Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович

А совокупность таких совпадений не может быть случайной. Она означает тождество. Это знали криминалисты. А именно они-то и проводили сопоставление снимков. Именно они помогли добрым людям из Красного Креста. Именно они подарили матери счастье обнять дочь после такой разлуки…

Криминалисты применили здесь метод опознания, которым они пользуются для того, чтобы разыскать скрывающегося преступника и уверовать в то, что пойман именно тот, кого искали. Ведь преступники — люди хитрые. Особенно те, кто бросает вызов закону не в первый раз. Они не сидят сложа руки, не ждут, когда за ними придет милиция. Они порой бегут в другие края, отращивают бороду и усы, красят волосы и меняют прическу, нацепляют очки, стряпают фиктивные документы.

Как и во всем, они стараются перехитрить науку. Как и всегда, наука оказывается хитрее их.

Многочисленные наблюдения и опыт убедили криминалистов, что человеку подвластно не так уже много черт его внешнего облика. Конечно, сделать себя неузнаваемым на первый взгляд — задача не из сложных. Скажем осторожнее: не из очень сложных. Парик, очки, мазок — тут, штришок — там, и вот уже с благоговейным почтением встречает зритель ковыляющего по сцене старичка, так и не распознав в нем любимого молодого артиста с устоявшимся комедийным амплуа…

Интересный случай из своей творческой биографии рассказывает народный артист СССР Николай Черкасов. Он работал тогда над ролью профессора Полежаева в фильме «Депутат Балтики». Это была трудная задача — ведь Черкасов был к тому времени известным комедийным актером, замечательным мастером эксцентрики и гротеска. И к тому же, заметьте, — молодым человеком. Чтобы вжиться в роль, органически войти, так сказать, в грим и костюм старого профессора, Черкасов, не расставался со своим героем и в перерывах между репетициями, и съемками. Он ходил «профессором» по своему родному Ленинграду, где едва ли не каждый знал его в лицо, и перед почтенным старцем расступались прохожие, освобождали место в трамваях, пропускали без очереди к кассе.

Пусть простит меня Николай Константинович, что я поминаю его имя в разговоре о преступности. Мне очень хотелось привести яркий пример не только сценического, но и житейского бытового перевоплощения, а примера ярче, нагляднее, убедительнее я не знаю.

Не противоречу ли, однако, я сам себе? Ведь я начал с утверждения, что человек не волен изменить свою внешность, а привел пример, подтверждающий нечто прямо противоположное. Нет, здесь нет противоречия. Талант, тренировка, техника, хитрость могут изменить лишь самые броские черты внешности, могут ввести в заблуждение несведущих людей. Но не криминалистов.

Многие слышали, быть может, такое привычное и вместе с тем странное выражение: «словесный портрет». Право же, оно звучит несколько странно — ведь под портретом мы привыкли понимать или зрительное или художественное изображение человека. А здесь — ни то, ни другое. Здесь — сухое, бесстрастное, протокольное описание внешности. Нарочито сухое, нарочито бесстрастное. Именно в этом-то, как говорится, вся соль.

Когда писатель или просто собеседник в живой речи стремится рассказать, как выглядит какой-либо человек, он старается найти свои, свежие, незатасканные слова, широко прибегает к ассоциации, сравнениям, гиперболам. Чем «новее» его слова, чем неожиданнее его сравнения, тем ярче, полнее, интереснее созданный им портрет.

В «словесном портрете» — все наоборот. Там пуще всего боятся «своих» слов и «своих» сравнений: они, оказывается, порождают лишь недоразумения и ошибки. Художественная точность и криминалистическая точность подчинены разным законам.

А «словесный портрет» изобретен криминалистами и служит только их «прозаическим» целям — целям розыска и опознания личности. Едва ли не главная его особенность — единая, точная, специальная терминология, не допускающая никаких кривотолков, никаких разночтений. Описываются же в нем лишь такие устойчивые характерные признаки внешности, которые не могут изменить ни обстоятельства, ни время, ни сам человек, такие, которые в своей совокупности никогда не совпадают со всеми признаками другого человека, как не совпадают отпечатки пальцев.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рост, строение фигуры, общая форма лица в фас и в профиль, строение и размеры лба, носа, бровей, губ, рта, подбородка, цвет и разрез глаз, форма и строение деталей ушной раковины и многое другое — неизменяемо и описанное при помощи специальной терминологии дает точный «словесный портрет» человека, по которому следопыт его найдет и идентифицирует, то есть установит тождество найденного с тем, кого ищут.

Именно способ идентификации личности по «словесному портрету» был применен криминалистами при розыске Светланы Соколовой — девочки, потерявшейся во время войны. Только здесь сличали не человека с его описанием, а один фотоснимок с другим фотоснимком. Способ же идентификации по «словесному портрету» заключается еще и в том, что если на сличаемых изображениях представлено одно и то же лицо, то при совпадении двух устойчивых точек лица сами собой должны совпасть и остальные точки. Если они не совпадают, значит изображены разные люди, поскольку криминалистикой точно установлено, что изображения разных людей никогда не совпадают.

Замечательная точность «словесного портрета» позволила видному советскому криминалисту профессору С. М. Потапову довести до победы эксперимент, о котором многие знают по рассказам Ираклия Андроникова… Профессор Потапов «осмелился» сличить при помощи «словесного портрета» не фотоснимки, а живописные портреты. Это понадобилось для того, чтобы определить — Лермонтов или не Лермонтов изображен на так называемом «вульфертовском» портрете, найденном Андрониковым во время его розысков литературных реликвий.

Профессор Потапов сличил «вульфертовский» портрет с репродукцией с миниатюры, написанной в 1840 году художником Заболотским, ибо Лермонтов на портрете Заболотского и предполагаемый Лермонтов на «вульфертовском» портрете изображены в одинаковом повороте. Профессор сделал с портретов фотографии равной величины, избрав в качестве масштаба расстояние между окончанием мочки уха и уголком правого глаза на портрете Заболотского.

Когда лица на портретах стали одинакового размера, по ним изготовили два крупных диапозитива и наложили их друг на друга.

В двух случаях портреты не совпали бы. Во-первых, если на портретах были бы изображены разные люди. Во-вторых, если бы художники, которым позировал один и тот же человек, нарушили пропорции между отдельными частями лица. К счастью портреты писали хорошие художники: при наложении диапозитивов совпали и брови, и глаза, и носы, и губы, и подбородки, и уши — все без исключения устойчивые признаки лица: на «вульфертовском» портрете был изображен Лермонтов, предположение И. Андроникова подтвердилось.

Человека выдает не только внешность, но и многое иное, что присуще ему одному, что выделяет его из других — похожих и непохожих, и при этом обладает еще стабильностью — не меняется и не может быть изменено. Такова, например, осанка, то есть привычное положение туловища, головы, рук, таковы многие привычки, незаметные подчас для самого «хозяина» и практически неподвластные его желанию скрыть их, — своя, характерная манера закуривать, тушить окурок, морщить лоб, хмурить брови, прикрывать глаза, кривить рот, поджимать губы, подмаргивать, почесываться и т. д. и т. п.

К числу таких строго индивидуальных человеческих свойств относится, как недавно установили, и голос. В мире не найдется двух людей, обладающих совершенно одинаковым голосом, совершенно одинаковыми особенностями речи. Важно лишь суметь их различить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В активе криминалистов уже есть опыт поимки преступников исключительно по голосу. Об одном случае, происшедшем несколько лет назад в Западной Германии, стоит рассказать: он интересен своей новой криминалистической техникой.

Злодеяние, раскрытое с ее помощью, завезено в Европу с другого берега океана, где оно имеет даже специальное название («киднэппинг»). Преступник похитил семилетнего малыша и, позвонив его отцу, предложил «выкупить» своего сына, угрожая в случае отказа убийством ребенка. Отец не знал, что к тому времени мальчика уже не было в живых, и поэтому согласился уплатить «выкуп», хотя астрономическая сумма, названная вымогателем, была ему заведомо не по карману. Не имея возможности самостоятельно выпутаться из этой истории, отец обратился в полицию.