меня. В конце концов рядом притормозил допотопный "уазик" с брезентовым верхом. Заляпанная дверца приоткрылась, и на меня глянула плохо выбритая рожа в свалявшемся полушубке из искусственного меха. Рожа пожевала спичку, зажатую во рту, и деловито осведомилась:

- Куда?

- В Пригородный, - объявила я, убирая со лба взмокшие от волнения и беготни волосы.

- Ото! - присвистнул небритый. - Далековато. Езжай лучше автобусом, туда "сто второй" ходит, от рынка.

- Будто я не знаю, - со злостью бросила я, - мне срочно нужно. - И пошла вперед.

- Эй! - окликнул он. - Сколько дашь? Пришлось пообещать ему червонец. Собственно, больше у меня и не было, так что мое возвращение в город оказывалось под большим вопросом, но я уже не думала о таких мелочах. Вернусь как-нибудь. Сейчас не до этого.

- Ладно, садись, - сказал небритый. Дорогой он пару раз пытался со мной заговорить, но я молчала, уставившись в одну точку.

- Ну вот, приехали, - сказал небритый, когда на дороге возник указатель "Совхоз "Пригородный". Куда дальше?

Куда дальше, я не знала. Я посмотрела на длинную улицу, из которой, собственно, и состоял поселок Пригородный, и распорядилась:

- Остановите здесь, дальше сама найду.

И, спохватившись, сунула ему смятую десятирублевую бумажку.

Первая же попавшаяся на дороге женщина сказала мне, где живет Клавдия Васильевна Пашкова, - в самом конце улицы, на отшибе, - и я поняла, что рано отпустила "уазик". Как назло, ночью прошел снегопад, а поселковую дорогу никто не чистил, а потому я совершенно обессилела, пока добралась до одноэтажного кирпичного дома, обнесенного свежевыкрашенным зеленым забором. Едва приблизившись к калитке, я услышала истошный лай, а прижавшись к забору, рассмотрела сквозь узкую щель громадную лохматую собаку, бегавшую по просторному, расчищенному от снега двору. Собака тоже меня рассмотрела и, приникнув к щели, громко зарычала. Глаза у нее были желтые, как у рыжего кота Радомысловой, а вот зубы намного страшней. Я даже на всякий случай отступила от забора на полшага.