Мотылек - Поппи Адамс

Я уже очень давно не рассматривала свежепойманных мотыльков. Дети, которые сделали для меня все это, даже не догадываются, какое восхитительное развлечение они подарили мне в это особое утро. Вероятно, они считают, что раз я разводила мотыльков (в том числе и предков тех, что лежат сейчас передо мной), кормила их куколки в подвале и наблюдала за их первыми полетами на чердаке, зрелище их раздавленных и разорванных тел станет для меня ужасным потрясением. Но они ошибаются: несмотря на то что натуралисты всемерно стараются защитить все виды от вымирания, до выживания отдельных экземпляров им нет дела. Дети удивились бы, узнав, сколько мотыльков я усыпила ядом и проткнула булавкой за свою жизнь, из скольких гусениц я выдавила все внутренности и насадила на зубочистки, чтобы придать форму их шкуре, а также сколько мирно спящих коконов я выкопала из-под корней тополей, яблонь и ив для того, чтобы разрезать. Но все это делалось с научными целями, чтобы лучше понять строение и поведение каждого насекомого.

15:05 (по электронным наручным часам).

Я медленно иду по коридору, ведущему к комнате Вивьен, – той, что за двойными дверями. На мне по-прежнему ночная рубашка и шерстяные носки, и я чувствую, как давит на меня незнакомое место. Почти весь день я собиралась с духом, чтобы прийти сюда и собственными глазами посмотреть на Вивьен.

Дверь ее комнаты открыта настежь, и не дойдя до нее, я останавливаюсь. С этой точки я не вижу саму Вивьен, но только часть ее комнаты: изножье ее кровати в дальнем углу. Еще в этом углу стопкой стоят туфли и тапочки, рядом – корзиночка и коврик, видимо, предназначенные для Саймона, а также статуэтка мадонны с младенцем, соединенная проводом с розеткой. Интересно, если их включить, они начинают светиться или молиться? Подняв глаза, я вижу книжную полку, на которой сидит отвратительная зеленая мраморная жаба. Рядом с ней, к моей радости, стоят небольшие нарядные часы. Мысль о том, что можно будет забрать эти часы себе, приводит меня в восторг – часов не бывает слишком много. Но потом я вспоминаю, как неприлично думать об этом возле дверей комнаты, в которой лежит покойная. Часы расположены так, что мне приходится подойти поближе и всмотреться, чтобы узнать, который час. Без десяти четыре. Я проверяю время по своим наручным часам – разница слишком большая. Я недовольно цокаю языком.

– Джинни, зайди.

По моему телу пробегает волна ужаса. Сердце отчаянно стучит в грудной клетке, я замираю на месте прямо на пороге. Мраморная жаба издевательски смотрит на меня. О боже, она же не умерла! Она просто не выпила молоко. Каждую клеточку моего тела пронизывает неведомый мне ранее страх. Я была абсолютно уверена, что она умерла. Может, это говорит ее дух? Я в замешательстве, мысли мои путаются. Что я сейчас чувствую – облегчение или разочарование? Я думала, что не перенесу вида ее мертвого тела, но застать ее живой после того, как я решила, что она умерла, – это намного хуже.

– Джинни, – вновь доносится из комнаты слабый голос, – ты здесь?

Так значит, она не видит меня? Я тихо отступаю к двойной двери, туда, где жаба меня не заметит. Надо уйти, я не хочу говорить с ней. Если я тихонько исчезну, она не сможет сказать наверняка, была ли я тут.

– Джинни, я знаю, что ты здесь, – шепчет она.

Она блефует, само собой.

– Джинни, я знаю, что ты в коридоре у двери. Джинни?

Я попалась. Я не могу выйти к ней, ведь тогда бы я призналась, что последние несколько минут я пряталась от нее. Но точно так же я не могу уйти – ведь мне уже ясно, что она меня обнаружила. От отчаяния я прислоняюсь головой к стене коридора по другую сторону от ее комнаты. Я в ловушке. Что делать?

– Послушай, тебе необязательно входить. Просто постой здесь и выслушай то, что я тебе скажу, – продолжает она, словно читая все мои мысли и страхи. – Но пожалуйста, выслушай меня. Это очень важно.

Застыв на месте, я слушаю ее.

– Джинни, мне плохо. Мне кажется, что я умираю. Мне нужно, чтобы ты вызвала врача…

О боже, она все же выпила то молоко – или все-таки нет? Ведь она могла и просто сильно заболеть – ужасное совпадение, о котором лучше никому не знать.

Нет, не вызову я ей доктора. Я могу сделать так, чтобы кто-то обнаружил ее мертвой, но никак не больной. Мертвым старушкам воздают последние почести за все то, что они сделали в жизни, кладут в гроб и вместе со всеми их тайнами опускают навсегда в землю. Но если старушка просто больна, врачи не успокоятся до тех пор, пока не обнаружат яд в ее организме. А это, как вы понимаете, ввергнет меня в большие неприятности. Моя голова идет кругом, мне хочется сесть и проанализировать варианты. Я не могу управлять беспорядочным кружением мыслей в моей голове, необходимо зафиксировать их на бумаге и методично рассмотреть одну за другой, но этой возможности у меня нет. Моя голова по-прежнему прислонена к стене, теперь же я кладу на стену правую ладонь – ни капельки не скрюченную – и внимательно смотрю на нее. Я знаю, что обычно это помогает мне сосредоточиться, вернуться в реальность, а не улетать туда, где мне все неподвластно.

– Джинни, я знаю, что тебе это непросто. Я хорошо это понимаю.

Еще несколько дней назад меня бы обрадовало то, что она видит меня насквозь, но теперь это только раздражает меня.

– Но если ты сходишь к Эйлин, она…

Я чувствую отзвук борьбы в ее голосе, как будто она собирается с силами.

– Джинни, ради меня! Ну пожалуйста! – молит она.

Я рассматриваю многочисленные пересекающиеся линии складок на своей правой ладони и сухие мозоли на бугорках у основания пальцев. Когда я начинаю закрывать ладонь, сгибая ее посередине и подворачивая пальцы, то вижу, что эти линии тоже сжимаются, превращаясь в глубокие ущелья. Я замечаю складки, не связанные с движениями кулака, а порожденные постепенным усыханием кожи в старости, – например, те, что проходят по всей длине пальцев.

Пока длится эта ужасная тупиковая ситуация у дверей комнаты Вивьен, я скажу вам кое-что важное: всю жизнь я жертвовала своими желаниями ради окружающих. Нет, меня никто не заставлял, и делала я это по своей воле. Думаю, вы согласитесь, что я отношусь к категории людей, которые предпочитают отдавать, а не брать, которые лучше себя чувствуют, помогая другим, и черпают удовлетворение в том, что их страдания помогают кому-то стать счастливым. Но по-моему, даже такие люди, как я, должны верить, что хотя бы пару раз в жизни их любовь оценят, а то и вознаградят.

– Джинни, ты вызовешь врача?

Я резко, решительно раскрываю ладонь – во мне говорит новый человек, родившийся на свет этой ночью. Диапазон движений моих пальцев просто удивителен. Пораженные артритом суставы обязательно надо упражнять, не давая болезни прогрессировать.

Посмотрев на дверь комнаты Вивьен через просвет между пальцами, я тихо говорю:

– Хорошо.

После этого я прохожу по коридору, спускаюсь по лестнице и открываю входную дверь. Кажется, меня впервые в жизни вынудили принять активное решение, сделать выбор. Выбор, который окажет необратимое воздействие на будущее в целом.

Подождав несколько секунд и один раз глубоко вдохнув запах жимолости, я со стуком закрываю дверь – так, чтобы Вивьен услышала это. После этого я иду в кабинет, открываю бар и нахожу черную коробочку с цианистым калием – KCN. Она стоит за липкой бутылкой с вермутом – там, где я оставила ее ночью. Мне немного странно, что она действительно здесь, – а значит, все происходившее в свете луны мне не померещилось. Протянув руку к верхней полке, я достаю оттуда стакан и насыпаю в него полчайной ложки порошка, после чего закрываю крышку и ставлю коробку обратно. Думаю, именно это называют «умыслом» – тщательное обдумывание каждого шага, подбор всех нужных компонентов, холодные размышления о том, как вызвать смерть. Но при этом я чувствую себя свободной, сбросившей оковы. Впервые за все время я управляю не только своей жизнью, но и будущим. Я впервые делаю так, чтобы нужное мне событие произошло. И одновременно та же сила толкает меня вперед – всепобеждающая сила, которая, к моему удивлению, заставляет каждое новое действие стать продолжением предыдущего. Я словно бы окаменела и с ужасом наблюдаю за собой со стороны.

Я методично и бесстрастно продолжаю свое дело. Разумеется, это во мне говорит ученый. Настоящий ученый быстро понимает, что нельзя доверять своим чувствам и следует подниматься над всеми посторонними инстинктами и эмоциями. Все расчеты необходимо подкреплять неопровержимыми доказательствами и абсолютно логичными выводами.

По существу, этот процесс ничуть не отличается от такой рутинной работы, как приготовление чая. Убийство. Я не испытываю никакого удовольствия, но и угрызений совести и беспокойства тоже нет. Однако на этот раз я не делаю вид, что оставляю все на волю случая. Я полностью принимаю свои поступки и их последствия. На этот раз то, что я делаю, вполне можно сравнить с заряжанием пистолета и выстрелом в переносицу или ударом чем-то тяжелым по голове, но вместо того чтобы ужаснуться своим действиям, я чувствую себя независимой и свободной от тех сил, которые всегда управляли мной. На этот раз всем управляю я, моя собственная воля.