Бестиариум. Дизельные мифы (сборник) - Олег Кожин

– Вы же просили историю, да? А почему словно воды в рот набрали?

– Мужчины дважды не просят, – отшутился я. – Тем более – женщин.

Она слегка покраснела от двусмысленности шутки, однако быстро справилась со смущением, искренне засмеялась.

– Мы – дайверы. Ставим рекорды на всех глубоководных озерах мира. Байкал, Онега, Ладога, Иссык-Куль – это у нас. Танганьика, Большое Невольничье озеро… – принялась перечислять она, загибая зачем-то пальцы. – …за границей. Да! Мы и на Кавказе уже бывали. Голубое озеро возле Нальчика, знаете?

– Знаю, – кивнул я. – Но раз вы дайверы, то, значит, антропозооморфы?

– Конечно, – Марианна как будто обрадовалась вопросу. Она опустила высокий ворот своей куртки, слегка обнажив верх груди, и, повернув голову, я увидел, что кожа на ее теле отливает серебристо-алым. Именно она и просвечивала сквозь полупрозрачную ткань. Чешуйчатый покров поднимался откуда-то снизу и выглядывал наружу в области шеи, скрывая, насколько мне известно, жаберные щели.

– Разве обычный человек может выдержать давление на глубине? Или не дышать часами? – с гордостью добавила она.

Глубоководы – метисы, дети людей и глубоководных. В СССР они редкость среди антропозооморфов, чаще их можно встретить на побережьях Атлантического или Тихого океанов, но мне самому не раз приходилось с ними сталкиваться. В Питере на Большой Морской они для себя целый клуб открыли, и я туда пару раз захаживал, пока они «несвоим» вход не перекрыли, получив в итоге прозвище «сектантов». Однако, чтобы не разочаровывать девушку, я скорчил пораженную гримасу. Мое вытянутое лицо ее вполне удовлетворило, она довольно хмыкнула и вновь подняла воротник.

– А вы так и не назвали свое имя. Вы местный, да? Не похожи.

– Зовут Адам, с ударением на первый слог. Родился здесь, потом уехал. Живу и работаю в Питере. Аспирант, пишу кандидатскую диссертацию.

– О-о… А о чем ваша диссертация?

Я слегка замялся – а стоит ли говорить? Хотя почему нет?..

– Не поверите. О глубоководных…

– Ой! – Девушка пару секунд смотрела на меня округлившимися глазами, затем отвернулась к окну и надолго замолчала, словно прикусив язык.

– Что-то случилось? – наконец поинтересовался я, не дождавшись продолжения.

Она мотнула головой, кончиками собранных в хвост волос задев меня по лицу.

– Нет-нет, – быстро произнесла она, причем дважды. Для обычного отрицания хватило бы и одного «нет». Обиделась, дурочка. Решила, что я ними из-за диссертации, а не из-за ее красивых ножек… Не желая терять наметившийся было контакт, я не стал давить на нее. Рано или поздно она заговорит первой.

Тем временем мы проскочили многолюдное Шали, и дорога круто пошла на подъем. Под колесами мелькнул мост над узкой пенистой речушкой, на горизонте пошли волнами черно-зеленые, густо покрытые лесом горы. Здесь заканчивались равнинные районы. И это чувствовалось. Посвежел даже воздух.

Мои пассажиры как-то подобрались. Петр тревожно смотрел в окно, на крутые склоны ущелья, по дну которого катил наш дизель. От парня исходил резкий запах страха. Удивительно, но девушки боялись гораздо меньше него.

– Кажется, будто кто-то следит за мной, – прервав молчание, пожаловалась Марианна, слегка поеживаясь.

Не отрывая взгляд от дороги, я кивнул.

– Здесь места для засады очень удобные. За каждым поворотом может притаиться абрек.

– Какая дикость, в конце двадцатого века и разбойники, откуда они берутся? – с визгливой ноткой в голосе вдруг выдала Света-Лена-Ира. Истерит не от испуга, подумал я, искренне возмущена.

– Абрек не просто человек. Он – социальная функция. Когда государство не справляется со своими обязанностями, появляются вот такие мстители. Следствие и суд в одном лице. Как олицетворение социальной справедливости. Как неизбежная общественная флуктуация… – попытался объяснить я.

– Человек субъективен и потому всегда будет несправедлив, – отмахнулась девушка. – Но всегда можно воззвать к высшей справедливости!

Я покачал головой:

– Если вы говорите про божественную справедливость, то это слишком отдаленная перспектива. Человек всегда хочет здесь и сейчас. Ад как наказание или рай как поощрение его тоже устраивают. Но только после воздаяния в этой жизни…

Света-Лена-Ира прервала меня с улыбкой превосходства:

– Я говорю о другой справедливости. О справедливости Древних. Мы, глубоководы, потомки одного из них, и всегда можем воззвать к Нему и попросить справедливости и для себя, и для других.

Ну, конечно, кто о чем, а фанатики о своем. Таким людям возражать бесполезно, но, глядя в ее торжественное лицо, я не удержался:

– Помню-помню… Древний закон как договор между людьми и Древними. Мол, вы чтите их, они покровительствуют вам… Всё давно в прошлом. Древние близки к людям лишь теоретически. Фактически же им нет дела до людских тревог. Смысл существования для них – борьба между собой, а их дети – всего лишь инструменты… Они вроде тех же абреков, только на своем уровне…

Заметив, что меня не поняли, я пояснил:

– Абрек – единоличник, он ищет справедливости непосредственно для себя… При этом обычно ни с кем не считается.

Девушка замерла от возмущения – столь бесцеремонно, с ее точки зрения, сравнивать Древних с абреками. Подбородок ее заострился, губы сложились в знак равенства, совсем не похожий на рыбий ротик Марианны. Тщетно я ждал от нее резких слов, ответ последовал с другой стороны. С заднего сиденья раздался язвительный голос Петра:

– А мне казалось, вы сочувствуете абрекам…

Я пожал плечами.

– Всё зависит от того, под каким углом смотреть. Те абреки, что жили в прошлом, вроде знаменитого Зелимхана, считаются борцами за народное счастье. Типа робингуды… А абрекам из настоящего в этом самом настоящем власти обычно лепят ярлык «разбойников». Только люди зовут их иначе… – Я увидел скептическую улыбку на лице Петра и резко добавил: – Не будь у абреков гена волка, в поисках справедливости они подались бы в правозащитники или в диссиденты. Как люди в больших городах…

– Ген волка?! Они что… антропозооморфы?.. Как и мы? – испуганно пискнула Марианна.

– Ага, – подтвердил я. – Только глубоководы – гибриды, а они – оборотни…

Лица моих пассажиров разом побледнели. В зеркальце заднего вида я заметил, как Петр откинулся на спинку сиденья – из него словно выкачали воздух. Марианна – сбоку от меня – напротив, скорчилась, превратившись в большой вопросительный знак, на лбу выступила испарина… Судя по всему, перепугались искренне. Хоть и молодые, но знают, что вервольфы и глубоководы – семя разных Древних, и потому первый никогда не пощадит второго, если встретит его на пустынной дороге. Когда отцы враждуют, дети не могут стоять в стороне…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});