В ролях (сборник) - Виктория Лебедева

Елку установили в большой комнате, и Дарька с Сергеем теперь увлеченно ее наряжали. По случаю праздника вытащили с балкона и утвердили на прежнем месте арестованное хозяйское кресло. Пропылесосили хорошенько, накрыли старым Дарькиным байковым одеяльцем – хозяин на нем немедленно разлегся с довольной мордой. Перенесли из кухни стол и накрыли новой скатертью, которая два года провалялась нераспакованная и вот пригодилась. До вечера Катя попрятала в холодильник все что можно и что нельзя – повторения истории с пирогом не хотелось.

Всё складывалось удачно – стоило Сергею выйти покурить, как позвонил Валентин, откуда-то из Индии, не то из Китая, где проводил рождественскую неделю. Пьяным голосом клялся Кате, что она его любимая золовка (Катя поправляла – не золовка, невестка); сулил по приезде новую стиральную машину с отжимом на тысячу оборотов, хвастал пятизвездным проживанием, олл-инклюзивом и бассейном на крыше отеля, а Катя механически кивала и повторяла поочередно: «Да, Валя. Спасибо, Валя. Хорошо, Валя». Она прекрасно знала цену его хвастовства и особенно его обещаний. Вот и на свадьбу – клялся про два белых лимузина, а не только лимузинов не увидели, но и самого Валентина, который потом врал про командировку, хотя на самом деле сорвался с коллегами в Египет, на дайвинг. По счастью, Сергей на брата не рассчитывал и машины сам через фирму заказал – не лимузины, обычные «Волги», зато уж с гарантией. Катя, впрочем, на Валентина не обижалась. Дело прошлое. Что поделать, такой у человека характер… Но Сергею, когда покурил и вернулся, про звонок на всякий случай рассказывать не стала. Мало ли? Расстроится, станет опять злиться… А Кате сегодня всего важнее был мир в доме.

До наступления Нового года оставалось меньше часа. Уже были выставлены на стол нехитрые закуски и перенесены из кухни табуретки, а подарки горкой сложены под елочкой. Нарядная Дарька в белом платье, с белыми бантами в тощих косичках нетерпеливо ходила вокруг, хлюпая носом, а хозяин ходил за ней, поводя хвостом из стороны в сторону, и Сергей пытался стянуть со стола что-нибудь вкусненькое. Катя расставляла тарелки и считала время до полуночи. Минута, другая, и они вступят в новую, счастливую жизнь, где ничего не будет плохого, а только одна сплошная радость – когда переждут рождественские каникулы и потом еще три недели. Часы шли медленно-медленно, будто нарочно ее дразнили, и одна минута вмещала в себя тысячу мелких суетливых жестов – протереть полотенцем шампанский хрусталь, положить нож справа, а вилку слева, расправить уголок скатерти, поменять местами селедку под шубой и оливье – для красоты, шлепнуть мужа по руке, чтобы не нарушал выверенную композицию колбасы и сыра на тарелке.

Наконец-то сели за стол и замерли, включив радио, – ждали курантов. С первым ударом Сергей хлопнул пробкой, и в бокалы полилось, шипя пеной, перехлестывая через край. Дарька зажгла бенгальский огонь и держала его на отлете одеревеневшей от страха и восторга рукой. Плеснули шампанского и Дарьке на донышко. Катя загадала желание – про новую квартиру, про что же еще. И Сергей загадал. Они не сказали вслух, только переглянулись. И потянулись друг к другу через стол, чтобы поцеловаться. Бенгальский огонь с треском догорел, Дарька ойкнула и испуганно отбросила его прямо в селедку. Подняла бокал, как большая; оттопырив мизинец, солидно чокнулась с мамой и папой. Сергей и Катя опять переглянулись и рассмеялись. Дарька глотнула и второй раз ойкнула. Опрокинутый бокал упал на скатерть, оставив лужицу шампанского. Дарька, зажав нос обеими руками, виновато посмотрела на родителей:

– Оно в нос стреляется!

И они рассмеялись снова. Катя протянула Дарьке большой желтый мандарин:

– На, съешь!

Хозяин, который, кажется, минуту назад спал в своем кресле, уже терся вокруг елки, обнюхивал подарки. Сергей с Катей тоже принюхались – что-то им такое нехорошее почудилось в воздухе.

– Подарки, подарки! – спохватилась Дарька и полезла под елочку, откуда безошибочно извлекла самую яркую коробку. Дернула за бантик, в третий раз ойкнула и стала обнюхивать руки. Лицо ее скривилось:

– Ма-ам!

– Сережа, только не бей его! – тут же поняла Катя и хотела поймать мужа за руку, да поздно.

Он уже снял с ноги и прицельно метнул тапок в спину хозяину, который тоже все понял и почти успел скрыться в дверях. Катя наблюдала, словно в замедленной съемке, как тапок медленно переворачивается в воздухе, неизбежно настигает хозяина и бьет точно в затылок, как хозяин припадает на передние лапы и они разъезжаются в стороны, а он тукается носом в пол и так замирает, поверженный.

– Сережа! – выдохнула Катя и рванулась к коту.

– Я убью этого кота! – Сергей рванулся следом.

– Папочка! Не надо! – взвизгнула Дарька, повисла у Сергея на локте, но в порыве гнева он и ее отшвырнул. Она пребольно шлепнулась на пятую точку и заревела.

Остервеневший Сергей уже нависал над хозяином.

– Не дам! – прошептала, почти прошипела Катя, закрывая собой тельце, распластанное на полу.

– Дура! – крикнул Сергей и, шарахнув дверью, ушел на лестницу курить.

Катя присела на корточки, склонилась над хозяином. Тот осторожно приподнял голову, открыл один глаз, осмотрелся, как бы выискивая Сергея, потом открыл второй. Встал на все четыре лапы и, словно ничего не случилось, отправился прятаться под ванну. Даже не хромал. Но кончик хвоста зло ходил из стороны в сторону, и взгляд у хозяина был нехороший. Внутри у Кати что-то оборвалось.

– Вредитель! – выдохнула она неуверенно и поднялась.

– Мама, больно! – рыдала Дарька.

– Вставай! – Катя протянула руку, подняла дочку с пола, расправила на ней платьице. – Где болит?

Дарька, ничего не отвечая, крепко обняла Катю обеими руками и вытерла о ее парадную блузку заплаканное лицо.

– Папа злой! Ненавижу его!

– Дашенька, что ты такое говоришь?!

– А то!

Но подарок все-таки распотрошила, стараясь не касаться бумаги, мокрой с одного угла. И, увидев новую игрушку, плакать тут же забыла. Ускакала в свою комнату и теперь рассказывала куклам, как этой штукой правильно управлять.

А Катя, делать нечего, отправилась за тряпкой и порошком. На душе было скверно. Разве многого просила она – всего-то мира в доме, даже не навсегда, на двадцать четыре праздничных часа, – и вот что вышло! Катя чувствовала себя виноватой. Перед хозяином: действительно, что еще мог положить им кот под елочку? Они ведь его не любили, и он это чувствовал. Перед Сергеем: она защищала хозяина, и это было как предательство. К тому же Дарьке на уголок пришлось, а сверток, назначенный Сергею, был пропитан насквозь; и как только этот паразит вычислил, и откуда он выискался такой умный на их бедные головы?

Сергей отсутствовал довольно долго. Катя успела все подтереть и переложить рубашку в свежий пакет – благо она была запакована и не пострадала. Распахнула балконную дверь, впустила в комнату новогодний морозный воздух. За окнами радостно хлопали петарды и взлетали со свистом разноцветные китайские ракеты, кто-то на улице кричал «Ур-ра-а!!!» – большая, судя по всему, была компания. Кате казалось – тем, кто на улице, сейчас всем весело, и только ей одной не весело, а, наоборот, страшно. Хотя, казалось бы, – мелочь, ерунда на постном масле.

Сергей вернулся, молча покидал в тарелку того и сего и стал напряженно есть, не глядя на Катю.

– Сереж… с Новым годом… – Катя протянула мужу подарок. – Ты прости, что так скромно, я…

– Спасибо! – буркнул Сергей.

Он забрал протянутую рубашку, не разворачивая кинул под стол и продолжил трапезу.

– Сереж… – шепнула Катя.

– Всё, Кать. Всё!

– Как? Совсем? – она готова была заплакать. – Сережа, я боюсь. Ну зачем ты его, зачем? Оставалось потерпеть совсем немножечко… А теперь? Теперь все сорвется, вот увидишь. Ничего у нас не получится. Я чувствую… Зачем ты?!.

Все напряжение этой ночи прорвалось и полилось, покатилось по щекам, по подбородку; Катя присела к столу, уронила голову на руки и так сидела, вздрагивая плечами, шепча свое «Зачем?», а Сергей, отложив вилку, смотрел на рыдающую жену и не знал, что ему сделать, чтобы она успокоилась. Так они и сидели по разные стороны стола. Может, десять минут, может, полчаса.

– Я убью этого кота! – наконец сказал Сергей примирительно. – Ну, не плачь. Иди ко мне.

Он поднялся, обнял Катю за плечи и стал утешать, целовать в шею, в волосы, зашептал на ухо всякую смешную незначительную ерунду, но Катя так разогналась плакать, что успокоиться не могла.

В комнату влетела сияющая Дарька, уже забывшая обиду. Она торжественно несла в обеих руках альбомный лист.

– Мама, папа! Подарок!

Сергей обернулся. Катя, наоборот, спряталась ему за спину, наскоро вытерла заплаканные глаза салфеткой и замахала, замахала на лицо, чтобы слезы скорее высыхали, пока Дарька не видит. И только потом выглянула из-за плеча, спросила нарочито бодро: