Страна Рождества - Джо Хилл

— Ш-ш-ш. Перестань.

— …разрушать твою жизнь и жизнь Уэйна…

— Хватит себя бичевать.

— …потому что все эти поездки через мост «Короткого пути» как-то меня запутали. Потому что он с самого начала был небезопасным строением, и с каждым разом, как я по нему проезжала, он изнашивался немного больше. Потому что он мост, но при этом он еще и внутри моей собственной головы. Не думаю, чтобы это можно было понять. Я сама с трудом это понимаю. В этом много фрейдистского.

— Фрейдистского или нет, но ты говоришь о нем так, словно он реален, — сказал Лу. Он вгляделся в ночь. Сделал медленный, глубокий, успокоительный вдох. — Так он реален?

Да, с мучительной настойчивостью подумала Вик.

— Нет, — сказала она. — Он не может быть реальным. Мне надо, чтобы он не был реален. Лу, помнишь того типа, что стрелял в члена конгресса в Аризоне? Лофнера?[112] Он считает, что правительство пытается поработить человечество, контролируя грамматику. По его словам, в этом нельзя было сомневаться. Доказательства всегда были повсюду. Когда он выглядывал в окно и видел, что кто-то гуляет с собакой, он был уверен, что это шпион, которого ЦРУ отправило за ним следить. Шизы все время творят воспоминания: встречи с известными людьми, похищения, героические победы. Такова природа заблуждения. Химические процессы в организме полностью искажают чувство реальности. Что было в ту ночь, когда я сунула все наши телефоны в духовку и спалила наш дом? Я была уверена, что мертвые дети звонят мне из Страны Рождества. Я слышала телефонные звонки, которых больше никто не слышал. Слышала голоса, которых не слышал никто другой.

— Но, Вик. Мэгги Ли была у твоего дома. Библиотекарша. Тебе это не вообразилось. Уэйн тоже ее видел.

Вик попыталась выдавить из себя улыбку.

— Хорошо. Я постараюсь объяснить, как это возможно. Это проще, чем ты думаешь. В этом нет ничего магического. Значит, у меня есть эти воспоминания о мосте «Короткого пути» и о велосипеде, с помощью которого я находила вещи. Только это не воспоминания, а заблуждения, так? А в больнице у нас были групповые занятия, когда мы сидели и говорили о своих безумных идеях. Многие пациенты больницы слышали мой рассказ о Чарли Мэнксе и мосте «Короткого пути». Думаю, Мэгги Ли является одной из них — из других психов. Ее замкнуло на моей фантазии, и та стала ее собственной.

— Что значит — ты думаешь, что она была одной из других пациенток? Была ли она на твоих групповых занятиях или нет?

— Я не помню, чтобы она бывала на этих занятиях. Помню, что познакомилась с Мэгги в библиотеке одного городка в Айове. Но заблуждение именно так и работает. Я всегда что-то «вспоминаю». — Подняв пальцы, она изобразила в воздухе кавычки, обозначая глубоко недостоверный характер таких воспоминаний. — Эти воспоминания просто являются ко мне, совершенно неожиданно, прекрасные небольшие главы из той сумасшедшей истории, которую я написала в своем воображении. Но в них, конечно, нет ничего истинного. Они от начала до конца выдуманы. Их предоставляет мое воображение, и в тот миг, когда они ко мне приходят, какая-то часть меня решает принять их как факт. Мэгги Ли сказала, что я встречалась с ней, когда была ребенком, и моя ложная память мгновенно предоставила историю, которая бы ее поддержала. Лу. Я помню даже аквариум в ее кабинете. В нем был один большой карп кои, а вместо камней на дне лежали фишки «Эрудита». Подумай, как безумно это звучит.

— Я думал, ты принимаешь лекарства. Думал, ты сейчас в порядке.

— Те таблетки, что я принимаю, вроде пресс-папье. Они только придавливают фантазии. Но те по-прежнему на месте, и при любом сильном порыве ветра, который их достигает, я чувствую, как они трепещут, пытаясь вырваться на свободу. — Она встретилась с ним взглядом и сказала: — Лу. Ты можешь мне доверять. Я буду о себе заботиться. Не только ради себя. Ради Уэйна. Я в порядке.

Она не сказала, что абилифай[113] у нее закончился неделю назад, а последние несколько таблеток ей пришлось растягивать, чтобы не слечь из-за резкого прекращения их приема. Она не хотела тревожить его больше, чем надо, к тому же первым делом на следующее утро она собиралась пополнить запас своего лекарства.

— Скажу тебе кое-что еще. Я не помню, чтобы встречалась с Мэгги Ли в больнице, но это вполне могло быть. Меня там так накачивали лекарствами, что я могла бы повстречаться там с Бараком Обамой и не помнить об этом. А Мэгги Ли, да простит ее Бог, настоящая сумасшедшая. Я поняла это с первого взгляда. От нее пахнет приютом для бездомных, а все руки у нее в шрамах — она или колется какой-то дрянью, или прижигает себя сигаретами, или и то и другое. Скорее всего, и то и другое.

Лу сидел рядом, опустив голову и хмурясь своим мыслям.

— Что, если она вернется? Уэйн сильно разволновался.

— Завтра мы вернемся в Нью-Гемпшир. Не думаю, чтобы она нашла нас там.

— Ты можешь поехать в Колорадо. Тебе не придется оставаться со мной. Нам не придется жить вместе. Я ни о чем не прошу. Но мы могли бы найти тебе дом, где бы ты работала над «ПоискоВиком». Малыш мог бы проводить дни со мной, а ночевать у тебя. Знаешь, у нас в Колорадо тоже есть деревья и вода.

Она откинулась на спинку стула. Небо было низким и дымным, облака отражали огни города, и те светились тускловато-грязным оттенком розового. В горах над Ганбаррелом, где был зачат Уэйн, небо по ночам до самых глубин наполнялось звездами, гораздо большим количеством звезд, чем когда-либо можно надеяться увидеть, находясь на уровне моря. Другие миры были в этих горах. Другие дороги.

— Думаю, мне бы хотелось этого, Лу, — сказала она. — Он вернется в Колорадо в сентябре, к школе. И я приеду с ним… если это нормально.

— Ты что, не в своем уме? Конечно, это нормально.

На протяжении мгновения, достаточно долгого, чтобы еще один цветок упал ей в волосы, никто из них не говорил. Потом, обменявшись взглядами, оба рассмеялись. Вик смеялась так сильно, так свободно, что ей трудно было набрать в легкие достаточно воздуха.

— Прости, — сказал Лу. — Вероятно, не так подобрал слова.

Уэйн, в двадцати футах от них, повернулся на каменной стене и посмотрел в их сторону. В одной руке он держал потухший бенгальский огонь. От того плыла лента черного дыма. Он помахал рукой.

— Ты вернешься в Колорадо и найдешь мне жилье, — сказала Вик Лу. Она помахала Уэйну в ответ. — А в конце августа Уэйн полетит обратно, и я буду с ним. Я бы отправилась прямо сейчас, но мы сняли коттедж на озере до конца августа, а у Уэйна еще за три недели дневного лагеря уплачено.

— И тебе надо закончить работу над мотоциклом, — сказал Лу.

— Это Уэйн тебе рассказал?

— Не то чтобы рассказал. Он прислал мне фотографии со своего телефона. Вот.

Лу перебросил ей свою куртку.

Мотоциклетная куртка была большой и тяжелой, сделанной из какой-то черной синтетики вроде нейлона и с костяными пластинами, вшитыми в нее, — тефлоновой броней. С первого раза, как охватила ее руками, а это было более десяти лет назад, она считала ее самой крутой курткой в мире. Передние клапаны были украшены выцветшими, потрепанными нашивками: ШОССЕ 66[114], СОУЛ, щит Капитана Америки. От нее пахло Лу; пахло домом. Деревьями, потом, маслом и чистыми сладкими ветрами, свистевшими на горных перевалах.

— Может, она спасет тебя от гибели, — сказал Лу. — Носи ее.

И в этот миг небо над гаванью стало пульсировать темно-красными вспышками. С хлопком, сотрясшим барабанные перепонки, взорвалась ракета. Небеса разверзлись, и хлынул дождь белых искр.

Начался шквал фейерверка.

* * *

Двадцать четыре часа спустя Вик повезла Уэйна и Хупера обратно на озеро Уиннипесоки. Всю дорогу шел дождь, сильный летний ливень, который стучал по асфальту и заставлял ее ехать со скоростью не выше пятидесяти миль в час.

Она пересекла границу и въехала в Нью-Гэмпшир, когда поняла, что забыла пополнить запас предписанного ей абилифая.

Ей приходилось полностью сосредоточиваться, чтобы видеть дорогу перед собой и оставаться на своей полосе. Но даже если бы она поглядывала в зеркало заднего вида, она не обратила бы внимания на машину, следовавшую за ней на расстоянии двухсот ярдов. Ночью один комплект фар очень похож на любой другой.

Озеро Уиннипесоки

Уэйн проснулся в постели матери, еще не будучи готовым к пробуждению. Что-то вытряхнуло его из сна, но он не знал, что именно, пока это не раздалось снова — мягкое тук-тук-тук в дверь спальни.

Глаза у него были открыты, но он не чувствовал себя проснувшимся… состояние ума, которое сохранялось на протяжении всего дня, так что все, что он тогда видел и слышал, обладало талисманным свойством виденного и слышанного во сне. Все, что происходило, казалось гиперреальным и отягощенным тайным смыслом.