Княжья воля (СИ) - "Константин"

— Хорошо? — дан уверенно произносит старательно заученное слово, с противным хлюпом возвращая себе оружие.

— Хорошо, Торельф, очень хорошо, — с благодарностью в голосе отмечаю я и хвалю себя, что не убил и не прогнал этого замечательного скандинава.

К хлеву мы с парнями подходим одновременно. Я и Торельф с тыла, Вран сотоварищи в открытую. Стражи и подумать ничего дурного не успевают, принимают по нескольку смертельных ударов и затихают в снегу.

Нету здесь Млады! Никого из наших нету. Бабье, дети, мужички работные, гости давешние Любимовы. Голов тридцать, не меньше. Советую им всем по домам гуртом не ломиться, а схорониться до нашего прихода поблизости и не шуршать.

— Ты потащишь их к нам? — недоверчиво интересуется Вран.

— А куда их девать, снова ведь по хлевам рассуют если не прирежут. К нам поведем, за стены. Возражений не принимаю.

Вран покорно кивает головой и предлагает выбраться из палисадов на дорогу. По наезженному-натоптанному оно скорее выйдет, хоть и разошлась метель, но густо засыпать пути еще не успела. Тут недалеко осталось. Вот и пустырек на котором я хотел когда-нибудь заложить усадебку, за ним овраг и узкая, извилистая тропка к городским воротам. Удобный пустырек. Давным-давно здесь стоял дом да сгорел, а строиться на заросшем пепелище желающих не находится. Ивняк за годы вымахал высокий и размашистый, летом здесь козы бродят, зимой наносы снежные по грудь, захочешь — не пройдешь. Знающий и не полезет, потому как другую дорогу к мосту ведает. Тропка эта летом хороша, а зимой от нее проку ноль, больно уж сильно заметает котловину оврага. Что, впрочем, не слишком помешало неожиданно объявившимся врагам Полоцка пройти этим путем напрямик к городскому мосту. В снегу на дне оврага пробиты три глубокие борозды, по характеру следа понятно, что за первопроходцами следовали в изрядном количестве сообщники, пара человек не смогла бы проделать такие колеи.

Однако, что-то разорались там у моста. Метель значительно сократила видимое расстояние, возможности разглядеть происходящее вдалеке никакой, но нарастающей шум от городских нравится мне все меньше. Это не шум большой драки, так шумит торжище в непогожий день — звонко и недобро. Видимо, ворваться в город с разбегу не вышло, вломил Ингорь со стен передовым отрядам по сопатке, вот и думают теперь: ждать подкреплений на занятых позициях или расходиться.

— Ускоримся, братцы! — брызгаю тревожным шепотом. — За мной, бегом марш!

До корчмы добираемся без осложнений. Рядышком на торге шум-треск, крики, а здесь — тихо как в раю, жареным мясом разит привычно, будто и нет никакой войны. Соваться в трапезный зал с главного входа небезопасно, вдруг там внутри рота чужаков пирует, могут не обрадоваться. В прямоходящем, гордом положении подходим к задней двери. В отличии от передней она не двойная и широкая, к тому же оказывается не запертой. Первым входит Мороз и в полутьме спотыкается о разваленную по полу утварь, гремит горшками, рассыпает мешок с горохом. На поднятый шум прибегает Яромир.

— Слава богам вы пришли! — жарко выдыхает лютич, распространяя сивушный дух. Рукава его рубахи закатаны до локтей, тощую грудь и живот прикрывает засаленный передник. Некрасивое лицо пытается изобразить улыбку.

— Младина где? — спрашиваю, торопливо затворяя за всеми вошедшими дверь.

— Здесь, все здесь. Стряпают. Даже Кокован. В корчме пятеро чужих сидят, жаркого ждут.

Глаз он не прячет, но настороженным как у хищника нутром я чую его напряжение. Боится, или скрыть чего хочет? Стискиваю предплечье Яромира и притягиваю долговязую конструкцию поближе.

— Ты, я вижу, тут времени даром не теряешь. Врагов прикармливаешь?

Лютич вздрагивает, словно получил средней силы электрический разряд между лопаток, быстро мотает бороденкой.

— Говори, только быстро. Кто они? Зачем пришли? Почему вас не трогают? Разве Жила к вам не прибегал предупредить, чтоб уходили?

Руку из моего захвата Яромир не выдергивает, я так и держу его пока он не заканчивает свой короткий рассказ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Это курши. Вернее, курши и примкнувшие к ним земиголы с латгалами. Решили взять с Рогволда дани за десять лет. Самый главный у них куршский князь по имени Горхид, но он с основным войском еще не подошел к Полоцку. Яромир, представишись латгалом, так как вполне сносно болтает на их языке, предложил сотрудничество с оккупацоинным режимом и услуги корчмы в придачу. Потому и не трогают. Пока куршской дружины нет. А Жилы не было…

Странно, куда он мог деться? До корчмы не добрался, это уже ясно, неужели завалили по пути моего верного разбойничка, ведь не выполнить поручение он не мог, не в его это стиле.

Честно признаться, непроходимой тупостью неприятеля я изумился от всей души. Вот бараны, полезли на крепость без подготовки, не дожидаясь сильного войска. Мало их Рогволд гонял, еще захотели. Видать, здорово обиделись за прошлый раз.

— Значит так, Вран, тех в корчме перебить, главную дверь на засов и уходим! Быстрее давайте! Яромир, дуй к Младине, вели собираться.

— Там в каморке еще хозяин, — помявшись, докладывает Яромир и весьма артистично закатывает глаза, изображая состояние человека при смерти. — Ранен копьем в подмышку.

— Дикань здесь? — вопрошая удивленно, пытаясь понять что привело сюда номинального владельца корчмы.

— С ним Рык и Юрка. Я сказал, что они мои рабы.

— Молодец, Яромир, — говорю чистосердечно, придя к выводу, что мой бывший невольник заслужил похвалу за проявленную смекалку и изворотливость. Именно благодаря ему живы все, кто мне дорог. Вот только раз Дикань здесь, значит он один и сумел вырваться из дома, стало быть, баба немощная его и Роса либо погибли, либо где-то в другом месте типа того хлева.

С Младой мы обнимаемся, словно сто лет не виделись, цепко и горячо. Держится она молодцом, ни слезы, ни вздоха заполошного. Понимает что к чему и как, только глазища свои доверчивые таращит как ребенок.

С непрошенными посетителями моей корчмы парни разбираются в два счета, пикнуть никто не успел, а в зале появилось пять жмуриков с рублеными ранами. С покойников поснимали все ценное, коего нашлось сущий мизер, разжились тремя топорами, ножами и двумя копьями. Хоть какая-то прибыль с нерадивых. Рык с Яромиром тут же вооружаются. Юрку достается топор с костяной рукоятью и копье.

Обитателям корчмы собираться только подпоясаться, из вещей два кулька, лишь Кокована не удалось уговорить не брать с собой гусли. Через десять минут мы готовы к выходу. К сожалению без Диканя. Дед совсем плох. Бочину ему просадили знатно, перевязка жирно бухнет кровью. Меня он еще узнает, но по другим лицам мажет взглядом как водой по стеклу. Брать его нельзя, несмотря на всю жалость — не доведем и не донесем. Он и не рвется, просится помереть в родной корчме.

Все, на выход! Я подхватываю под локоток Младу и подрываюсь нестись как испуганная лань от охотников.

— Не уйдем, Стяр! Там десятка два во дворе, за мной гнались! — хрипит вернувшийся из разведки Ясень. Челюсти его сжаты, сведенные то ли страхом, то ли злостью белые губы похожи на куриную гузку.

Мать-размать… Не успели!

Стоп! Отпускаю Малдину. Набираю полную грудь воздуха и с силой выдыхаю в полном соответствии с канонами восточной дыхательной гимнастики. Успокаиваюсь, значит. Окидываю взглядом ставшие дорогими сердцу стены корчмы, убранство, столы, очаг. Это не крепость, сидеть нам тут не позволят, сожгут нахрен, значит выход только один — валить!

Собираю свою маленькую бригаду в кружок. Два десятка для нас многовато, пусть это и не профессиональные вояки, а сброд, жаждущий наживы, мужики-добровольцы, но все равно — слишком.

— Значится так, парни! Внутри нам не развернуться, массой задавят, а выходить на открытый бой тоже все поляжем. Посему предлагаю следующее: нужно приковать их внимание к большой двери, собрать тут всех, а самим выскользнуть через заднюю.

Кисляк на рожах виснет у всех, кроме Юрки, тому хочется драться, а не бежать. Вран и вовсе морщится, словно никогда не слыхал большей глупости.