Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв. - Александр Пресняков

Притом более чем вероятным надо признать предположение, высказанное, например, Любавским, что между польскими послами шляхетскими и подляшской и волынской шляхтой состоялось предварительное соглашение. Это подтверждается теми требованиями, которые выставлены ими относительно условий присоединения этих земель. Привилей о присоединении их к короне Польской должен ввести сенаторов и послов от них в сенат и сейм, освободить обывателей их от литовских тягостей, запретить отдачу корчем и мытов евреям и изъять эти земли, когда они станут польскими, от действия конституции 1504 г. о редукции государственных имений из частных рук.

Король колебался, опасаясь разрыва с Литвой. Соглашаясь только на присоединение Подляшья, он требовал от сейма формального обязательства защищать в случае надобности подля-шан от Литвы. Того же, и притом письменного, обязательства требовали и подляшские послы, опасаясь репрессий, которыми грозили за измену литовские паны-рада. Получив обещание, подляшане присягнули короне Польской и засели в польском сейме, чтобы принять участие в составлении универсала о присоединении своей области к Польше. Присягнули и местные урядники. Отказался от присяги один подканцлер литовский Волович, имевший в Подляшье крупные держания: ему разрыв Подляшья с Литвой грозил чрезмерной двойственностью положения. Паны-рада литовские ответили рассылкой военных листов, в том числе и в Подляшье, требуя выезда шляхты в посполитое рушенье под угрозой конфискации имений.

12 марта король разослал универсал о возвращении Польше Подляшья и Волыни, назначая сенаторам и послам Волынским и подляшским, если кто из них уехал, срок для возвращения на сейм. В Люблин вызывались все старосты и державцы Волыни и Подолии для присяги. Привилей обеспечивал то, чего требовали послы: освобождение от тягостей и от редукции, и был принят сеймом.

Им обещалось также, что уряды и достоинства будут даваться только местным уроженцам.

Литовское магнатство готовило сопротивление, но масса шляхетская отнеслась ко всему делу с крайним равнодушием, и сил для борьбы не было. Шляхта великого княжества Литовского удержала панов от разрыва с Польшей и настояла на отправлении послов в Люблин. 5 апреля явились эти послы: Волович и Ходкевич, Радзивил и Кишка. Они настаивали на господарской присяге хранить целость Литовско-Русского государства, на выработке проекта унии согласно с достоинством обеих стран для рассылки его на поветовые сеймики, чтобы уния по предварительном обсуждении была принята свободно на вальном литовско-русском сейме. Коронный сенат соглашался, но посольская изба возражала, опасаясь давления панов на шляхту. И громче всего возражали подляшане.

Один из их хоружих, доказывая, что нечего обращаться к сеймикам, говорил полякам:

«Сеймики там отбываются иначе, чем у вас, господа. Там приезжают на сеймики только воевода, староста да хоружий, напишут, что им вздумается, и пошлют земянину на дом, чтобы подписал; если не подпишет, его отдуют палками… там шляхта ничего не решает, одни паны что хотят, то и делают»{161}.

Пусть это несомненная карикатура на сеймики литовские, проведшие в предыдущее десятилетие столько нового наперекор панам, но характерно настроение шляхетских послов, вскрывающее, что их гнало к унии.

Сейм и не дал согласия. От коронной рады литовские послы получили ответ, что поляки ждут еще 4 недели простого возвращения литвинов в Люблин.

Но Сигизмунд-Август взял на себя решить дело иначе. Он разослал от 28 апреля листы, назначая поветовые сеймики на 10 мая, со своими посланцами. Сеймики должны были прислать послов в Люблин к 30 мая. Посланцы королевские должны были изложить на сеймиках историю всего дела: как король созвал «сейм спольный» по просьбе станов Литовско-Русского государства, как станы панов и магнатов не могли согласиться на начало дела «от старых списов» и «от намов на соймах прошлых», не имея на то полномочий от братьи своей, и как паны отъехали, ничего не постановивши. Приходится потому созывать новый сейм.

Призывая на сейм, господарь выражал удивление, «иж сами добровольне просите о зуниеванье для вальки потужное и о соймы спольные для того, а гды на съем послов выправуете, замероную моц им даете и на становенье унии новый обычай», вместо того чтобы основываться на старых актах. Теперь пусть приедут послы «с зупольною моцъю становити тако коло унии, яко и спольные обороны». Ввиду напряжения отношений король обещает послам свободу и неприкосновенность{162}.

Пока шло дело о новом сейме, поляки заканчивали присоединение Подляшья и Волыни. Сенаторы и магнаты, владения которых были в Подляшье, не явились. 2 мая Тышкевич потерял воеводство — оно было передано присягнувшему Кишке. Каштелянство потерял Тризна — получил его поляк Адам Косинский. То же и на Волыни. В 20-х числах мая магнаты один за другим стали присягать. Присягнул волынский воевода Чарторыйский, киевский воевода князь Вас. Острожский, луцкий староста Корецкий, князь Вишневецкий и др. Остафий Волович оговорил, что присягает, как волынский землевладелец, оставаясь подданным великого княжества. Так эта присяга, видно, вообще разумелась. 26 мая издан волынский привилей, сохранивший на Волыни действие литовского статута; кроме того, что противоречит уравнению прав волынской шляхты с польскою, дозволяется волынцам исправлять статут на сеймиках, внося исправления на коронный сейм. Официальным языком остается русский.

На этом не кончилось. Поднят был вопрос о таком же возвращении Киевщины и Подолии литовской, как и Брацлавского воеводства. Брацлавщину присоединили как часть Волыни, а далее уже сенаторы и послы воеводств Брацлавского и Волынского стали особенно настаивать на присоединении Киевщины. Воевода брацлавский, князь Роман Сангушко, при присяге умолял не отделять Брацлавщины от Киевщины, с которой она связана более, чем с Волынью.

Волынцы настаивали, что для южной Руси Киев необходим, как ключ ее, форпост против татар и Москвы. Именно это значение Киева, как мы видели, вызвало возражение против его аннексии в сенате. Киевщина была присоединена на тех же условиях, как Волынь.

Когда явились на новый Люблинский сейм паны и послы литовские, дело было закончено. Панам радным оставалось спасать, что можно. Результат компромисса — акт 1 июля 1569 г. Известны основы этой Люблинской унии: 1) великое княжество Литовское и королевство Польское составляют отныне одну Речь Посполитую, одно нераздельное государственное целое; 2) у них один государь, избираемый польско-литовским сеймом, коронуемый в Кракове; 3) хотя особое избрание и посажение на великое княжество отменено, но в титуле сохраняется провозглашение его королем польским и великим князем литовским, русским, прусским, мазовецким, жмудским, киевским, волынским, подляшским и ливонским; 4) элекция вольная, так как династические права Ягеллонов перешли к короне Польской; 5) король под присягою подтверждает права и вольности обоих народов в одном привилее; 6) рада и сейм общие, отдельных литовских сеймов король созывать не будет; 7) но законы, судебные решения, права и вольности земские и привилегии отдельных лиц остаются в силе по-старому; 8) договоры и союзы с иностранными государствами заключаются не иначе, как сообща, а по делам важным и переговоры не иначе, как сообща; 9) одинаковая по весу и ценности монета; 10) свобода сельскохозяйственных продуктов шляхты и ее подданных от внутренних и внешних таможен; 11) отмена запрета приобретать имения полякам в Литве, литвинам в Польше; 12) уряды и достоинства в великом княжестве остаются без изменения; 13) редукция розданных столовых имений не распространяется на Литву, но король не будет больше их раздавать (спадковые может раздавать и полякам и литовцам, лишь бы без ущерба для военной службы){163}.

Таковы существенные пункты государственно-правового акта, превратившего, по обычному представлению, династическую унию Литвы с Польшей в унию «реальную». Но нет более сложного вопроса в теории государственного права, как учение о «соединенных государствах», а такие исторические формации, как Польско-Литовское государство, особенно трудно «догматизировать», тем более что действительные отношения плохо укладывались в формулы люблинского акта, да и сам этот акт редактирован крайне неотчетливо, бессодержательно и неопределенно.

«Акт унии, — читаем в одной из статей М.К. Любавского, — совершенный в Люблине, намечал только в общих чертах будущее положение великого княжества Литовского, многого не договаривал до конца, кое-чего не касался вовсе, так что по одному этому акту, в сущности, нельзя еще составить себе ясного и конкретного представления о том, что же принесла с собою уния 1569 г. для великого княжества, что удержало оно из прежнего исторического наследия и с какою внутреннею организациею сделалось оно неотъемлемым членом Речи Посполитой».