Кто стучится в дверь - Светлана Чехонадская

Официант залез на подоконник и открыл верхнюю фрамугу. В кафе ворвался угрюмый гул самолетных двигателей.

Они сидели вчетвером: Левицкий с Анютой на одной стороне стола, депутат и его помощник – напротив. Официант глянул на их искоса, и ему показалось, что все эти люди связаны под столом. Смешно, но он даже посмотрел вниз: нет ли веревок, тянущихся от ног к ногам…

* * *

Мария-дурочка появилась в церкви после утренней службы. Увидев ее, отец Афанасий (в миру Сергей Витальевич; сам он тоже по привычке называл себя этим именем), вдруг понял, что не видел Марию уже больше двух месяцев.

– Ты где пропадала? – удивился он, кивнув издалека.

– В больнице лежала! – весело пояснила дурочка.

Марию так прозвали не совсем правильно. Она, конечно, звезд с неба не хватала, но умственно неполноценной не была. Скорее, была глупой. Сергей Витальевич считал, что это не генетическое наследство, а вина родителей, которые первые десять лет держали ее в собачьей будке. Все нормальные интеллектуальные инстинкты завяли в ребенке, не успев развиться.

Ужаснувшись судьбе девочки, опеку над ней взял предыдущий священник Крестовоздвиженской церкви. Она выросла поразительно доброй и очень преданной. При церкви больше не жила – одна клязьминская старушка отписала ей дом. Но в Крестовоздвиженской церкви без нее было как-то сиротливо.

Сергей Витальевич слышал, что Мария тяжело переживала смерть Игоря Ледовских. С ним она была особенно дружна – почти каждый день просиживала по многу часов в его мастерской, наблюдая, как он пишет картины. При первом же посещении он протянул ей кисти и картон, она смущенно отмахнулась. Игорь не настаивал.

С тех пор каждый ее приход в мастерскую начинался одним и тем же ритуалом – этими протянутыми кисточками. Через полгода дурочка сдалась.

У нее появился в мастерской свой уголок. Игорь купил ей фартук, чтобы не сильно пачкалась. Сергей Витальевич видел, что способности к рисованию в Марии не проявляются и надежды добиться хотя бы уровня пятиклассницы нет никакой, но часы, проведенные с кистью в руках – Мария, в основном, рисовала цветы, – были, вне всякого сомнения, самыми счастливыми часами ее жизни. Он даже боялся думать о том, как она переживет потерю – отключил эту часть сознания, как бы не заметил, что Мария где-то пропадала – и теперь корил себя за это.

Дурочка же выглядела вполне радостной. Она заговорщицки поманила его пальцем, а когда он подошел, протянула ему увесистый пакет.

Узнав почерк на лицевой стороне пакета, священник почувствовал, что у него дрожат и руки и ноги.

– Откуда, Мария? – шепотом спросил он.

– Игорь просил передать. Тогда еще… Давно… Я болела…

Он не помнил, как прошел по двору, как поднялся на крыльцо, как закрыл на ключ дверь в кабинет, он очнулся только в тот момент, когда уже сидел за столом, а пакет был надорван, упаковка отброшена в сторону, а внутренности – две неравные папки – лежали перед ним.

На одной папке стояло его имя. Внутри лежала большая пачка долларов и письмо. Все еще дрожащими руками он развернул его.

«Здравствуйте, Сергей Витальевич! – за этими словами он услышал голос: знакомый и навсегда ушедший… – В последнее время меня мучают нехорошие предчувствия. Кроме того, я не уверен, что свалившиеся на меня задачи я сам способен разрешить. Вы всегда говорили, что я беру на себя слишком много – и вот как раз сейчас я стал понимать, что Вы имели в виду.

Вы в последнее время были очень заняты, да и я был занят. Все у нас не хватало времени поговорить – так всегда в жизни и бывает. Вот я и выбрал посредника – нашу Марию. Теперь я уверен, что с пакетом все будет в порядке, что бы ни случилось со мной. Если же ничего не случится, то все равно: сделайте так, как я прошу. А потом уж и поговорим.

В Вашем конверте семьдесят тысяч долларов. Мне и раньше жертвовали, но это были все-таки меньшие суммы. С ними мне было проще. Распределить же эти деньги я прошу Вас.

Вы, наверное, помните ту женщину, которая стала приходить ко мне года полтора назад. В молодости она отказалась в роддоме от ребенка. Следы его навсегда затерялись. Эта женщина сходила с ума от горя, несмотря на то (а может, и вследствие?), что у нее теперь двое детей и очень хорошая благополучная семья. Когда она познакомилась со мной, то была на грани самоубийства. Покончить с собой стало ее твердым решением.

Я знаю, Вы осуждаете меня за то, что я разговариваю со всеми этими людьми так, словно у меня есть на это какие-то полномочия. Но не сердитесь: я ведь не имею от этого никаких выгод. Я сказал этой женщине, что она уже сделала сиротой одного ребенка, а теперь хочет сделать еще двоих. «Неужели вы верите священникам, что терпение Бога безгранично?!» – вот, что я ей сказал. Представляю Ваше лицо, когда Вы читаете эти строки!.. Я посоветовал ей взять ребенка из детдома. Она так и сделала, даже взяла двоих – одного из них больного – и я ее зауважал после этого. Эта женщина почти успокоилась (представляете, сколько на нее свалилось забот – тут не до философии!), единственное, что ее мучило – это квартира. Ведь из-за ее отсутствия она отказалась тогда от ребенка. Как назло, квартиру она получила буквально через год после своего страшного решения (Бог – сентиментальный писатель! Мы с Вами уже спорили на эту тему, помните?) – Сергей Витальевич улыбнулся, вытирая слезы, бегущие по щекам. – Но жить в этой квартире не смогла. Даже не сдавала – не хотела иметь с нее никаких денег. И вот теперь она квартиру продала, а распорядиться деньгами поручила мне. А я поручаю Вам – для моего жизненного опыта эта сумма великовата. Единственное, о чем попрошу, это дать кому-нибудь взятку, чтобы убрали директрису моего интерната. Пока она там работает, добра не будет».

Слезы лились непрерывно из глаз Сергея Витальевича. Он вспомнил сказку о тролле и его кривом зеркале, которую всегда считал самым точным на свете описанием всех стадий депрессии. Он просто физически чувствовал, как растворяются в теплых слезах осколки его боли.

Второй пакет был адресован не ему.

Но, поколебавшись лишь мгновение, он вскрыл его.

И увидел кучу красно-зеленых бумаг, какие-то листки с цифрами, нотариальный бланк с голограммами и печатями, увидел и письмо.

Сергей Витальевич понял, что не совершить этот грех он просто не способен. Он развернул письмо и прочитал:

«Здравствуйте, Ольга!»

* * *

– …Я ведь разговаривала с вашей любовницей о браслете, – сказала Анюта. Депутат сидел, плотно сомкнув губы, и на нее не смотрел. – Вы ей его подарили. Это было слишком. Браслет в виде витой змеи был старинный, единственный в своем роде, ваша жена его страшно любила. Когда она увидела, что он пропал – «покинул свое место» – терпение ее лопнуло. Она поняла, что вы ее уже не боитесь, не уважаете, не ставите ни в грош. Ольга решила наказать вас – «ударить по самому больному». А что для вас самое больное? Разумеется, деньги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});