Свинг - Инна Александрова

Логика же телемагнатов понятна: хотят зарабатывать, важно продвинуть товар на рынок. И если сцены жестокости привлекают людей (об этом говорят рейтинги), им плевать на всякую нравственность. Телевизионщики сами должны ввести цензуру — внутреннюю. Иначе, как и все, будут страдать — и уже страдают — от насилия и убийств. И тогда не надо устраивать плача по убитому журналисту: он посеял зубы дракона. Образ всегда конструирует реальность.

III

— Уже почти никто не помнит, — говорит Катя, — как Кенигсберг стал Калининградом. Знают, что прежде был немецким городом, и все. А ведь здесь много того, что следует понимать, чтобы верно интерпретировать то, что происходит сегодня. На лекциях обязательно рассказываю ребятам, о страшной войне, не россиянами затеянной.

Германия была поражена нацизмом, а нацизм — концентрированное, химически чистое зло. Нацизм — попытка с помощью циничной психологии реализовать преступные идеи. Нацизм — ампутация у себя совести вполне разумными и образованными господами. Это — торжество аморального прагматизма. Кровь неизбежно начинает литься, когда кому-то в голову приходит нехитрая мысль: в сжатые сроки обеспечить своему народу счастье. А для этого просто надо убрать тех, кто мешает. Германия такой эксперимент провела в тридцать третьем — сорок пятом годах, когда возглавлял ее Гитлер, пришедший к власти абсолютно демократическим путем. Со своей командой он сумел завоевать симпатии населения и приступить к осуществлению своих идей. Говорят — массовое безумие. Неправда. Массовое безумие не могло столь долго длиться. Много читала по этой теме, пришла к выводу: логика во всем была, хотя абсолютно циничная. Во-первых, Гитлер и его команда начали успешно решать социальные проблемы: народный автомобиль «Фольксваген», автобаны, первые комбинаты бытового обслуживания, кварталы новостроек, решение жилищного вопроса, заграничные круизы для рабочих на «Вильгельме Густлове», даже кампания по борьбе с пьянством. Все началось при нацистах. А ликвидация безработицы, а рост зарплат? Разве люди этого не видели? Видели, радовались и шли за нацистами.

— Но откуда Гитлер брал деньги? — спрашиваю я.

— А богачи, вроде Тиссена и Круппа? Уламывали всех вместе и поодиночке. Германская промышленная элита с самого начала знала и про концлагеря, про предстоящую войну. Ну, а вторыми «помощниками» стали евреи. Антисемитизм был раскручен до такой степени, что богатые евреи удирали в Америку, оставляя состояния немцам. Кто победнее — того заключали в концлагеря. Их даже небольшие сбережения шли в общую германскую казну. В тридцать восьмом, во время погромной «Хрустальной ночи», многие немцы говорили: «Богатых евреев оберут вожди, нам — что останется». И шли громить магазинчики соседей, с которыми прожили бок о бок десятки лет. Одним из главных постулатов нацизма было уничтожение «злокозненного всемирного еврейства». И уничтожали.

— Кать, нынче в июне в Берлине суд рассматривал вопрос о праве бывших советских военнопленных на компенсацию. До сих пор эти люди не считаются жертвами нацизма. Какая-то немецкая фрау Эльга, у которой отец был начальником концлагеря, полагает военнопленных жертвами нацизма и посылает им деньги, а наше родное правительство, Дума и прочая власть не издали ни одного закона, по которому бы эти несчастные могли хоть что-то получить.

— Да, это так, но продолжу: в августе сорок пятого в пригороде Берлина, в Потсдаме, прошла конференция, на которой решались вопросы политического, экономического и территориального устройства Европы. На конференции было решено отторгнуть от Германии провинцию Восточная Пруссия и поделить ее между Советским Союзом и Польшей. Польше отдали две трети, треть — Кенигсберг и Земландский полуостров — отошли России.

Кенигсберг был одним из красивейших городов, но в августе сорок пятого представлял собой дымящиеся руины. Первый — главный — удар нанесли не мы — англичане, их стратегическая авиация. В конце августа сорок четвертого англичане в ответ на бомбежки Лондона, Ковентри и других английских городов провели акцию «Возмездие», когда на Кенигсберг было обрушено свыше полутора тысяч фугасных и зажигательных бомб.

Рассказываю ребятам, что город достался россиянам скорее как географическое понятие — настолько был разрушен. Но уже в мае сорок пятого первый военный комендант Кенигсберга Смирнов подписал временную инструкцию «по организации временного гражданского управления в городе Кенигсберге». В ней указывалось, как отныне должно жить мирное немецкое население, а главное — как скорее организовать работу местной промышленности, как снова начать лов рыбы в заливе, как засеять огороды, как организовать торговлю, медицину, открыть школы.

Еще год прожил город под названием «Кенигсберг», а в июле сорок шестого правительство приняло постановление об образовании Калининградской области. Почему город назвали Калининградом? Да потому, что в июне сорок шестого умер Михаил Иванович Калинин — по сути бессменный руководитель верховного органа Советской власти. И, хотя Тверь в то время тоже называлась Калининым, имя «всесоюзного старосты» решили увековечить еще раз: Кенигсберг стал Калининградом.

— Кать, а как с немцами власти поступили?

— С немцами было так. Хотя гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох и считал, что русские не пройдут, и «мы не капитулируем», русские прошли, а немцы капитулировали. Еще в октябре сорок четвертого трезвомыслящие немцы начали принудительно эвакуировать гражданское население в центральные и западные районы Германии. В этот период из города и области выехало шестьсот тысяч человек. Позже другие немцы в панике бросились к морю, пытаясь спастись морским путем, но немногим удалось: немецкий лайнер «Вильгельм Густлов» с несколькими тысячами военнослужащих и эвакуированных на борту был потоплен. Потоплен нами.

В это лихолетье много немцев погибло от голода, холода, болезней. Голод начался еще до прихода наших. Наши, когда пришли, подкармливали, особенно детей, но что мог дать российский солдат, сам не всегда сытый?

Немцы знали, что им предстоит депортация, ведь Потсдамская конференция приняла постановление об их упорядоченном перемещении. Будучи законопослушными, они не допускали никаких эксцессов, но для конкретных людей это была трагедия, и Советская власть, понимая это, как могла, старалась обойтись с людьми по-человечески. В ноябре сорок восьмого в Москву из Калининграда пошло донесение: в Германию отправлено сорок восемь эшелонов, в которых находилось сто две тысячи немцев-переселенцев.

— Кать, но ведь это ужас: взять и выгнать со своей земли огромные массы людей. Где же права человека?

— О каких, Лина, правах человека тогда могла идти речь? Произошло страшное, многомиллионное побоище, где человеческая жизнь не стоила ничего.

— Но почему, почему люди так зло, так беспамятно уничтожают друг друга?

— Не знаю, Линочка, не знаю. Часто из-за территории, пространства, природных богатств, а еще, наверно, из-за того, что зло сидит в самой человеческой природе и не дает людям находить компромиссы. Причем, проходят столетия за столетиями, а войны продолжаются.

— Кать, а твой дядя Миша когда в область приехал?

— Он пришел с войсками. И был оставлен служить в Кенигсберге. Рассказывал много интересного, а я всякий раз «развешивала уши».

Мрачен был лежащий в развалинах Кенигсберг. Казалось, никаких человеческих сил не хватит, чтобы растащить, расчистить руины, засыпать воронки, ликвидировать завалы. Но людей не столько страшило это, сколько непереносим был подступающий голод. А продовольствия, еды не хватало. Да и откуда она могла взяться после стольких лет войны. Немцы — старики, женщины, дети — выползали изо всех щелей. Они были измождены, они хотели есть.

Военный журналист и начинающий тогда поэт Юрий Гордиенко писал:

Город мертвых вокзалов и пирсов,Город, меченый гневом святым.Красной лавой на край черепицаОползает по кровлям крутым.Все, что можно, пожары слизали,Лег на стены их угольный след.Если окна назвать глазами —Этот город от страха ослеп.

Город и область действительно казались обезлюдевшими, хотя до сорок восьмого оставшиеся немцы еще были на месте. Но в сорок восьмом всех депортировали, а Совмин СССР принял постановление о первоочередных мерах по заселению районов и самого города пришлым российским населением. В постановлении досконально расписывалось, сколько и откуда на добровольных началах следует переселять российских граждан, какие им положены льготы.

Конечно, ехать соглашались только те, которым нечего было терять, кто в лихую годину остался безо всего. У кого что-то было на родине, тот не ехал. Существовали, правда, и другие — партийцы. То есть те, кто не мог пренебречь указанием партии. Таких было много.