Включить. Выключить - Колин Маккалоу

Кармайн переживал гибель новорожденной гипотезы. Рассказ Элизы Смит разрушил ее до основания. История Понсонби выглядела правдоподобно и подтверждала давно известный факт: в некоторые семьи по неизвестным причинам беды приходят одна за другой. Предрасположенность к трагедиям.

— Похоже, в семье были наследственные болезни, — заметил он.

— О да. Боб понял это, когда еще учился в медицинской школе и изучал генетику. Слабоумие и слепота передавались по наследству в семье Айды, а не Понсонби. К концу жизни Айда тоже сошла с ума. Кажется, в последний раз я видела ее на похоронах Мортона. После того как Клэр уехала в Кливленд, я не навещала Понсонби.

— Когда Клэр вернулась домой?

— Когда Айда окончательно обезумела. Чака и Боба в армию так и не призвали, военные годы они провели в медицинском колледже, а потом в школе при университете. Клэр прожила в Огайо два года — достаточно, чтобы освоить систему Брайля и управляться с белой тростью, с какими ходят слепые. Одной из первых в городе она завела собаку-поводыря. Бидди — ее четвертый пес.

Кармайн поднялся, опустошенный разочарованием. Только что он был уверен, что дело раскрыто, что он совершил невозможное и нашел Призраков. И тут выяснилось, что к разгадке он так и не приблизился.

— Спасибо, миссис Смит, что вы просветили меня. Может быть, расскажете еще о ком-нибудь из «хагистов»? О Тамаре? — Он затаил дыхание. — О Дездемоне?

— Убийцы из них такие же, как из Чака и Уолта, лейтенант. Тамара из тех несчастных женщин, которым не попадаются приличные мужчины, а Дездемона… — она засмеялась, — англичанка.

— То есть этим все сказано?

— Для меня — да. Ее накрахмалили еще в детстве.

Расставшись с Элизой, он побрел к «форду».

Однако кое-что он мог и должен был предпринять — повидаться, например, с Клэр Понсонби и выяснить, почему она солгала. А заодно присмотреться к ней — увидеть лицо живой, дышащей трагедии. Семья лишилась отца и состояния, когда Клэр было пять лет, в четырнадцать она потеряла зрение, а вместе с ним — свободу, в шестнадцать вернулась домой ухаживать за свихнувшейся матерью. Обслуживать помешанную старуху ей пришлось двадцать один год. Тем не менее Кармайн не уловил в поведении Клэр ни малейшей жалости к себе. Клэр Понсонби — это личность. Но почему она солгала?

Бидди залаяла в тот момент, когда «форд» свернул на подъездную дорожку. Значит, Клэр дома.

— Лейтенант Дельмонико, — поприветствовала она гостя, открыв дверь и придерживая за ошейник Бидди.

— Откуда вы узнали, что это я? — спросил Кармайн.

— По шуму машины. Мотор, должно быть, очень мощный, потому что ревет на холостом ходу. Проходите в кухню.

Не задев ни единого предмета обстановки, она провела гостя в жарко натопленную кухню с плитой «Ага».

Бидди улеглась в углу, не спуская глаз с Кармайна.

— Я ей не нравлюсь, — заметил он.

— Ей вообще мало кто нравится. Чем могу помочь?

— Рассказать правду. Я только что от миссис Элизы Смит, которая сообщила мне, что вы слепы не от рождения. Зачем понадобилась ложь?

Клэр вздохнула и хлопнула себя по бедрам.

— Верно говорят: все тайное станет явным. Я солгала потому, что терпеть не могу расспросы, которые неизбежны, когда я говорю правду. Сразу начинается: что было с вами, когда вы вдруг лишились зрения? Тяжело перенесли удар? Наверное, это самое страшное событие в вашей жизни? Трудно привыкать к слепоте, если раньше был зрячим? И так далее, и тому подобное. Так вот, отвечаю сразу: слепота для меня была смертным приговором, я думала, что умру, это действительно самое страшное, что было в моей жизни. Вы только что разбередили давние раны, лейтенант, и я истекаю кровью. Надеюсь, теперь вы довольны. — И она отвернулась.

— Прошу прощения, но я должен был задать этот вопрос.

— Да, это я прекрасно понимаю! — Обернувшись, она вдруг расцвела улыбкой. — Теперь мой черед извиняться. Давайте все забудем.

— От миссис Смит я также узнал, что у вас с Чарлзом был брат Мортон, который скоропостижно скончался примерно в то же время, когда вы ослепли.

— Ох и разболталась сегодня Элиза! А вы, должно быть, недурны собой — она падка на симпатичных мужчин. Простите меня, язву, но Элиза получила все, о чем мечтала. В отличие от меня.

— Прощаю, мисс Понсонби.

— Вы же звали меня по имени.

— Я обидел вас и лишился этого права.

— Вы спрашивали о Мортоне. Он умер вскоре после того, как меня отослали в Кливленд. Меня не удосужились привезти домой на похороны, а я хотела бы попрощаться с ним. Смерть была настолько внезапной, что в полиции завели дело и провели вскрытие, поэтому меня вполне могли бы привезти домой — похороны пришлось отложить. Несмотря на слабоумие, Мортон был славным. Как это все печально, печально…

«Сваливай отсюда, Кармайн! Ты злоупотребляешь гостеприимством».

— Спасибо, мисс Понсонби. Большое спасибо, и еще раз простите за все.

Значит, вскрытие было… Стало быть, дело о смерти Мортона Понсонби по-прежнему хранится в архиве на Кейтерби-стрит; надо будет послать за ним кого-нибудь.

По пути в Холломен он заехал на старинное кладбище в Яме, все участки которого были заняты еще девяносто лет назад. На кладбище обнаружились десятки могил Понсонби; возраст некоторых был более почтенным, чем у самых древних картин на кухне Понсонби. Под самыми новыми на вид надгробиями покоились Айда Понсонби, скончавшаяся в ноябре 1963 года, Мортон Понсонби, умерший в октябре 1939 года, а также Леонард Понсонби, жизнь которого оборвалась в январе 1930 года. Три трагедии, о которых не узнает ни один историк из будущего, прочитав скупые и малосодержательные эпитафии. Понсонби не выставляли напоказ свои горести. Как и Смиты. Кармайн убедился в этом, разыскав могилу Нэнси. Краткая бесстрастная надпись о причинах смерти умалчивала.

«Что же будет делать Чак Понсонби без Хага и без советов профессора? — гадал Кармайн, вернувшись в машину. — Займется общей практикой? Нет, Чарлз Понсонби для этого не создан. Слишком уж он высокомерен, слишком строг, слишком кичится своей принадлежностью к элите. Возможно даже, что Чаку не видать другой работы по специальности, а если так, ему нет никакого резона разрушать Хаг».

В кабинет Патрика он вошел с хриплым стоном и сразу повалился в кресло, стоящее в углу.

— Ну что там? — спросил Патрик.

— Лучше не спрашивай. Знаешь, что бы мне сейчас не повредило, Патси?

— Без понятия. Что?

— Славная перестрелка на стоянке у Чабба, предпочтительно с автоматами. Или эффектный арест банды, захватившей Первый национальный банк Холломена. Что-нибудь новое и освежающее.

— Слышу голос копа-бездельника, отсидевшего себе зад.

— И ты прав! Это же не расследование, а говорильня — бесконечная, утомительная, никчемная. И никаких тебе перестрелок и ограблений.

— Я так полагаю, набросок, который Джилл Мензис сделала по словесному описанию покупательницы из «Динь-Динь», ничего не дал?

— Абсолютно. — Кармайн вдруг встрепенулся. — Патси, ты топчешь эту грешную землю на десять лет дольше, чем я. Скажи, ты не помнишь убийство у вокзала в 1930 году? Шайка бродяг забила до смерти трех человек или что-то в этом роде. Я почему спрашиваю: один из погибших был отцом Чарлза и Клэр Понсонби. Мало того, потом оказалось, что при крахе фондового рынка он потерял все фамильное состояние.

Патрик задумался, затем покачал головой:

— Нет, не припоминаю: мама бдительно следила, чтобы я не услышал ничего неподходящего для детских ушей. Но дело об убийстве наверняка погребено где-нибудь в архивах. Ты же знаешь Сильвестри: он скомканной салфетки не выкинет, — и его предшественники были такими же.

— Я собирался отправить кого-нибудь на Кейтерби-стрит за другим делом, но так как мне все равно нечем заняться, съезжу посмотрю сам. Трагедии Понсонби заинтриговали меня. А вдруг и они жертвы Призраков?

До нового похищения оставалось чуть больше недели. Февраль — короткий месяц, и, возможно, Призраки перенесут очередное преступление на начало марта. Охваченный нарастающим страхом, Кармайн отправился в архив. В 1950 году, после перестройки больницы Холломена, один из подвальных этажей целиком был отдан под больничные архивы, поэтому все они хранились в одном месте. Джон Сильвестри, ставший комиссаром полиции в 1960 году, яростно отстаивал право полиции хранить любой клочок бумаги, в том числе относящийся к тем временам, когда весь полицейский штат Холломена составлял единственный констебль, а кража лошади каралась смертью через повешение. Когда обанкротилась местная компания, производящая цемент, у Сильвестри нашлись и деньги, и власть, чтобы выкупить ее собственность — три акра земли на Кейтерби-стрит, которые находились в промышленном районе, грязном и криминальном, и потому не считались лакомым кусочком. Эти три акра со всеми строениями выставили на торги с начальной ценой двенадцать тысяч долларов, и полицейское управление Холломена благополучно выкупило их.