Русская пехота в Отечественной войне 1812 года - Илья Эрнстович Ульянов

и солдаты собирались с разных сторон. Во многих полках оставалось едва 100 или 150 человек, которыми начальствовал прапорщик…» [108, стр. 111].

И все-таки дух большей части армии не был подорван. Многие полки, получившие сведения о возможном наступлении, деятельно готовились к нему, наскоро сколачивая взводы и пополняя запасы патронов. Командир 1-го егерского полка М. И. Карпенко даже послал рабочую команду за строительными материалами, чтобы при необходимости быстро восстановить наплавной мост через Колочу… Но реальность разрушила все оптимистические надежды: убыль армии, даже на первый взгляд, была огромна, резервов почти не оставалось, а позиция стала слишком обширна для оставшихся в строю войск. Последовал приказ об отступлении…

Великая армия Наполеона к концу дня также находилась не в лучшем состоянии. Очевидец сражения с французской стороны Ц. Ложье отметил: «Никакое бедствие, никакое проигранное сражение не сравняется по ужасам с Бородинским полем, на котором мы остались победителями. Все потрясены и подавлены».

Небывалая самоотдача всех чинов русской армии отмечалась всеми очевидцами. Солдаты, даже не помышляя об отступлении, часами выдерживали страшный артиллерийский огонь, бросались в штыковые и до последнего оспаривали каждый шаг бородинской земли. О действиях командного состава унтер-офицер Тихонов вспоминал так:

«Начальство под Бородином было такое, какого не скоро опять дождемся. Чуть бывало кого ранят, глядишь, сейчас на его место двое выскочат. Ротного у нас ранили, понесли мы его на перевязку, встретили за второй линией ратников. «Стой!» кричит нам Ротный (а сам бледный, как полотно, губы посинели). «Меня ратнички снесут, а вам баловаться нечего, ступайте в батальон! Петров! Веди их в свое место!» Простились мы с ним, больше его не видали. Сказывали, в Можайске его французы из окна выбросили, от того и умер. А то Поручика у нас картечью ранило. Снесли мы его за фронт, раскатываем шинель, чтоб на перевязку нести. Лежал он, с закрытыми глазами: очнулся, увидал нас и говорит: «Что вы, братцы, словно вороны около мертвечины собрались. Ступай в свое место! Могу и без вас умереть!» Как перешли мы за овраг, после Багратиона, стали мы строиться. Был у нас Юнкерок, молоденький, тщедушный такой, точно девочка. Ему следовало стать в 8-м взводе, а он, возьми да в знаменные ряды и стань. Увидал это батальонный Командир, велит ему стать в свое место. «Не пойду я, говорит. Ваше Высокоблагородие, в хвост, не хочу быть подлецом: хочу умереть за Веру и Отечество». Батальонный у нас был строгий, разговору не любил; велел он фельдфебелю поставить юнкера на свое место. Взял его, раба Божьего, Иван Семенович за крест [за перекрестие перевязи и портупеи на груди. – И.У.], ведет, а он туда же, упирается. Когда б не такое начальство, не так бы мы и сражались. Потому что какое ни будь желанье и усердье, а как видишь, что начальство плошает, так и у самого руки опускаются. А тут в глаза всякому наплевать бы следовало, если бы он вздумал вилять, когда он видит, что отрок, и человеком его назвать еще нельзя, а норовит голову свою положить за Веру и Отечество. Да вилять никто и не думал» [136, стр. 118].

И вслед за участником грандиозной баталии мы лишь можем повторить эпитафию всем знаменитым и безымянным героям:

«Мир вашему праху, благословенные сыны России! И вечная память потомства, которому огонь Бородинского сражения будет неугасимо поднебесною лампадою светить… призывая к поклонению вам, спасители Отечества» [126, стр. 185].

5.10. Верея и Тарутино

Отступление русской армии через Москву и последовавший марш-маневр, завершившийся размещением в Тарутинском лагере, сопровождались рядом арьергардных боев, в которых участвовали егерские полки. Вторая же половина сентября принесла некоторое затишье на главном направлении. Наполеон в Москве тщетно ожидал мирного соглашения, многие корпуса Великой армии занимали территории вблизи древней русской столицы.

17 сентября в небольшом городе Верее близ Можайска был размещен постоянный неприятельский гарнизон – 1-й батальон 6-го линейного полка из состава 8-го (Вестфальского) корпуса А. Жюно. Под руководством полковника Л. В. Конради на небольшой возвышенности, господствующей над городом, было возведено укрепление: небольшое плато обнесли бруствером с палисадом, а в стенах стоявших на плато зданий пробили амбразуры. Вестфальцы занялись заготовкой провианта для армии. М. И. Кутузов решил уничтожить отдаленный вражеский гарнизон. Располагая сведениями о численности и позициях неприятеля и стремясь обеспечить успех дела, он включил в состав отряда генерал-майора И. С. Дорохова довольно большое количество пехоты: батальон егерей 19-го полка и по 2 батальона Вильманстрандского и Полоцкого пехотных полков (один из батальонов Полоцкого полка был затем оставлен в Боровске). В среднем каждый русский батальон к этому времени насчитывал 400–500 человек. Во избежание излишнего шума и неразберихи Дорохов сформировал три группы, в каждую из которых было выбрано по 200 человек одного полка; 600 ранцев атакующих групп остались под присмотром выделенной роты [42, стр. 151]. Ранним утром 28 сентября отряд подошел к городу, и в 5 часов начал штурм. Тьма и ненастье стали союзниками русских. Дорохов приказал начальнику штурмовых отрядов полковнику Н. В. Вуичу (шефу 19-го егерского полка)«спускаться в город от Калугской заставы и атаковать с Богом штыком не делав ни одного выстрела и не кричав ура». В голове колонн шли проводники из жителей города, которые отказались укрыться за спинами солдат. В полной тишине штурмующие незаметно подошли к укреплению. Колонна Полоцкого полка под командой штабс-капитана Артемьева 2-го атаковала прямо через вал; очевидно, колонны имели штурмовые лестницы, позволившие преодолеть палисад. Первым в укрепление проник прапорщик Сомов. Колонна егерей, изначально направленная на мост, обнаружив «большие внутренние укрепления», защищаемые вестфальской гренадерской ротой, переменила дирекцию и также взошла на вал. Колонна Вильманстрандского полка присоединилась к первым двум чуть позже. Штурмовые колонны блокировали основную массу противника в каменных зданиях церкви и присутственных мест («ратуши») и наконец сломили сопротивление гренадеров у моста, причем командовавший вестфальской ротой капитан получил 17 штыковых ран. Полковник Конради вспоминал: «Ведомые жителями Вереи, два батальона подобрались сзади к флигелю ратуши и овладели им, находившийся там слабый гарнизон был подавлен. Отсюда русские с помощью штурмовых лестниц взобрались на крышу главного здания, содрали ее и толпами ворвались сверху внутрь. Завязалась отчаянная рукопашная схватка. Мы упорно защищали каждую комнату…» [131, стр. 59]. Сбитый с ног Конради издал масонский клич, и – о, чудо! – оказавшийся в рядах русских офицер-масон (возможно, М. Ф. Орлов, будущий декабрист) остановил штыки и отвел полковника к Дорохову. Рядовой Вильманстрандского полка Старостенко захватил неприятельское знамя, за что был произведен в унтер-офицеры