ПОЛИТИКА: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения - Евгений Тарле

Да и хартии, или «патенты», на владение этими «свободными» (т. е. отнимаемыми у индейцев) землями давались английскими королями не на одинаковых условиях, и собственники (the proprietors) колоний располагали неодинаковыми капиталами и неодинаково хотели и могли организовать эксплуатацию пожалованной им земли. Но никак не приходится отрицать, что попытки (и вполне сознательные) наладить феодальные отношения в девственной стране предпринимались, и если они не удались и не принялись на американской почве, то не вследствие недостатка усердия к насаждению этих форм, а по другим, объективным и непреоборимым причинам. Собственники колоний не прочь были в иных случаях всерьез смотреть на пожалованное поместье, как смотрел в свое время на свой лен какой-нибудь дружинник Вильгельма Завоевателя, а на тех колонистов-переселенцев, которым он позволил селиться на своей земле — как на «вассалов». Но прежде всего он забывал, что его «лен» превосходил иногда размерами всю Англию и что не только «вассал» может в любой момент уйти и фактически завладеть (без малейших «сеньориальных» обязательств и повинностей) обширным участком на свободных, пустынных, никем из европейцев не занятых землях, но может сделать это, даже не выходя из пределов этой самой «пожалованной» ему «лендлордом» колонии, и «лендлорд» годами может даже и не подозревать об этом.

Скваттерство, произвольный захват участков такими переселенцами, которые предпочитали быть свободными хуторянами, в корне разрушило бы феодальные отношения, если бы даже они где-нибудь, в том или ином углу 13 колоний могли сложиться в нечто цельное и длительное.

В этом кратком обзоре я не могу подробно останавливаться на самих попытках ввести феодальные отношения — попытках, любопытных в бытовом отношении, как бы малоосуществимы они ни оказались. Но об одном случае упомянуть все-таки стоит, поскольку он касается интересующего нас сейчас вопроса о рабстве в английских колониях.

Когда в 1663 г., как упомянуто выше, король Карл II пожаловал большую территорию (Каролину) компании из восьми сановников и владельцев капитала, то в их числе оказался лорд Эшли. Частным секретарем лорда Эшли (впоследствии получившим титул графа Шефтсбери) был знаменитый философ и политический мыслитель Джон Локк. Он-то по поручению лорда Эшли и сочинил идеальную конституцию для Каролины. Дело было в 1667 г., значит, за 22 года с лишком до появления прославившего Локка «Опыта о человеческом разуме» и задолго до выработки и первого формулирования идей, легших в основу «Трактата о гражданском правлении». Локк, один из родоначальников теории новейшего (буржуазного) периода конституционализма, ранний предшественник Монтескье[20] и Бенджамена Констана[21], является тут, в 1667 г., в качестве колониального законодателя совершенно определенным насадителем феодализма.

По его плану вся Каролина (она еще тогда не разделилась на Северную и Южную) делится на графства, каждое графство — на 8 сеньорий, 8 бароний и 24 колонии, причем каждая из этих 24 колоний должна иметь 12 тыс. акров земли. Сеньории отдаются в пожизненное и наследственное владение восьми собственникам Каролины, которым ее отдал Карл II. Таким образом, в каждом графстве, сколько бы их ни образовалось на этой необъятной территории, все восемь собственников обладают земельным имуществом — сеньорией. Что касается баронств, то они даются в качестве лена от восьми сеньоров знатным лицам — nobility, а участки 24 колоний — переселенцам попроще, хуторянам, фермерам, которые будут работать на участках, платя за них сеньорам плодами своего труда.

Кроме этих свободных людей, Локк предусматривает в Каролине и рабство, рабами будут и негры, и белые люди. Белые, обращенные по тем или иным причинам в рабство, остаются в рабстве определенное количество лет и потом освобождаются. Негры пребывают в пожизненном и наследственном рабстве.

Политическое управление находится в руках восьми собственников Каролины, причем каждый из них является главою особого ведомства, так сказать, пожизненным и наследственным министром (не сменяемым по воле населения). Но есть и парламент. Этот парламент состоит из собственников, из знатных людей и представителей, избранных свободными колонистами. Весьма неясно, как этот парламент (одна палата) законодательствует рядом с пожизненными восемью правителями, ни от кого не зависящими и заседающими тут же, в этом однопалатном парламенте.

Вся эта локковская конституция, придуманная для Каролины, была «дарована» собственниками, но никогда в действие не вошла, да и не могла войти в колонии, где на огромной территории, превышавшей треть Англии (даже если считать сколько-нибудь известные части ее), насчитывалось в первые десятилетия несколько тысяч человек и где не люди искали землю, а земля нуждалась в людях, как выражались тогдашние американские проповедники.

Эта попытка провалилась, как еще за 35 лет до этого провалилась попытка лорда Балтимора в Мэриленде ввести феодальный строй, как провалились длительные попытки высших кругов голландской Ост-Индской компании сделать то же самое в бассейне реки Гудзон, — попытки, от которых не сразу хотели отказаться англичане после завоевания Нового Амстердама и превращения его в Нью-Йорк.

Свободные колонисты искали (и в изобилии находили) участки земли, ни от кого не зависимые; несвободные, осужденные, ссыльные, отданные в рабство на срок разбегались с тех мест, к которым их прикрепляли, да и было их слишком мало, чтобы на их труде можно было прочно основать феодально окрашенную систему аграрных отношений в огромных по размерам колониях, даже если бы они и не разбегались. «Оброк» держался недолго даже там, где он был, он обращался в арендные отношения (там, где почему-либо колонист не предпочел уйти вообще в другое место), а аренда переходила в собственность. Попытки собственников колоний, или их представителей, или просто крупных землевладельцев удержать силой свободных колонистов на земле или противиться самочинному захвату ими новых земельных участков приводили к побоищам, в которых побитыми оказывались не колонисты. По крайней мере, я не мог найти ни одного случая, когда желавшие уйти колонисты были силой водворены на место или скваттеры были согнаны надолго с участков, — захваченных ими без всяких грамот и разрешений.

Не побоище, а настоящее восстание (и восстание длительное) разразилось уже в самом конце занимающего нас отрезка времени, за 10 лет до начала североамериканской войны за независимость. Случилось это там и тогда, где и когда колонистам-арендаторам в самом деле стало затруднительным уходить со своих участков. Дело в том, что королевским указом (Георга III) 1763 г. воспрещено было переселение за Аллеганский горный хребет. Так как дело шло о борьбе между Англией и Испанией за влияние на местные племена, кочующие между Миссисипи и Аллеганским хребтом, то решено было не раздражать индейцев, живущих к западу от Аллеганских гор, новыми захватами. Этим прежде всего и было вызвано упомянутое воспрещение. Было ли при этом пущено в ход влияние крупных землевладельцев на губернатора Северной Каролины Трайона и насколько участвовало в обострении дела беспардонное грабительство взяточника и вора губернаторского секретаря Фаннинга, — это вопросы, которые мы тут оставляем в стороне, но отметим только, что землевладельцы были в восторге от воспрещения переселений на запад.

Тогда колонисты-арендаторы восстали. Это произошло в 1769 г. Масса арендаторов численностью около 5 тыс. человек собралась близ городка Ралея (в Северной Каролине), разгромила дом ненавистного Фаннинга и избила нескольких чиновников. Губернатор Трай-он выслал на усмирение отряд, который перебил насмерть и поранил несколько сот человек и рассеял собравшихся. Но движение этим не закончилось Восставшие называли себя устроителями — the regulators. Переводить это слово как уравнители нельзя, потому что его смысл совсем другой. Уравнители — levellers. В данном случае термин regulators следует перевести словом устроитель. Если бы было по-русски слово упорядочиватель, это было бы еще точнее.

Крестьяне-арендаторы Северной Каролины вовсе не восстали для уравнения земельных участков, они требовали упорядочения положения приведением в ясность вопроса о своем праве переселиться на запад и вопроса о беззаконных поборах. Движение продолжалось и обострялось еще и еще несколько раз (в 1771–1773 гг.). И не только в Северной Каролине, но и во всех сопредельных с Аллеганским хребтом колониях, и в Виргинии, и в Южной Каролине, и в Пенсильвании — всюду происходили столкновения между переселенцами на запад и королевской стражей, противившейся этому.

Только американская революция (уже в самые первые времена, в 1774–1776 гг.) покончила с этим воспрещением.

В заключение отметим, что даже в Северной Каролине в эти самые годы запрета (1763–1774) крестьяне вовсе не оставались там, где не хотели остаться: их поворачивали от Аллеганских гор, но они шли на юг, на север и все-таки уходили оттуда, откуда хотели уйти.