Анна Лоуренс (СИ) - Рябченкова Марина

— Утром я видела миссис Стоун. У нее на руке был синяк, — сказала Кони. Ее голос дрогнул. — В тот вечер Томас Стоун скверно обошелся со своей женой. У меня в этом сомнений нет.

— Но вы этого не видели, — с прохладой в голосе уточняет Айзек Берч.

Миссис Майклсон ответила не сразу:

— Нет, не видела.

— А ваш муж видел эпизод в гостиной или синяк на руке миссис Стоун?

— Нет.

— А вы рассказывали ему об этом?

— Нет.

— А вы рассказывали об этом кому-то еще?

— Нет.

— Интересно, — многозначительно изрек Берч. — Я не знаю женщины, что сумела бы смолчать о столь пикантной районной сенсации.

— Значит, вы обделены женским вниманием, — сказала Кони, и по залу прокатился смешок. Торопливо добавила:

— Свидетелем ужасной сцены я стала случайно. Считаю, это не мое дело и я не вправе говорить об этом кому-то еще…

— Но вы говорите об этом здесь.

— Рассказать о том, что знаю, суду, не то же самое, что распускать сплетни на улице.

— Как долго вы живете в Гринпарке? — сразу спрашивает Берч.

— Два года.

— И знаете всех соседей?

— Большинство.

— Вы встречаетесь с другими домохозяйками за чашечкой чая, при игре в покер или за просмотром телепередач?

— Да, — с некоторой степенью осторожности сказала Кони.

— Во время этих встреч озвучивались слухи о возможных побоях в семье Стоун?

— Нет.

Берч резко развернулся к судьям.

— Уважаемый суд, разбираясь в деталях столь деликатного дела, следует быть осторожным! Я убежден в искажении действительности в показаниях свидетеля, потому как не верю, что в маленьком городке Гринпарк никто не видел последствий побоев миссис Стоун, в то время как они якобы были, не верю в отсутствие слухов и сплетен. Не верю! К свидетелю больше нет вопросов. Благодарю за внимание.

Не дожидаясь разрешения суда, Джеферсон поднялся с места.

— Мистер Берч говорит о стереотипах. Миссис Майклсон — женщина порядков, не свойственных большинству, поэтому ее слова следует подвергать сомнению? Создать районную сплетню на чужой трагедии не в характере этого человека. Вмешаться в чужие дела ее заставило только чувство долга в помощи правосудию, — сказал Патрик. Обращается к свидетелю. — Спасибо вам за ваше время. К вам вопросов у меня больше нет.

Прежде чем уйти, молодая женщина слабо улыбнулась, безмолвно пожелав мне удачи. Я не знаю Кони Майклсон, но, похоже, с ней была знакома Анна.

— Прошу выйти к трибуне Бенджамина Лоуренса, — громко объявил Патрик.

Боковым зрением из-под опущенных ресниц я посмотрела на отца Анны. Я подумала, что меня впервые подводит зрение и мне нужны очки. Бен выглядит не так, как в начале слушания. Прошло несколько часов, а его лицо стало бледным и нездоровым.

— Представьтесь суду, — просит председательствующий.

— Бенджамин Лоуренс.

— Кем приходится вам истица? — теперь спрашивает его Патрик.

Бен ответил не сразу и очень тихо:

— Она моя дочь.

— По закону к алтарю свою дочь ведет отец, — обыденным тоном говорит Джеферсон. — Такая честь выпала и вам 29 июля 56-ого года.

Патрик встал подле трибуны, прямо перед Бенджамином и спрашивает его:

— Мистер Лоуренс, вы находитесь в зале с начала слушания. Теперь, когда вам многое стало известно, вы отдали бы свою дочь в супруги этому человеку?

— Нет, не отдал, — осторожно произнес отец.

— А теперь, когда у вашей дочери появился шанс расстаться с этим человеком, вы поддержите ее в этом решении?

— Нет, — не раздумывая, говорит Бен.

В зале начались перешептывания.

Взгляд председательствующего стал тяжелым. Он делает запись в своих бумагах и вновь обращает взор к залу.

— Ваш зять изменяет супруге, поднимает на нее руку и оставляет в психиатрической больнице. Он пренебрегает ею! Почему вы против того, чтобы остановить это? — Джеферсон закончил фразу уже под стук судейского молотка.

— Вопрос снимается. Свидетель Лоуренс, можете не отвечать, — сказал председательствующий.

— Тогда задам вопрос иначе, — объявил Джеферсон. — 29 июля 56-ого вы отдали свою дочь в жены Томасу Стоуну, и это была ошибка, которую вы не совершили бы, будь вам известно о том, что вы знаете сейчас. Тогда скажите, мистер Лоуренс, почему вы так категоричны в решении не поддержать развод сейчас?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На отца жалко смотреть. Плохо подбирает слова, тяжело дышит.

— Я не оправдываю Томаса… Накануне я говорил с ним. Он убедил меня, что любит Анну, дорожит ею и готов сделать все, чтобы исправить…

— Любит и дорожит Анной? В день их свадьбы он убедил вас в том же, — с мрачным сарказмом изрек Патрик.

— Адвокат Джеферсон, — строго предупредил председательствующий.

— Я убежден, что у этой семьи еще не все потеряно, — повторил Бен слова Айзека Берча и особенно мрачно проговорил:

— Больше мне сказать нечего.

Я разочарованно опускаю взгляд.

Бедный Бен, у меня сердце разрывается, когда смотрю на обстоятельства его глазами. Горячо любимая дочь им самим же отдана в жены чудовищу. На это можно злиться. Но что делать, когда доподлинно известно, ведь дочь не лучше!

Его просят поддержать мой развод? Может, он так и поступил бы, но в глазах отца Анна и Том достойны друг друга. В глазах Бена поддержать мой развод означает лишить шанса хоть на иллюзию счастливого будущего. Особенно после всего этого…

— У меня к вам больше нет вопросов, — холодно изрек Джеферсон.

Адвокат Берч от допроса свидетеля отказался. Все, что ему было нужно, свидетель уже сказал.

Если Джеферсон говорил с моим отцом прежде, чем вызвать его на слушание, знал его позицию и имел представление о характере его ответов, то зачем ставить его в качестве своего свидетеля?

Следующим свидетелем Джеферсона стала Джина Лоуренс. Женщина поспешно вышла к трибуне. Вокруг глаз у нее затемнения, закрасить которые до состояния «бесследно» косметика не помогла. Она исхудала и теперь выглядит как женская копия Берча, только ниже ростом.

Джине Лоуренс Патрик задал, по сути своей, те же вопросы, что и Бенджамину. Вот только стратегия поменялась. Сперва он спросил о ее чувствах к дочери, подвел к эпизодам прошлого из далекого детства — в итоге женщина не сдержала слез. После чего Патрик спросил ее, готова ли Джина поддержать развод, чтобы я, Анна, опять стала счастливой.

Перемены в Джине Лоуренс меня поразили. Только что женщина с нежностью и теплом говорила о дочери, а теперь, когда Патрик задал конкретный вопрос, от этой женщины вдруг повеяло холодом. В отличие от отца, мать твердо и хладнокровно заявила, что на развод своей дочери не согласна. Объяснять причины она отказалась.

У Джеферсона закончились свидетели, и наступила очередь Берча.

Мужчина поднялся с места. Обратив на меня свой взгляд, вызвал к свидетельской трибуне.

— Анна Стоун, — говорю я, не дожидаясь вопроса председательствующего.

— Адвокат Берч, приступайте, — разрешил мужчина в бордовой мантии.

— В октябре 56-ого вас выписали из психиатрической больницы Данфорд. У вас есть договор аренды квартиры, у вас есть личный банковский счет с нужным остатком и вы беспрепятственно уходите из больницы, — Берч обернулся, обращаясь точно к председательствующему. — 120 000 баллионов, уважаемый суд, постоянный остаток на счету миссис Стоун! При любых расходах сумма возобновляется. Всегда.

На лице председательствующего не дрогнул ни один мускул.

Айзек Берч опять смотрит на меня, с удушающим холодком в голосе говорит:

— Кто обеспечил для вас квартиру, средства к существованию и дорогого адвоката, миссис Стоун?

— Друг, — просто и уклончиво говорю я.

— Друг, что вот так просто готов вам предложить сотни тысяч баллионов?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— В Юдеско мне предложили шестьсот тысяч, — спокойно говорю я. За трибуной чувствую себя уверенно. — Совершенно очевидно, я вселяю в людей энтузиазм решать мои финансовые проблемы.

По залу прокатился слабый смешок. Адвокат Берч юмор не оценил.