Узники неба - Майкл Муркок

Через два метра Шеврон нагнал ее. Из-за грохота удаляющегося прибоя она его не услышала. Даже плывя в воде, она двигалась с изяществом и грацией.

Определенно, Анна Рилей занимала в жизни Полдано довольно значительное место, помогая ему противостоять превратностям судьбы. Но это было ошибкой — позволить себе поддаться чувствам. Это мешало здравому суждению, отвлекало от того дела, которому они служили. Если личный опыт что-то и значил, то сам он был вне досягаемости этого. Тем не менее, определенные отношения имели место в его жизни. Шеврон прибавил ходу и прокричал ей прямо в мокрое ухо:

— И так некогда было скучать, так прибавилось морское купание! Вам, наверное, должно казаться странным то, чем вы занимались до того, как я ворвался в вашу жизнь?

Слова, пришедшие из темноты, заставили девушку остановиться, и Шеврон вынужден был слегка подтолкнуть ее, взяв за плечи.

Анна Рилей высвободилась и продолжала плыть дальше, не сказав ни слова. Все ее поведение достаточно красноречиво говорило, что она не замечает его и совершенно не принимает в расчет. Когда ее ноги коснулись сухого песка, она энергично стащила с себя халат и принялась выжимать его. Он был полон морского песка и ракушек. Где-то далеко в море пылала яркая точка. Это «Лотос» догорел до основания и был готов затонуть.

Когда Закайо появился на мелководье, с трудом таща за собой тюк, пылающая точка уже исчезла. Он перерезал ножом веревку и вытащил бутылку с джином.

— Я думаю, это как раз то, что нам надо, босс. Кроме того, необходимо немного передохнуть. Может быть, больше не представится подходящего момента.

Анна Рилей, которой было предоставлено право первой отпить из бутылки, нисколько не колебалась. Она промокла, устала, была сбита с толку, глубоко разочарована и совершенно не способна видеть что-либо хорошее в сложившейся ситуации. Возможно, это добрый самаритянин при свете звезд подал ей бутылку простой воды, и она, припав соленым языком к горлышку, отхлебнула из нее на целых три пальца, прежде чем поняла, что это дело человеческих рук.

Закайо ловко подхватил упавшую бутылку, а Шеврон услужливо стал колотить ее меж лопаток.

Когда Анна смогла говорить, она прохрипела:

— Павлов и мисс Доугал покровительствуют наивной девушке. Что же это было, в таком случае?

И тем не менее, выпитое возымело свое действие. Когда Закайо повел их вверх по берегу к ближайшей цепочке деревьев, Анна Рилей последовала за ним, словно зомби. Там, где разумные доводы не имеют силы, зеленый змий действует безотказно. Подобно Офелии, она даже ухитрилась напеть несколько отрывков из песен.

Двоюродный брат Закайо, Усамах, был не из тех, кто выставляет на всеобщее обозрение богатый фасад. Саманная стена его дома, выходящая прямо на маленькую площадь, была совершенно голой, за исключением единственной двери. Когда Закайо потянул за простую механическую ручку, где-то вдалеке задребезжал звонок и дважды тявкнула собака, прежде чем чутко спящий хозяин заставил замолкнуть ее ударом кулака.

В ожидании Шеврон осторожно обошел вокруг соседних домов. Анна Рилей подошла к небольшому фонтану в центре площади, села на низкий каменный бортик и свесила ноги в бассейн. Ее голова все еще гудела, словно кто-то всю дорогу следовал за ними по пятам и бил в огромный барабан.

Это был небольшой квартал в старой части города, где все еще сохранились старые арабские традиции. Другие бы подслушивали, стоя за закрытыми дверьми, но здесь люди не были любопытны.

Закайо позвонил снова. В двери на уровне глаз открылось окошечко, и из глубины брызнул свет.

Они прибыли на место.

А дальше долгий путь по узким переходам, винтовым лестницам в толще массивных стен, прохлада и тишина, словно они проникли внутрь мастабы[8]. Затем для Анны Рилей все закончилось в большой холодной комнате с мозаикой из голубых с золотом изразцов, массивной кроватью с пологом на четырех столбах, украшенных сталактитами в виде кистей граната, и звездным небом через весь свод в мавританском стиле.

Это была святая святых. Анна Рилей позволила кроткой смуглой девушке с длинными черными волосами, перевязанными нитью из серебряной проволоки, и тяжелыми браслетами на запястьях и лодыжках стащить с нее потрепанный халат и отвести к алькову, где стояла наполненная горячей водой ванна.

Все это поражало сходством с воспоминаниями о прочитанных в детстве старинных сказках. Здесь мог жить материализовавшийся из кувшина принц с кривой турецкой саблей в ножнах. Но она знала, что принц убит. Лишь Шеврон заглянул ненадолго, чтобы поинтересоваться:

— Все в порядке? У вас есть все необходимое? Поспите немного, а утром мы решим, что делать дальше.

Это возымело действие удара обухом по голове. Принц превратился в лягушку. Анна уткнулась лицом в подушку и собралась спать.

Шеврон наблюдал за ней около минуты. Он догадывался, о чем она думала.

Ее чувство к Полдано было искренним. Она действительно была такой, какой по ошибке он представлял себе Паулу. Следовательно, это возможно.

Хотя лично ему это ничего не давало, было важно знать. Настоящая дружба и взаимовыручка между людьми — возможна. Но, как гласит арабская мудрость, человек не может наполнить винный погреб одной изюминкой. Ему были необходимы еще доказательства, чтобы окончательно убедиться в этом.

В ведении дома Усамах придерживался древних арабских традиций. Гостеприимство позволило Анне Рилей принять участие в завтраке, но она была единственной женщиной за столом.

Здесь были свежеиспеченный хлеб, кофе, фрукты. Анна села в стороне и, наблюдая за тремя мужчинами, решила, что, если бы она записала все это на пленку, никто бы не поверил.

Закайо предстал совершенно в новом свете. Будучи родственником, он имел определенные права. Из знаков внимания, которые ему оказывал Усамах, следовало, что здесь он был важной персоной. Из разговора стало ясно, что Закайо — состоятельный человек. Полдано никогда не упоминал про это. Возможно, это было бы новостью и для него, во всяком случае, в жизни Полдано было много того, о чем она даже и не догадывалась.

Шеврон также удивил ее. Он завел долгий разговор о прикладном направлении в мусульманском искусстве. Он говорил, что на Западе неправильно толковали Коран, ошибочно полагая, что существовал некий запрет, который не позволял мастерам использовать живую натуру, но в действительности они очень часто использовали в повседневных украшениях человеческие фигуры, животных и растения. Возможно, дело было в том, что эти изображения были абстрактными, а не реалистическими, что усиливало сказочное богатство украшения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});