Покорение - Тереза Скотт

Хуана Энрике страшно раздражал недвижный, холодный взгляд черных глаз солдата.

— Ты обещал, что мы их быстро отыщем, — прорычал он в направлении солдата.

Солдат молча пристально посмотрел на него. Смотрит, как чурбан, подумал Хуан Энрике. Ему захотелось протянуть чернокожего хлыстом, но он не осмеливался: тот вел себя независимо, совсем не как те африканские рабы, которыми торговал Хуан Энрике по приезде в Новую Испанию. И не как те, которые работали на плантаторов в Санта Фе. Дельгадо подозревал, что этот чернокожий не допустит жестокого обращения с собой. Он может и ускакать — и где тогда и в каком положении окажется Дельгадо со своим «рубинчиком» и этой чертовой старухой? Потерянным в безжалостной, горячей пустыне.

— Я сказал, что мы отыщем их. Я не обещал, что скоро. — Черный подумал, что ошибся, нанявшись проводником к этому дураку-испанцу.

Стефано и в самом деле был рабом в Испании, но был послан своим хозяином в Санта Фе, чтобы основать там магазин по продаже серебряных изделий. Смекалка и деловые качества помогли Стефано купить за три года в Новом Свете свободу. Получив ее, Стефано поклялся себе, что никогда больше не станет рабом. Он женился на женщине из племени апачей-хикарилья и хорошо знал индейцев. Когда его горячо любимая жена умерла в родах, он остался с этим народом: ему больше нравилось жить среди индейцев, чем среди испанцев. Но он не забыл ни язык, ни традиции испанцев. Иногда он бывал в Санта Фе. Тут он и встретил Дельгадо, на пути из Санта Фе. Теперь Стефано обдумывал, стоят ли пять аркебуз и пять пик, обещанных ему Дельгадо, того, чтобы иметь с ним дело.

Мария Антония хихикнула: ей нравился чернокожий проводник.

— Он так забавно говорит по-испански, ты не находишь? — спросила она Дельгадо. Ей бы хотелось увидеть страсть в этих жгуче-черных глазах. Она бесцеремонно рассматривала проводника. Он ее полностью игнорировал. — Давай назовем его Вороной-два.

Все трое повернулись к ней. Она слегка смутилась:

— Ну хорошо, я подумаю о другом имени.

Матильда Хосефа презрительно фыркнула.

Внезапно проводник что-то увидел на ближайшем склоне и сказал скупо:

— Вот они.

— Где?! — закричали все трое, ничего не видя.

— Я никого не вижу, — капризно проговорила Мария.

Проводник пустил свою лошадь вскачь. Хуан Энрике долго хлестал и понукал мула, прежде чем тот соблаговолил пуститься трусцой вслед за лошадью черного. Мария едва поспевала следом на своей ослице, Изабелле, которую она назвала в честь испанской королевы, правившей двести лет тому назад.

Матильда Хосефа отказалась как-либо назвать своего осла, поэтому теперь трусила на безымянном животном. Прямо и неподвижно сидя на осле, тетушка Дельгадо повернула за ними вслед, но ее ослик был менее резв, чем Изабелла, и остановился пощипать сухую траву. К тому времени, когда она наконец уговорила осла продолжить путь, ее спутники уже собрались на вершине холма. Подъехав, она нашла их разговаривающими с группой весьма устрашающе выглядевших индейцев.

Хуан Энрике был испуган и бледен. Даже Мария Антония выглядела струсившей. Приглядевшись, тетушка ахнула: предводитель индейцев был тот самый мерзавец, который похитил ее и Кармен из каравана!

Ей хотелось предупредить Хуана Энрике, но тот не обращал на ее знаки никакого внимания. Чернокожий, такой немногословный прежде, что-то оживленно говорил индейцам. Матильде Хосефе не хотелось привлекать внимания индейцев к своей особе. Что, если они узнают ее? И что они сделали с доньей Кармен?

Она выправила свои волосы, надеясь, что они не узнают в ней ту женщину, которую бросили умирать на дне ущелья. Что тогда было на ней из одежды? Она закрыла глаза, пытаясь припомнить. Ее седые волосы тогда были подняты наверх и уложены в пучок. Но ведь тогда она была одета в черное — как и сейчас! Теперь она точно вспомнила. А что, если они сейчас узнают ее?

Лихорадочно копаясь в ящике, привязанном на спину ослу, она наконец достала ненавистные очки, о которых вспомнила — и которые оказались так кстати. Она пробормотала благодарственную молитву, что они не разбились в дороге, и водрузила их на нос. Ей бы хотелось раствориться здесь, слиться со спиной своего осла. Ее желудок свело от страха. Из-за кривых стекол очков все перед ее глазами поплыло: и пустыня, и кактусы, и индейцы, и Хуан Энрике, и Мария Антония. Как только Мария носит их? Но что было делать — надо было маскироваться. Быть узнанной индейцами… нет уж! Лучше она пойдет в казематы Инквизиции и признается в том, что она — ведьма!

И вдруг вожак этих отступников-индейцев указал прямо на нее и что-то проговорил чернокожему. Все захохотали. Чернокожий тоже улыбнулся. Донья Матильда вцепилась в седло, и снова все окружающее поплыло у нее перед глазами. Неужели мерзавец узнал ее?

— Что он сказал? — кокетливо спросила Мария Антония. Она в ожидании уставилась на черного круглыми зелеными глазами.

Черный хмыкнул и метнул взгляд в сторону доньи Матильды.

Некоторое время он молчал, а потом перевел:

— Он говорит, где вы раздобыли эту странную женщину с совиными глазами?

Мария Антония захихикала, и даже узкие губы Хуана Энрике расплылись в улыбке. Донья Матильда еще крепче вцепилась в седло; ее пальцы стали скользкими от холодного пота. Значит, они не узнали ее!

Предводитель индейцев говорил что-то еще. Тут даже немногословный чернокожий расхохотался. Он перевел, и по мере перевода желудок Матильды Хосефы все больше сводило.

— Он хочет знать, не продадим ли мы ему странную женщину, если он принесет ваши драгоценности.

Лицо Хуана Энрике просияло:

— Скажи ему, он получит все, что захочет.

Мария надула губки.

Матильда Хосефа побледнела и наклонилась на бок; ее вот-вот грозило стошнить со страха. Она и так плохо контролировала свое равновесие из-за этих очков. А теперь того не легче! Какой ужас! Индейцы торгуются из-за нее! Ведь это она выдумала план спасения Кармен, она подговорила Хуана, это ее хитрость — и теперь она оборачивается против нее!

Чернокожий заметил ее страх и как ее клонит на сторону.

— Это шутка, — холодно пояснил он.

Матильда Хосефа с плохо скрываемым облегчением обмякла в седле.

Мария Антония воспряла духом:

— Можно взамен нее предложить меня, — кокетливо проговорила она.

— Молчать! — выкрикнул Хуан Энрике. — Это невозможно!

Мария надулась.

— А как насчет драгоценностей? — спросила слабо, пересиливая страх, Матильда Хосефа. Ей хотелось увести разговор от своей персоны.

— Да, что насчет драгоценностей? — Приманка сработала; Хуан Энрике перешел к любимой теме. — Выясни, когда они нам их привезут! — приказал он чернокожему.