Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Игорь Шелест

Перед тем как закрыть совещание, Стужев объявил, что завтра прилетает Борис Иванович Крымов. Он уже осведомлён об успешно выполненной подцепке и хочет просмотреть на киноэкране, как всё это было в полёте.

— Так что, Сергей Афанасьевич и Юрий Антонович, позаботьтесь, чтобы плёнка была проявлена без задержки и смонтирована. Борис Иванович обещал быть в два часа дня.

— До этого, Валентин Сергеевич, мы ещё раз успеем слетать!

Стоя за столом, Стужев вглядывался в Сергея.

— А кто на чём пойдёт, договорились?..

— Я — на малом самолёте — буду выполнять подцепку. Хасан и Отаров пойдут на носителе, а Тамарин на киносъёмщике… В последующих полётах на подцепку пойдут Серафим и Жос.

Стужев неторопливо посмотрел на каждого из лётчиков, но спросил Майкова:

— У вас, Юрий Антонович, на этот счёт нет никаких добавлений!

Майков встал:

— Нет. К выполнению подцепки все названные товарищи готовы, задание досконально проработано, а действовать будем в названном порядке.

— Тогда в час добрый!.. Ни пуха, как говорится, ни пера! — Стужев рассмеялся.

— К чёрту, к чёрту! — забубнили все со смехом и стали расходиться.

* * *

В коридоре Стремнина задержал член парткома Правдин. Родион Савельич отвёл Сергея к окну и сказал тихонько:

— Сергей Афанасьевич, поздравляю вас с первым успехом!.. Как ваш болельщик — помните разговор в лесу? — хочу высказать своё восхищение вашей организацией труда!..

— Спасибо на добром слове, Родион Савельич! — потупился Сергей.

— Вы знаете, — продолжал Правдин, — нормировщики подсчитали, что на монтажные работы по вашей теме нужно не менее полугода, а вы оборудовали самолёты за полтора месяца… Нормировщиков это совершенно сбило с толку, и есть мнение поговорить на парткоме о секретах работы людей вашей бригады…

Сергеи улыбнулся:

— Поговорить, конечно, можно… Но у нас нет никаких секретов. Впрочем, я ведь тогда делился с вами своими мыслями… А теперь прямо скажу: просто удалось увлечь товарищей этой идеей настолько, что они восприняли её своим кровным делом. Вот, собственно, и все!

Правдин некоторое время смотрел на Стремнина с изумлением, потом сказал:

— А все же, Сергей Афанасьевич, надо поговорить обо всём этом основательно на парткоме!.. Ваш опыт работы с людьми заслуживает самого пристального внимания.

— Я готов рассказать все, как понимаю. Но, мне кажется, ещё интересней будет послушать, что скажут сами рабочие — Арапченков, Сидоркин и Уключин… Ведь идеи, в конечном счёте, воплощают в жизнь их умелые руки!

— Да, да, конечно! — закивал Правдин. — И в одном случае они могут воплотить в металл идею за полтора месяца, а в другом — будут канителиться с нею полгода!.. Этого-то и не могут понять нормировщики… И не только они, об этом мы и поговорим на парткоме.

Глава четвёртая

В первое утро своего пребывания в командировке на южной точке ответственный работник министерства Александр Владимирович Рюриков проснулся в превосходном настроении. И когда позвонил Сергей Стремнин, он сразу же решил принять его у себя в гостиничном коттедже. Через двадцать минут Сергей уже стучал в дверь.

— Входи, входи, Сергей Афанасьевич, не стесняйся!

— Доброе утро, Александр Владимирович.

— Доброе, доброе… Это тебе не Москва, понимаешь, — шум, гам, бесконечные авралы, ночные вызозы; словом, калейдоскоп совещаний, поиск ответственных решений. Не очень-то и выспишься!.. А здесь у вас чудо! Воздух, тишина! Ты что же стоишь, Сергей Афанасьевич? Садись, садись… Я сейчас кофе сварганю, в один момент. Только вот, позволь, приведу себя в порядок. А ты располагайся.

Зажужжала электробритва, Рюриков запел: «И подушка её горяча, и горяч утомительный сон, и, чернеясь, бегут на плеча косы лентой с обеих сторон…» Водя электробритву круговыми движениями, он явно любовался собой, то и дело поглаживая холёные щеки. Стремнин не решался заговорить, чувствуя, что Рюриков в несколько отвлечённом состоянии, но тот вдруг спросил:

— Так что у тебя, говоришь?

— Видите ли, Александр Владимирович, я пришёл замолвить словечко за своего коллегу — изобретателя, способного, одержимого человека… Хочу просить для него вашей помощи.

Рюриков заметно помрачнел. Даже электробритва замедлила благодатный массаж.

— Опять изобретатель!.. Хоть здесь, думал, от них отдохну. Все ходят, все просят… И кто заставляет их изобретать?! Ну кто, скажи на милость, Сергей Афанасьевич?.. Если б ты знал, какая от них морока… Не понимают, отшельники, что век изобретательства прошёл. Теперь все создают коллективы.

— Так-то оно так, — мягко вклинился Стремнин, — но, согласитесь, Александр Владимирович, — первоначальная идея возникает сперва в голове какого-то изобретательного человека. Коллектив приходит на помощь уже потом. И, увы, далеко не всегда быстро и с охотой… А ведь, если вдуматься, все, что создали люди, в том числе и то, что даёт нам комфорт, все это сперва возникло в головах изобретательных людей. Вот хотя бы бритва, которой вы бреетесь… или вот мыло… Как удобно подвешено на магните у самого крана. А ведь осенила же кого-то эта мысль?..

— Вот-вот, — сухо подхватил Рюриков, — кого-то осенила. Только он не стал ходить по учреждениям, не стал надоедать ответственным работникам… Взял да и соорудил этот свой магнит для мыла, а мы теперь согласны: это удобно. Так пусть и твой изобретатель, о ком ты хлопочешь, сделает то, что изобрёл, а мы посмотрим, так ли это хорошо, как он говорит об этом.

Рюриков склонился над умывальником, возникла пауза.

Прилепив мыло и, очевидно, впервые взглянув на на него внимательно, сорвал с крючка полотенце:

— Так что, ты говоришь, изобрёл этот фанат?

— Махолёт.

— Махолёт?! Час от часу не легче!.. Представляю милую ситуацию: сейчас я сплю спокойно в своей квартире на восьмом этаже… У меня жена, дочь… А тут, глядишь, припорхнет такой гусь в лунную ночь на балкон и бог знает что натворит! — Ожесточаясь в мыслях, Рюриков яростно трёт полотенцем уши, щеки и отбрасывает его в сторону как нечто неприятное.

Сергей Афанасьевич, учти, — резко поворачивается к Стремнину Рюриков, — немало изобретений (мы это знаем из истории) попало сперва в руки взломщиков и бандитов… Ну, хотя бы газовая горелка… Ею прежде всего воспользовались «медвежатники» для вскрытия сейфов… И вообще, дела!.. Начнут летать тут всякие… И кому куда вздумается!.. Никакая милиция не остановит!

— Я и предлагаю, Александр Владимирович: давайте мы, добрые люди, поможем этому изобретению, чтоб служило оно добру, а не злу.

— Это демагогия, голубчик… Нет, нет, ты погоди. Даже за границей над этой чертовщиной не работают. Что же нам-то нужно?

— Работают за границей, Александр Владимирович.

— Как?.. Работают?.. Где?.. Откуда ты взял?

— Да вот, к примеру, несколько сообщений… — Сергей извлёк из папки статьи. — Здесь, разумеется, далеко не последние сведения.

Рюриков бегло просматривает подборку.

— Не густо… Пока, похоже, это баловство. Ничего конкретного. На мой взгляд, начинать это все преждевременно. Надо бы повременить.

— Повременить?..

— Ну да.

— Пока появится там?

— Да нет. Ты меня не так понял. Пойми же ты наконец… рассуждаешь как индивидуум. А нам, руководителям, ой как непросто! Дел — тысячи, и каждое считается самым важным. И тут уж смотришь так, скажу тебе откровенно: туда устремляешь все внимание, за что сегодня будут бить!

— И бьют?

— А ты как думал?!

Стремнин с трудом удержался, чтоб не рассмеяться, вспомнив недавний разговор с ведущим инженером из главка. Тот тоже говорил: «Приходишь утром, садишься в кресло и смотришь в потолок. Думаешь, с какого угла сегодня нужно ждать палки?.. С какой стороны она нагрянет раньше? То и делаешь. А остальное уж потом. Да-с!»

Пряча улыбку, Сергей поглядывает на Рюрикова.

Между тем Александр Владимирович продолжает:

— А ты говоришь — махолёт!.. Черт с ним, с твоим махолётом, если меня за «Икс» потянут завтра. Вот ты говорил об этом махолёте с главным?

— Говорил.

— Ну и как он?

— Интересовался подробно, придавая должное значение.

— Но брать на себя не хочет?.. Не так ли? Ха!

— Не совсем так. Он и без того помогает многим молодым в их творческой инициативе. Но здесь, поскольку вы его без конца терзаете за «Икс», хотел бы получить прежде поддержку от вас.

— Этак все мы смелы за чужой-то спиной! — Сардонически улыбаясь, Рюриков подходит к зеркалу, завязывает галстук. Обдумывая что-то, не торопится продолжать разговор. Наконец резко поворачивается к Сергею: — Ты-то видел сам, Сергей Афанасьевич? Может, это бред?

— Видел. Дело реальное. Представьте себе, Александр Владимирович, ранцевый аппарат со складными крыльями размахом в пять метров. В действие приводится газовым двигателем. Все миниатюрно и должно по замыслу работать достаточно бесшумно… А что за остроумная кинематика дифференциала взмахов для управления!.. Похоже, что это обеспечит в полёте манёвренность. Конечно, полетит не сразу: потребуются доводки. Но убеждён: это изобретение века! Значение его поистине сказочное.