Гибель советского кино. Тайна закулисной войны. 1973-1991 - Федор Раззаков

А вот строчки про коллег из киношного мира:

«Кинофестиваль во Фрунзе. Никогда еще не видел такого количества идиотов, собранных в одну кучу!!. Пусть все летят к чертовой матери в пропасть, на дне которой их «блага», звания, ордена, медали, прочие железки, предательства, подлости, попранные принципы, болото лжи и морального разложения…»

В то время как в либеральной среде принято было восхищаться киношными экспериментами, которые являли миру в своих фильмах такие режиссеры, как Андрей Тарковский, Сергей Параджанов, Никита Михалков или Глеб Панфилов, Даль оценивал это совсем иначе. Цитирую:

«Парафраз из Э. Хемингуэя: «Если актер (режиссер) играет (ставит) ясно, каждый может увидеть, когда он фальшивит. Если же он напускает тумана, чтобы уклониться от прямого утверждения, то его фальшь обнаруживается не так легко и другие актеры (режиссеры), которым туман нужен для той же цели, из чувства самосохранения будут превозносить его. Не следует смешивать подлинный мистицизм с фальшивой таинственностью, за которой не кроется никаких тайн и к которой прибегает бесталанный актер (режиссер), пытаясь замаскировать свое невежество или неумение работать ясно. Мистицизм подразумевает мистику, наличие некоей тайны, и на свете много тайн; но нет ничего таинственного в отсутствии таланта».

Разве сие не относится к так называемой – михалково-панфилово-кончалово-чуриковщине и присно с ними?!»

Про режиссера Анатолия Эфроса, который в либеральной среде носил звание одного из самых продвинутых, Даль в своем дневнике оставил следующую запись:

«Как человек примитивен и неинтересен, а иногда просто неприятен. Женский характер… Он мечтает собрать вокруг себя личности, которые, поступившись своей личной свободой, действовали бы в угоду его режиссерской «гениальности», словно марионетки. Он мечтает не о содружестве, а о диктатуре. Но это его мечта, тщательно скрываемая. Он весь заведомо ложен, но не сложен…»

А вот строчки про не менее известного актера и режиссера Олега Ефремова:

«Я уже потерял… всякую веру в авторитеты вроде Ефремова и иже с ними, понял, что, кроме корысти, они ничего не ищут в искусстве, – и прекратил с ними отношения…»

Про Олега Табакова в дневнике Даля написанное следующее:

«Табаковщина» или «Табаковизмы». Объяснение нашел у Ф.М. Достоевского… наконец-то… измучился… Вот оно – «Это тип и воплощение, олицетворение и верх самой наглой, самой самодовольной, самой пошлой и гадкой ординарности!

Ординарности напыщенной, ординарности несомневающейся и олимпийски успокоенной; рутина из рутин!

Ни малейшей собственной идеи не суждено воплотиться ни в уме, ни в сердце этого типа НИКОГДА!

Но тип этот завистлив бесконечно; он твердо убежден, что величайший гений. Но сомнения посещают его иногда в черные минуты, и он злится и завидует…»

Еще более безжалостные характеристики Даль отпускает по адресу кинорежисера Михаила Швейцера и его жены Софьи Милькиной, у которых он снимался в телефильме «Маленькие трагедии» (правда, роль Даля в итоге вырезали):

«Режиссер – идиот. Его надо лечить. Интеллигентный кретин… «Режиссерская жена». Это отдельный роман о необузданной психопатке…

Как же можно позволять двум, явно нездоровым людям заниматься искусством и руководить коллективом нормальных людей!

Кинематограф пережил всякое: и немоту, и конформистскую тупость, и реализм, и сюрреализм, и авангардизм, но…

Но с приходом в кинематограф режиссера Н. и его штучки-жены мы сталкиваемся с небывалым течением. Его можно назвать – «параноидально-шизофренически-идиотическим»…

Мое презрение к этим людям безгранично. Мне их даже не жалко. Какая трагедия, что они, в какой-то мере, принадлежат к моему делу…»

Конечно, можно объяснить все эти словесные эскапады знаменитого артиста его сложным и неуживчивым характером, наконец, его болезнью – алкоголизмом. Безусловно, все это накладывало отпечаток на его характеристики коллег, однако было и другое, то, что принято называть чрезмерной критичностью ума. Однако отметим, что у таких людей, как Высоцкий и Даль, их критичность распространялась не только на людей посторонних, но и на самих себя. В этом было их отличие от большинства коллег, которые поносили кого угодно – власть, чиновников, друзей, – но только не себя, любимых.

Высоцкий и Даль никогда не были диссидентами, они были инакомыслящими. Тот же Высоцкий демонстративно избегал любых диссидентских сборищ как у себя на родине, так и за ее пределами. Поэтому в своей беспощадной критике режима Высоцкий и Даль были гораздо большими патриотами, чем многие из их коллег, апеллирующих к «вражьим голосам». И умерли Высоцкий и Даль вовремя: даже трудно себе представить, как бы они жили в годы горбачевской перестройки или годы ельцинских реформ, когда искусством стали управлять не чиновники-перестраховщики, а циничные и беспринципные продюсеры, превратившие тот же кинематограф в товар самой бессовестной купли-продажи.

Мемуары перебежчика

Между тем эпоха, названная либералами «застоем», доживала последние дни. Брежнев был уже совсем слаб, причем как в физическом плане (плохо соображал и говорил, с трудом передвигался), так и в политическом (за его спиной его близкие и сподвижники могли обделывать любые неблаговидные дела). Все это играло на руку либералам-западникам и дискредитировало державников, которые невольно ассоциировались в глазах общественности с прогнившей брежневской властью. Чтобы понять, каково было отношение либералов к представителям державного направления в советском кинематографе, сошлюсь на слова все того же В. Головского – как мы помним, яркого представителя племени либералов-космополитов. В его устах наиболее видные державники выглядят следующим образом:

«Несомненным лидером этой компании был Сергей Бондарчук – человек, страдавший манией величия. Неплохой актер, он стал посредственным режиссером, но всегда помнил, что Сталин наградил его, совсем еще молодого, званием народного артиста СССР. Видимо, это и положило начало его будущей карьере и абсолютной убежденности в собственной гениальности и непогрешимости… Главным оружием Бондарчука было хамство и непоколебимая уверенность, что ему, великому, все позволено… При этом Бондарчука, как и большинство известных советских кинематографистов, одолевала зависть к зарубежным коллегам, к их доходам, роскошной жизни и международной славе. Все время планировались фильмы, требовавшие съемок за рубежом. Так родился проект киноэпопеи о Джоне Риде по книге «Десять дней, которые потрясли мир»…»

Здесь позволю себе на время прервать рассказчика, чтобы внести собственную ремарку. Только бредом воспаленного сознания можно назвать утверждения Головского, что Сергей Бондарчук был посредственным режиссером и завидовал международной славе своих зарубежных коллег. Ведь Бондарчук был награжден «Оскаром» за грандиозную киноэпопею «Война и мир», а также снял с итальянцами фильм «Ватерлоо», который имел большой успех именно на Западе. Да, заработки Бондарчука уступали гонорарам иных его западных коллег, однако по советским меркам они были более чем достаточными – они исчислялись десятками тысяч рублей. Бондарчук ни в чем не нуждался, жил в шикарной квартире на престижной улице Горького, имел дачу, автомобиль и другие атрибуты роскошной жизни.

Съемки своих фильмов Бондарчук никогда специально за рубежом не планировал. Достаточно сказать, что снимать «Ватерлоо» его пригласили сами итальянцы, после чего он целое десятилетие безвылазно трудился у себя на родине, сняв два фильма: «Они сражались за Родину» (1975) и «Степь» (1977). И только в самом конце 70-х взялся за международный проект – фильм по Джону Риду «Красные колокола». Однако побудительным мотивом для этого у Бондарчука было вовсе не желание съездить на халяву за кордон (он и так постоянно мог выезжать туда в составе различных делегаций). Бондарчуком двигала его гражданская совесть.

Видя, во что превратили страну старцы из Политбюро, он затеял грандиозный фильм о двух революциях – Мексиканской 1910 года и Октябрьской 1917 года, чтобы напомнить руководителям страны и миллионам советских людей о том, за что их предшественники 70 лет назад проливали свою кровь – за то, чтобы в России было создано первое в мире государство социальной справедливости, и что сегодня это государство находится в опасности. Но таким людям, как Головской, подобных порывов не понять. Ведь родина для них – любая страна, где им сытно и легко живется (потому они и бегут, словно крысы с корабля, из любой страны, где возникают какие-то трудности), а понятие «гражданская совесть» для них и вовсе анахронизм. Короче, человек-животное никогда не поймет человека-духа.

Между тем одним Бондарчуком Головской не ограничивается. Вот как он отзывается о другом известном советском кинорежиссере – Станиславе Ростоцком: